Мысли вслух на Деян 15:1-35
Как видно, религиозная проблема в первохристианской Церкви стояла достаточно остро. Пришлось даже собирать то, что историки Церкви называют обычно апостольским собором: собрание апостолов и старейшин-пресвитеров. В некоторых случаях в тексте Книги Деяний упоминаются ещё некие «братья», но тут налицо разночтение: в ранних греческих рукописях Книги Деяний говорится не о «пресвитерах и братьях», а о «братьях-пресвитерах», что кажется вполне логичным: ведь Церковь в организационном отношении тогда представляла собой религиозное братство, а такими братствами руководил обычно именно совет старейшин. Но в Церкви особую роль играло служение апостолов — свидетелей смерти и воскресения Христа, а потому апостольская община, естественно, тоже участвовала в принятии решений, принципиально важных для Церкви.
Суть же вопроса заключалась в том, чтобы определить место религии в жизни Церкви. Конечно, на языке того времени и той традиции она формулировалась иначе: речь шла о евреях и язычниках, об обрезанных и необрезанных, о соблюдающих все религиозные предписания иудаизма и о тех, кто не считал этого для себя обязательным. Но важно иметь в виду, что язычество в те времена — уже далеко не всегда религия. Речь в большинстве случаев идёт просто о светских людях и о светском обществе. Конечно, какая-то религиозность в этом светском обществе была, и свои религиозные общины в нём тоже были.
Но в целом эллинистическое общество Римской империи в первохристианскую эпоху было вполне светским: религия в нём присутствовала, но его жизни не определяла. Иное дело общество еврейское, будь то собственно Иудея или еврейская диаспора: оно было вполне и глубоко религиозным, его жизнь определялась и направлялась религиозными нормами и предписаниями. Светского еврейства в те времена не существовало. Так, что вопрос о евреях и язычниках, об обрезанных и необрезанных был вопросом о светских и религиозных людях в Церкви. А точнее, вопросом о том, должна ли Церковь состоять из людей исключительно религиозных, или людям светским, нерелигиозным доступ туда открыт тоже.
Естественно, единственной возможной формой религиозности в первохристианской Церкви могла быть религиозность иудейская, но решение апостольского собора верно по отношению к любой религии, которая могла бы вырасти (и действительно выросла) на христианской почве. Собор (точнее, совет старейшин и апостолов) принял мудрое решение, вполне соответствующее имевшемуся на тот момент церковному опыту, в частности, опыту приобщения язычников к жизни Царства без их приобщения к иудаизму, как было, например, с Корнилием. Каждому было разрешено остаться в религиозном отношении тем, что он есть: религиозному еврею — религиозным евреем, светскому человеку — светским человеком.
Решение было выражено на языке Торы (точнее, на языке Галахи — еврейского религиозного права): язычникам, входящим в Церковь, были предписаны заповеди, называемые в еврейской традиции заповедями ноахитов, духовных наследников Ноя, который, оставаясь язычником, тем не менее был праведником и, как говорит о нём Тора, «ходил перед Богом».
Они требовали от человека верности Единому (а значит, отказа от языческих ритуальных трапез, от «идоложертвенного»), минимума ритуальной чистоты (воздержание от удавленины), воздержания от насилия («крови») и от разврата, а также следования «золотому правилу» нравственности. На языке Галахи такое постановление означало, что язычники могут войти в Церковь, оставаясь в религиозном отношении тем, что они есть. Тем самым Церковь свидетельствовала, что она — не религиозная община, а община людей, ищущих Царства и живущих в Царстве. Что же до религии, то тут христианин свободен выбирать, сохранять ли ему свою религиозность, или нет. Важно лишь не навязывать её другим. И следить, чтобы она не мешала главному: жизни в Царстве.