Мысли вслух на 1 Кор 11:23-26

Все чтения сегодня связаны с праздником — они о священстве Мессии, о насыщении хлебами, о Евхаристии. Но ведь Евхаристия и есть по преимуществу продолжающееся присутствие Христа в этом мире и Его служение Богу, которое с Ним разделяет вся Церковь: «исполнение Евангелия Царства», «исцеление души и тела» (свт. Иоанн Златоуст). Церковь путешествующая, Церковь учащая, Церковь проповедующая, Церковь исцеляющая — вот Тело Христово.

Таинство Евхаристии установлено именно в ту ночь, когда Иисус предан на смерть. Апостол Павел говорит, что, принимая этот Хлеб и эту Чашу, мы возвещаем смерть Господа. Как и Крещение, Евхаристия соединяет нас со Христом в Его страданиях — и потому в Его славе. Евхаристия — самое явное доказательство того, что Бог видит человека только в его целостности и любые попытки отделить и разграничить душу и тело, в сущности, искусственны. Он входит в наши сердца не только через слово, но через хлеб и вино (многие из святых отцов говорили, что Он принимает вид хлеба, чтобы не пугать человека — ведь вкушать человеческую плоть действительно было бы страшно). Таинство Евхаристии подобно переливанию крови: Его Плоть и Кровь соединяются с нашими — и постепенно преображают нас. В этом таинстве Он отдаёт нам Себя полностью — как отдал Он Свою жизнь на кресте. И именно через это таинство Он даёт нам возможность полностью отдать себя Ему и соединиться с Ним во всей полноте.

Что бы ни происходило внутри нас во время главного богослужения Церкви — Евхаристии, какие бы ни занимали и ни отвлекали нас мысли, — момент, когда священник произносит эти слова, приковывает наше внимание. Мы можем их по-разному понимать, воспринимать каждый раз немного иначе, нежели в прошлый, но самое главное — это то, что они звучат. Они вливаются в наши сердца, проходят сквозь них, неминуемо оставляя свой след. Ведь даже если нет каких-либо ощущений, чувств в данный, конкретный миг — момент преосуществления, мы призваны ответить Христу согласием на Его жертву ради нас. И каждый раз сердце дает этот ответ, несмотря на то, что мы, может быть, ничего не говорим и не думаем. В этом, вероятно, и состоит наше «испытывание себя» перед Причастием (см. 1 Кор. 11:28) — жизнью, проживанием каждого дня подготовить, помочь сердцу в нужный момент дать правильный ответ…

Таинство Евхаристии, установление которого мы вспоминаем сегодня, так хорошо знакомо и привычно нам по ежедневно совершающейся Литургии, что не так просто оказывается в этот день пережить всю его новизну. Тем не менее стоит сделать усилие и заново осознать, что произошло. На пасхальной трапезе Господь заповедал ученикам, что отныне Он Сам, Его Плоть и Кровь, будут пищей, дающей нам жизнь. И это пища жизни вечной. В этом таинстве мы приносим Богу благодарение — и тем самым совершаем нечто прямо противоположное греху. Поэтому для нас, участвующих в таинстве, оно становится входом в Царство Небесное. И это происходит не в духе только, но и во плоти — Пречистой Плоти Христовой, которая становится нашей жизнью.

Продолжая разговор о Церкви, Павел не устаёт напоминать коринфским христианам об истинном смысле хлебопреломления. В первохристианской церкви оно переходило в братскую трапезу, как это бывало обычно в еврейских религиозных братствах, у которых Церковь позаимствовала свою форму. И, как видно, для многих участвующих в хлебопреломлении оно было всего лишь обычной братской трапезой, собранием единоверцев, которые собираются для того, чтобы провести время среди «своих». При таком подходе не приходится удивляться, что собравшиеся нередко не считали нужным дожидаться тех, кто по какой-то причине опаздывал, считая, что опоздавшие вполне могут присоединиться к трапезе тогда, когда придут. Конечно, к самому моменту преломления и благословения хлеба такие опоздавшие уже не успевали, но это, как видно, никого из участвующих в трапезе особенно не заботило: ведь они, вероятно, в традиционном благословении хлеба и вина видели не более чем формальность или дань традиции, а смыслом собрания считали именно застолье в дружеском кругу.

Неудивительно, что одни при этом позволяли себе больше, чем следовало, а другим могло не достаться ничего или достаться очень мало (ст. 20 – 22). Павел же напоминает коринфским христианам о том, что хлебопреломление — не просто братская трапеза и даже не просто религиозный ритуал, хлебопреломление для христиан — форма вполне реального общения с Воскресшим, Который Сам благословляет хлеб и вино в собрании верных, как Он сделал это на Тайной Вечере (ст. 23 – 26). Для апостола хлебопреломление оказывается центром и смыслом всего собрания, именно в нём и через него оно оказывается общиной Царства, возглавляемой Самим Спасителем, и тем, кто этого не понимает, лучше в хлебопреломлении не участвовать (ст. 26 – 32). Потому и требует апостол, чтобы собравшиеся не спешили начинать и ожидали опаздывающих: ведь те, кто не присутствуют при благословении, оказываются фактически лишёнными того общения с Воскресшим, ради которого собираются верные. Дело не в том, чтобы все успели поесть: ведь поесть, в конце концов, можно и дома (ст. 33 – 34). Хлебопреломление для христиан — заповеданная Спасителем форма общения с Ним Самим и способ приобщиться к жизни Царства, и ничто не должно отвлекать собравшихся от этой главной цели.

Апостол Павел предостерегает нас от очень серьёзной опасности: от смешения понятий. Он говорит, что коринфяне собираются «так, что это не значит вкушать вечерю Господню». А как надо её вкушать? Что не в порядке в коринфской общине и какое это имеет отношение к нам? Ведь совершенно очевидно, что в наши дни при всём желании невозможно прийти в храм, чтобы поесть – Евхаристия в её современном виде не может выполнять функцию завтрака или обеда. Так что – с нами всё в порядке? Видимо, нет. Ведь проблема в том, что человек приходит в храм не ради встречи с Богом. А что ставится на место этой встречи – уже не так важно. В наши дни обычно это человеческое общение. Мы остро чувствуем своё одиночество, а в храме у нас есть возможность пообщаться с людьми, рассчитывая на понимание – ведь действительно обычно в храме люди более доброжелательны, чем на улице или в метро. И мы приходим – чтобы пообщаться, чтобы поговорить, чтобы провести время… Церковь становится для нас тусовкой. И это не значит вкушать вечерю Господню.

Для Павла, как и для всех христиан, хлебопреломление и связанные с ним собрания были центром церковной жизни. Церковь, собственно, и существует как собрание, в котором совершается хлебопреломление во имя Христово. Так было во все времена, с самого начала церковной истории. Но «во имя» не означает только «в память», по крайней мере, в том смысле, в котором мы употребляем это выражение сегодня. В Библии нередко встречаются выражения «Бог вспомнил» или «Бог забыл», хотя совершенно очевидно, что в нашем, человеческом смысле Бог никого и ничего не забывает и не помнит, Он просто знает всё Своё творение в целом и каждого из сотворённых Им людей конкретно.

Но Бог — не безликий Абсолют, а Личность, и, как всякая Личность, Он может повернуться к кому-то лицом или отвернуться. Вот это и называется на языке Библии «вспомнить» или «забыть». И во время христианского хлебопреломления мы, христиане, вспоминаем Христа, а Он — нас. И хлеб и вино снова становятся тогда Его телом и Его кровью — в том же смысле, в каком это произошло на Тайной вечере. Но для этого в центре собрания должен быть Он Сам.

И дело не только в том, чтобы Он пришёл, дело ещё и в том, чтобы общение с Ним стало центром и смыслом всего собрания. А в Коринфской церкви с этим, судя по словам апостола, были проблемы. Хлебопреломление там превращалось порой просто в бурное застолье, причём нередко оказывалось, что одни объедались и напивались, а другие оставались голодными. Застолье как таковое выходило на первый план, оттеснив общение с Воскресшим на второй. Священнодействие превращалось в профанацию — не потому, что на столе были еда и вино, а потому, что за ними было не видно Того, ради Кого и вокруг Кого собрались.

Именно против этого, а не против трапезы как таковой, протестует апостол, говоря, что совершающие хлебопреломление таким образом вообще не думают о теле Христовом, не только в смысле того хлеба, который преломляют, но и в смысле той духовной реальности, которая и называется Церковью с большой буквы. Тут уже не христианство, а всё то же прежнее язычество под видом христианства, которого в Церкви быть не может и не должно.