Мысли вслух на Мф 26:6-16
Как шёл Иуда к своему предательству? Что заставило его сделать решительный шаг? Евангелист упоминает, что шаг этот Иуда сделал после истории с омовением Иисуса неизвестной по имени женщиной драгоценным маслом. Это возмутило не одного Иуду: удивлялись и негодовали и другие Его ученики. Не все они были бедняками, но все исповедовали традиционную для религиозных кругов бережливость и все осуждали роскошь, свойственную аристократии, которую эти люди (порой небезосновательно) считали рассадником неверия и нечестия.
Поступок женщины вызвал у них неприятие: пустые траты, расточительство и роскошество никак не могли быть им симпатичны. Иисус же между тем одобряет поступок женщины, говоря загадочные в тот момент для апостолов слова о том, что своим поступком она как бы уже готовила Его к грядущему вскоре погребению: при погребении тело покойного мазали обычно особыми ароматическими маслами. Трудно сказать, какие выводы сделали ученики из слов своего Учителя, но очевидно, что они Ему поверили.
Все, кроме Иуды. Иуда не поверил: он лишь укрепился в мысли, которая, судя по всему, давно его терзала: в мысли о том, что его Учитель — не тот, кого он ждал. Мессия, согласно широко распространённым в те времена в народе представлениям, должен был быть не только великим вождём, который положит конец власти язычников, Он должен был быть также образцом религиозного благочестия, как понимали его и вполне благонамеренные, политически умеренные фарисеи, и воинствующие, всегда готовые к бунту против риской власти зелоты.
С точки зрения этого традиционного благочестия поступок Иисуса благочестивым никак не выглядел. Ученикам приходилось выбирать между своими представлениями о благочестии и доверием к Учителю. Каждый из них сделал свой выбор. Одиннадцать остались верны, один оказался предателем. Почему, казалось бы, просто не отойти в сторону? Иуда, вероятно, был зелотом: это может быть одним из возможных объяснений. Он стоял на крайних позициях и готов был идти до конца.
Возможно и другое: у Иуды просто не хватило сил пережить разрушение своей традиционной религиозности, своих представлений о благочестии. Оно и неудивительно: он ведь уже не доверяет Иисусу, и опираться ему теперь не на что и не на кого. Остаётся лишь собственная религиозность, которую он готов был защищать любой ценой. Даже ценой предательства, которое отняло у него ту жизнь, которая могла бы стать для него спасением.