Мысли вслух на16 Мая 2024

Павел в своих посланиях нередко говорит о том, что такое Традиция. И, наверное, одним из лучших, наиболее ёмких и наиболее точных, её определений является его призыв «подражайте мне, как я Христу». Интересно отметить, что вторая часть этой фразы не встречается в ранних рукописях, являясь, как видно, поздней вставкой, какие встречаются иногда в новозаветных текстах. Но вставку эту можно считать вполне уместной, учитывая смысл и характер служения Павла, который действительно сделал подражание Христу его основой.

Собственно, без такого подражания и не приходится говорить ни о какой Традиции: ведь христианство не религия, предписания которой нужно выполнять, а жизнь в Царстве, первым примером которой стала жизнь Самого Спасителя. И каждый христианин призван к тому, чтобы, подобно Христу, жить полной жизнью Царства. Конечно, речь отнюдь не идёт о каком-то внешнем подражании: в жизни вообще и в духовной жизни, в особенности, нет ничего хуже и страшнее подражания, имитации чужой жизни.

И речь идёт не только о жизни Самого Спасителя, но и о жизни любого из христианских праведников или отцов Церкви: ведь любая жизнь уникальна, и жизненный путь каждого по-своему неповторим. Но жизнь в Царстве невозможна ни для кого без живых и тоже совершенно в каждом случае уникальных отношений со Христом, которые, при всей своей уникальности, все имеют между собой и нечто общее.

Вот это общее в отношениях каждого из христиан со Христом и составляет ядро христианской Традиции как опыта жизни в Царстве. Но помимо отношений со Христом всякая такая жизнь предполагает ещё и отношения с ближними. А они ещё более разнообразны, чем отношения со Христом. Каждый христианин проживает свою жизнь в Царстве и в Церкви, подобно тому, как прожил её сам Павел. И, конечно, когда дело касается людей, оснований копировать, имитировать чужую жизнь ещё меньше, чем в случае Самого Спасителя. Но вот сделать центром своей жизни свидетельство о Христе и о Царстве — действительно, задача каждого христианина.

Конкретика же зависит от обстоятельств, которые у каждого в жизни, разумеется, свои, в чём-то типичные, в чём-то уникальные. И тут, разумеется, имеет смысл не бездумно имитировать чужую жизнь, а понять её с точки зрения тех законов Царства, по которым живёт всякий христианский праведник. А поняв, использовать опыт предшественников в собственной жизни с тем, чтобы не повторять чужих ошибок и не изобретать велосипед. Тогда каждый христианин станет настоящим свидетелем Царства, а Церковь в целом будет тем, чем она и должна быть: телом Христовым.

Господь снова говорит о суде, который ожидает все дела людей. Вероятно, речь об этом не раз заходила во время земного служения Христа, и все евангелисты так или иначе передают то, что говорил Учитель. В отличие от пространной притчи о Последнем суде, переданной евангелистом Матфеем, евангелист Иоанн приводит здесь откровение о власти, которую Отец отдал Сыну.

Господь говорит, что Отец Небесный отдал Ему власть творить суд, потому что Он есть Сын Человеческий. С одной стороны, речь идет о Мессии, которого Священное Писание нередко называет Сыном Человеческим, Поэтомы мы можем понять Спасителя так, что суд отдан Ему, потому что Он — Христос, Спаситель и Искупитель мира. С другой стороны, вспомним слова ап. Павла: «Посему Он должен был во всем уподобиться братиям, чтобы быть милостивым и верным первосвященником пред Богом, для умилостивления за грехи народа. Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь» ( 2:17-18).

Иоанн Дамаскин говорит об этом же в ирмосе воскресного канона 1 гласа, обращась ко Христу словами: «Один знающий немощь человеческого существа и с состраданием ее принявший, препояши меня силою свыще...». Сын, по мысли апостола Павла и преп. Иоанна, один знает всю нашу немощь, и потому Ему дано право и судить нас: Он сам испил нашу чашу до дна.

Перед нами Тайная вечеря, прощальная беседа с учениками. Сегодня Церковь предлагает нам, казалось бы, лишь 7 стихов из нескольких больших глав, в которых Иисус напоследок беседует с будущими апостолами. Ведь так много нужно сказать перед Своим «уходом» — подготовить их к главному испытанию их жизни… Именно поэтому эти стихи так полны — Иисус не может позволить Себе терять время ни на лишние слова, ни на пространные объяснения. Ученики все равно не в состоянии понять сейчас все, что Он говорит, но потом придет Дух и напомнит им все (см. Ин. 14:26). Напомнит им об этой молитве Учителя, Его страстном желании единства Его учеников и всех тех, кто уверует по их свидетельству. И слова «да будут совершены воедино» означают гораздо больше единых идеологий, устремлений и тому подобного — речь идет о совершенном единстве, объединяющем все сферы наших жизней. И еще Иисус молится о том, чтобы каждый человек познал то, что Отец возлюбил его так, как Сына (см. Ин.17:23). Ведь именно это знание может преобразить мир, объединяя всех людей в то единство, которого ждет наш Господь.

Читая евангельские притчи, мы, так или иначе, ставим себя на место тех или иных персонажей. Возможно тогда ученики видели в образах этой притчи фарисеев и грешников, или иудеев и язычников. Сейчас мы можем вчитываться в нее, видя себя в образе как званых, пренебрегших брачным пиром (ведь нас позвали), так и «злых и добрых», попавших туда незаслуженно (ведь мы этого не заслужили). Но есть нечто общее, объединяющее «званых» и человека «не в брачной одежде» — они не уважают Бога. Мы не раз читали, что главное, к чему мы призваны, главные заповеди Христа — любовь к Богу и к ближнему. Но великое начинается с малого, а если нет малого, то может ли быть великое? Если нет огня любви, можно начать просто со внимания к Божьему Слову и к человеку. Если Он позвал, то говорить, что у нас дела поважнее, или что мы «недостойны такой чести и поэтому не придем» — просто неуважение, все равно как не заметить протянутую руку. Но можно нахамить и по-другому: прийти к Нему, но на своих условиях, сделать царя своим слугой, намеренно смешать свет Царства со своей чернотой.

И снова Павел говорит об идоложертвенном. Похоже, и для церкви в Коринфе, и для Павла это был важный вопрос. И, если раньше Апостол призывал Коринфян воздерживаться от идоложертвенного из любви к брату, то теперь он говорит о другой важной причине для такого воздержания.

На примере ветхозаветного жертвенника и, что более важно, на примере Евхаристии, Павел показывает Коринфянам, что жертва — это язык общения и способ приобщения (16). И еще — в древнем мире делить трапезу с кем-то значило выражать к нему свое расположение, дружбу. Павел призывает Коринфян с трепетом относиться к Хлебу и Чаше, не участвуя в трапезе бесовской. В наш век заигрывания с различными духовными силами, лишенного всякой осторожности, стоит задуматься о словах Павла к коринфской церкви. Значит ли это, что нам нужно везде усматривать служение бесам, выискивать козни бесовские? Скорее, мы должны обратить свои глаза к Господу, в Него всматриваться и Его лица искать.

Итак, еще одной причиной для воздержания от идоложертвенного становится любовь и почтение к Богу, наш страх раздражать Его (22). Ведь «безобидных» грехов не бывает: мы или за Бога, или против Него… Думается, автор неслучайно говорит о рассудительности. В другом послании Апостола Павла читаем: «Итак, не будьте нерассудительны, но познавайте, что есть воля Божия» (Еф 5:17). Любовь к брату выражается в том, что мы «семь раз отмерим», бережно отнесемся к нему, когда речь идет о чем-то, что может вызвать соблазн. А любовь к Богу? Разве не требует она рассудительности, желания каждый день прислушиваться и размышлять о том, как угодить Ему?

Усмирение бури на Генисаретском озере обычно рассматривают как типичный пример проявления силы Божьей. И предполагают, что приведён он в Евангелии для того, чтобы подчеркнуть божественность Иисуса. Но такую логику едва ли следует считать последовательной. В самом деле, по молитве Моисея, например, чудеса тоже совершались. Может ли это быть доказательством божественности Моисея? Очевидно, нет. Евангелисты, похоже, вообще не были сосредоточены на той проблеме двух природ и двух воль во Христе, которой уделяли столько внимания вселенские соборы.

В центре их внимания было другое: Царство. Их интересовала не столько тайна соединения в личности их Учителя Божьего и человеческого, сколько последствия этого соединения. То, что это означало для их и нашей жизни. А тут Царство и его реальность выходила на первый план. В самом деле: тайна личности Спасителя в любом случае остаётся Его тайной.

Даже если мы когда-нибудь действительно сможем понять до конца, как Ему удаётся соединять в Себе полноту Божию с полнотой человечности, для нас такое соединение всё равно останется недоступным: Богочеловеком надо родиться. А вот жизнь Царства — реальность, открытая нам. Открытая Им Самим. И евангелисты рассматривают то, что произошло во время бури на озере, именно с этой точки зрения.

Что, собственно, означает шествие Иисуса по волнам? Сверхчеловеческие Его способности? Наверное, и это тоже. Но главное всё-таки, скорее всего, не в них. Главное в том, где пребывает в это время Спаситель. Там, где Он, бури нет. Он входит в лодку — и буря прекращается. Дело, как видно, не только в Его способностях и возможностях.

Дело в том, что Он пребывает в Своём Царстве и несёт его с Собой повсюду, куда бы ни шёл. А там, в Царстве, никакой бури нет. Там природа полностью подвластна духу, той воле, которая на неё воздействует. Если надо пройти по воде, она станет твёрдой. Если пройти надо сквозь дверь или стену, они станут проницаемыми, как воздух. Но только для того, чья воля достаточно сильна, чтобы воздействовать на субстанцию.

Вроде той, о которой Спаситель говорил, что она, будучи с горчичное зерно, может двигать горами. У Иисуса такая воля есть. В Царстве она есть у каждого. Вопрос лишь в том, насколько мы живём жизнью Царства. А если действительно живём, то природа становится нам подвластной настолько, насколько в нашем сердце дышит дыхание Царства. Иисус несёт в Своём сердце полноту этого дыхания. И природа подвластна Ему абсолютно.