Мысли вслух на Быт 37:3-4

Зависть – один из самых распространённых человеческих грехов. Равно, как и ревность — это ведь тоже зависть, зависть к чужой любви. Десятая заповедь Декалога запрещает завидовать. И не просто так, а потому, что зависть разрушает дом. Она направлена на такое разрушение. Завидуя чему-то, человек всегда завидует чужому дому — таков смысл десятой заповеди. Оно и неудивительно: ведь дом — не просто жильё. Это духовное пространство. Пространство, в котором выстраиваются отношения, связывающие тех, кто в доме живёт. Отношения любви, связывающие домашних. Завистник не всегда это понимает — но если понимает, тем больше ответственность. Когда зависть обращена на то, что принадлежит человеку, это ещё не так страшно.

Хотя всё равно плохо. Плохо потому, что, отказываясь строить свой дом, завистник мечтает о чужом. Он хочет стать хозяином дома, вытеснив тех, кто этот дом создал. И это духовная катастрофа прежде всего для самого завистника: ведь он тем самым отказывается от своего дома. Отказывается от ответственности за свою жизнь перед Богом. За ту самую жизнь, которую Бог дал ему и только ему с тем, чтобы он сам построил свой дом. Но ещё хуже, если человек завидует чужим отношениям. Чужой любви. Тут уже не просто чужой дом, чужое жизненное пространство. Тут чужая душа. Любовь ведь всегда предполагает соединение душ. Не какое-то эмоциональное или интеллектуальное, а жизненное.

Душа в Библии — это не структура, а процесс, поток. Поток жизни. А любовь — два потока, сливающиеся в один. Который направляют своей волей те, кого соединяет любовь. А завистник вторгается в этот поток с тем, чтобы изменить его течение. Перенаправить его на себя. Независимо от желания тех, кто в нём живёт. Силой, хитростью, манипуляциями — как угодно, но так, чтобы самому стать центром. Вот такая зависть самая страшная, она бьёт в самое сердце отношений, разрушая их или, по крайней мере, пытаясь разрушить.

Дойдя до конца, зависть может даже сделать убийцей завистника, желающего любой ценой перетянуть одеяло на себя. Но страшнее всего то, что завистник при этом разрушает и свою духовную жизнь: ведь у него уже не остаётся ни сил, ни времени на отношения с Богом. Убивая того, кому завидует, он убивает себя самого. Правда, не физически, а духовно. Но такая смерть ещё страшнее: ведь она необратима. И даже воскресение в конце времён может стать для такого убийцы воскресением осуждения.

У любви в падшем мире есть удивительное и на первый взгляд совершенно необъяснимое свойство: вызывать ненависть. Ненависть эта может быть ответом на любовь, а может быть и следствием зависти, как в случае с Иосифом и его братьями. Но, как бы там ни было, такая реакция на любовь в любом случае вызывает недоумение: ведь в любви самой по себе нет ничего плохого, она никогда и никому не приносит вреда, если только, конечно, речь идёт именно о любви, а не о её духовных подменах, носящих иногда то же самое имя любви.

Любовь же настоящая — всегда если не свет, то отблеск Царства, она не бывает ни разрушительной, ни навязчивой. Но даже такая любовь в падшем мире может вызвать ненависть и к тому, кто любит, и к тому, кого любят. Иногда ненавидящему кажется, что он ненавидит того, кого любят за то, что тот не имеет права на любовь, которую получает, что она даётся ему незаслуженно. При этом ненавидящий обычно не понимает, что заслуженной любви в нашем испорченном грехопадением мире быть не может: никто из грешных людей любви не заслуживает по определению.

Дело тут, скорее всего, в том, что любовь и ненависть просто существуют в разных мирах, живущих по разным законам. Ненависть возможна лишь в нашем ветхом мире, а настоящая любовь — только в Царстве. Отсюда и нестыковки восприятия: живущий в непреображённом мире человек не может понять, как можно что бы то ни было получить незаслуженно. Он знает, что в мире, который ему известен и который для него является единственным, никто ничего не получает просто так, за всё приходится платить, и даже подарки потом приходится «отдаривать». Ему непонятно, как может кто-то получить что-то, совершенно этого не заслужив, просто потому, что его любят.

Оно и неудивительно: ведь в падшем мире даже то, что называется любовью, таковой, по сути, не является: по законам этого падшего мира она должна быть «взаимной», вернее, взаимовыгодной.

Появление в падшем мире настоящей любви обессмысливает всю его арифметику и обесценивает все достижения. Неудивительно, что первой реакцией со стороны тех, кто чего-то в нём достиг, оказывается именно ненависть, тем большая, чем больше достижения. Чтобы от этой ненависти избавиться, нужно принять законы Царства и научиться жить по ним, а не по законам «мира сего». Или… попробовать избавиться от тех, кто любит, и от тех, кого любят. Таков выбор каждого, сталкивающегося с настоящей любовью. Так же, как и со всяким другим проявлением Царства.

Ревность — это один из самых страшных грехов, самый тяжелый вид зависти. Когда мы ревнуем, мы пересчитываем любовь, торгуем ей, начинаем обращаться с ней как с предметом, который можно измерить, которого может быть больше или меньше, он может быть лучше или хуже. Любовь нельзя сравнить, она никогда не похожа сама на себя и всегда остается любовью. Когда мы ревнуем к отцу, или к матери, или к Богу — мы лишаем себя сыновства. Ревнуя брата или сестру, мы не хотим называть ее/его сестрой или братом, а это значит, что и мы уже не сыновья, не дочери. Только любовь к братьям и сестрам приводит к Отцу.

Перед нами еще один новый жанр. Это древний роман, где в одном повествовании (занимающем около десяти библейских глав) переплетаются приключенческий «остросюжетный» рассказ, поучительное сказание, легенды о знаменитых предках и священная история. Это — своего рода вкрапление художественной биографии, истории человека в историю народа и Божьего обетования. Ведь именно через личную судьбу Иосифа и его братьев продолжает развиваться история народа Авраама и осуществляется обещание о его великом будущем. И здесь, на личном уровне, мы увидим множество благородных и подлых поступков, находчивость человека и помощь от Бога: Библия спускается с возвышенной легенды о патриархах в самую гущу человеческой жизни со всеми ее падениями и взлетами, надеждами и провалами, слезами и счастьем. Охватывая полноту литературных жанров, Писание охватывает и всю жизнь читателя, связывая воедино приключения и испытания с высшим, сверхчеловеческим смыслом.

А пока что нам предлагается своего рода пролог: мальчик с необычным пророческим даром из-за зависти братьев попадает в чужую страну. Главный герой романа — Бог — уже действует, спасая Иосифу жизнь и направляя его по Ему Одному ведомому пути...

При чтении сегодняшнего отрывка невольно возникает двойственное чувство. С одной стороны, поведение Иосифа, как оно описано в рассказе, отнюдь не вызывает симпатий у нормального человека. В самом деле, когда и кому нравились ябеды и подлизы? А ведь Иосиф предстаёт перед нами именно в таком свете (ст. 2). Неудивительно, что у своих братьев Иосиф не вызывает ничего, кроме неприязни. А его сновидения, само собой понятно, эту неприязнь лишь усиливают: смысл их вполне прозрачен, а подчиняться самому младшему в роде никто из старших, разумеется, не хочет, ведь это противоречило всем принятым в те времена нормам и обычаям (ст. 5 – 11). Но, с другой стороны, ненависть братьев была вызвана не только этим. Старшие братья, несомненно, видели в Иосифе опасного конкурента в грядущей после смерти отца борьбе за власть в племени. Обычно вождём становился старший, но в пользу Иосифа была особенная любовь к нему отца, а теперь добавлялись ещё и признаки избранничества свыше: ведь дар пророческих сновидений, которым был наделён Иосиф, считался в древности особым знаком благоволения Божия. Такое сочетание вполне могло заставить Иакова изменить традиции и передать власть Иосифу, хотя он и был младшим. И тогда старшие братья Иосифа решаются избавиться от опасного конкурента. Не решившись на кровопролитие, которое, как считалось в древности, оскверняет человека и навлекает на него проклятие, особенно в том случае, когда проливается невинная кровь, братья Иосифа в конце концов продают его в рабство проходящему мимо торговому каравану, идущему в Египет, будучи твёрдо уверены, что уж теперь-то они навсегда избавились от опасного соперника (ст. 18 – 28). Очевидно, тут братьями Иосифа движет уже отнюдь не только раздражение против подлизы и ябедника, а жажда власти, не останавливающаяся ни перед чем. И эта жажда мешает им увидеть главное: знак Божий, посылаемый через Иосифа. А знак этот, как станет ясно впоследствии, указывал на события, от которых напрямую будет зависеть жизнь и самого Иакова, и всех его потомков. Но братьям Иосифа, занятым мыслями о наследовании власти в племени, было не до знаков: в Иосифе они видели не человека Божия, через которого Бог хотел спасти жизнь Своему народу, а всего лишь нежелательного конкурента в борьбе за эту самую власть. Ни о чём большем они не помышляли, а личная антипатия к Иосифу лишь ещё больше распаляла их ненависть. Страсти и сиюминутные расчёты помешали братьям Иосифа увидеть в нём то главное, что составляло смысл его жизни. И тогда пути Иосифа и его братьев разошлись надолго. Разошлись для того, чтобы спустя многие годы миссия Иосифа обозначилась яснее, а его братья поняли бы наконец, что мир простирается далеко за пределы их небольшого племени.

История Иосифа захватывающа и вместе с тем поучительна. Он отмечен Богом с детства — иначе пророческие сновидения не объяснить. Наверное, Иосиф унаследовал этот дар от своего отца — но унаследовать можно лишь мистическую восприимчивость как особое свойство психики, но никак не отношения с Богом.

Отношения с Богом каждый устанавливает сам и с чистого листа — их по наследству не передашь. Пророческие же сновидения сами по себе ещё не делают человека пророком — это прекрасно видно как раз по Иосифу. И дело не только в том, что он достаточно простодушно выкладывает всё отцу и братьям, которым показанные Богом Иосифу сновидения вовсе не были предназначены. Дело ещё и в том, что Иосиф продолжает (даже после полученного откровения) ябедничать на своих братьев, искренне, по-видимому, считая, что делает хорошее дело.

Неудивительно, что братьям довольно скоро захотелось объяснить Иосифу, что об этом деле думают они. Было, однако, и ещё нечто, более серьёзное. Речь шла о власти — уже не в одном племени, а в целом большом клане, в клане потомков Иакова. Разумеется, после его смерти. Обычно власть наследовал старший, но тут ситуация была особая. Иосиф — любимый сын Иакова, да ещё эта печать Божьего избранничества…

В общем, соперник намечался серьёзный. От такого надо избавляться — и лучше раньше, чем позже, когда он вырастет и осознает свои возможности. В пустыне случай избавиться от человека, если от него действительно хотят избавиться, раньше или позже представится непременно. Так произошло и с Иосифом. Мнения, впрочем, разделились: один из братьев пожалел Иосифа, и все, кажется, боялись кровопролития.

Именно кровопролития — они готовы были бросить Иосифа связанным в пустыне умирать от жажды, но пролития крови боялись. Боялись суеверно, боялись, как боятся осквернения, но боялись. Тут-то и подвернулся как нельзя кстати караван шедших в Египет купцов — они всегда готовы были купить по дешёвке раба, которого впоследствии можно было с выгодой перепродать в Египте. Такой бизнес никого не смущал: работорговля в те времена была делом обычным. И братья успокоились: они были уверены, что больше они Иосифа не увидят. Теперь, говорили они, посмотрим, чего стоят его сны.