Мысли вслух на Иер 31:23-40
Говоря о будущем народа и о мессианской эпохе, Иеремия использует такое понятие, как новый союз (новый завет) Бога со Своим народом. Тот союз-завет, что был заключён на Синае, разумеется, при этом не отменяется, он остаётся в силе, хотя народ условия того союза давно нарушил: Тору, данную как основание Синайского союза, народ нарушал неоднократно. Но теперь речь идёт уже не о Торе, выбитой на камне, а о Торе, написанной в сердце.
Вот она-то, эта Тора, написанная в сердце, и станет основанием нового, мессианского союза-завета. Уже после Вавилонского плена эти слова пророка были осмыслены заново, и в послепленном иудаизме появилось понятие внутренней Торы, а позже и живой Торы. Внутренняя Тора была уже не внешним ограничителем для человека, юридическим или моральным, а внутренним императивом, духовным и нравственным. Следование внутренней Торе было связано уже не только и не столько с самоограничением, сколько с выстраиванием своей внутренней жизни, а затем и жизни внешней, в соответствии с нормами Торы.
Это была работа аскетическая в собственном смысле слова, когда под аскезой понимается не самоумервщление, а организация своего внутреннего мира, а потом и своей внешней жизни вокруг духовного стержня, которым и была внутренняя Тора. В идеале только внутренняя Тора и должна была определять жизнь человека. В таком случае человек становился живой Торой, и в его жизни больше не оставалось места греху, а богопознание становилось его обычным состоянием, как и говорил Иеремия. Конечно, для падшего человека живая Тора оставалась недостижимым идеалом.
Иисус не случайно говорит о Торе, которую Он пришёл не разрушать, а довести до полноты. Первые христиане видели во Христе единственный на земле пример живой Торы, а уподобление Христу понимали как путь внутренней Торы, завершающийся в Царстве тем, что идущий путём Христа сам становится живой Торой, подобно своему Учителю. Так раскрылось с приходом Христа откровение, когда-то данное пророку за шесть столетий до Его рождения. Но оно и неудивительно: ведь смысл всякого подлинного откровения раскрывается до конца лишь в Царстве, ради которого оно и было дано.