Мысли вслух на23 Ноября 2024

Екклесиаст был хорошо начитан в традиционных для своего времени книгах мудрецов. Он говорит языком тех самых афоризмов, из которых была составлена Книга Притчей, иногда прямо их повторяя, иногда перефразируя. Но на первом месте для него — цельность пути. В духовной жизни нет весов, на которые можно было бы положить добрые и злые дела с тем, чтобы посмотреть, какие перевесят. Да и само такое взвешивание, даже будь оно возможным, ничего бы не решило. Бог ведь не судья в земном смысле и уж тем более не полицейский.

Бог прекрасно знает и без всяких весов, чего мы стоим и чего заслуживаем. Но, на наше счастье, воздаёт Он нам не по нашим заслугам, а по Своей любви. И всё же дело не только в Нём, но и в нас тоже. И Екклесиаст не может этого не понимать: ведь он был там, где вечность Божья встречается с тварным миром. Слушал и слышал то апофатическое безмолвие, за которым скрывается и сквозь которое открывается Присутствие. А значит, не мог Екклесиаст не понимать, что любой шум — и особенно внутренний — заглушит Бога. Заставит Его замолчать.

Бог нас перекрикивать не станет: Он просто подождёт, пока мы замолчим. В отличие от нас, у Него в руках вся вечность — Он может подождать. Подождать, пока мы не научимся соответствовать — не Его полноте, это для нас невозможно в принципе, — а Его Присутствию. Научимся жить с ним и в нём. Научиться жить? А ведь вся письменность мудрых — как раз об этом, о том, чтобы научиться жить… И тогда тем более понятным становится Екклесиасту то требование безупречности, которое так часто звучит в сборниках афоризмов, из которых сложены книги мудрых.

Человек безгрешным не бывает, но даёт ли он своим грехам власть над собой? Если нет — его сердце на правую сторону, если да — на левую. Тут уже не в религиозном формализме дело, и даже не в моральной безупречности. Тут вопрос в том, отравит ли ложка дёгтя большую бочку мёда. Одной мухи довольно, чтобы испортить драгоценное ароматическое масло. Одного небольшого греха, даже одной мысли о грехе, к которой обращается человек всей полнотой своего внимания, достаточно, чтобы потерять то самое Присутствие. Так, может, земная мудрость — не только земная? Есть, о чём задуматься…

Очень часто от людей образованных приходится слышать о том, что гнев Божий, так, как он описан в Пятикнижии Моисеевом, - это некоторый антропоморфизм: Бог не может быть одержим такими разрушительными страстями как гнев, ведь Он – Высшее Благо. Именно таким перед нами предстает Бог схоластов - бесстрастное абсолютное Благо и милосердие. Но таков ли «Бог Авраама, Исаака и Иакова, а не Бог схоластов и ученых» (Б. Паскаль)? Может быть, действительно, просто антропоморфизм - свидетельство несовершенства (хотя и истинности) веры иудеев ветхозаветного периода?

Но обратимся к сегодняшнему фрагменту. Вот Господь предстает перед отцом больного мальчика, учениками, собравшимися любопытными и перед нами и уже явно испытывает некоторый гнев. Пусть это уже не столь катастрофично, как в Ветхом Завете, но если посмотреть на это, соотнося (как бы делая аффинное преобразование) масштабы, то что мы увидим? «Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами и буду терпеть вас?». Что это как не гнев, не раздражение? Нам могут сказать: «Да, но Иисус обладал и всецело человеческой, и всецело божественной природой - поэтому-то тут и нельзя говорить об антропоморфизме, само рассуждение теряет силу». Но где соединялась в нем божественная и человеческая природа? Где это место сочленения, если можно так сказать?

Первая мысль - что выявить это невозможно, это соединение непостижимо. Но нам кажется, все-таки, что при всей непостижимости нечто все-таки можно сказать - ведь одно из важнейших утверждений нашей веры в том, что, принимая человеческую природу, Господь принял в ней все, кроме греха. Но что есть грех, как мы можем «локализовать» грех? Сам Господь говорит нам об этом: «…ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф 15:19). Итак, источником греха является сердце. Но, кроме того, в сердце зарождается и любовь, и гнев, и все наши эмоции. Итак, если грех зарождается в сердце, а Господь наш принял человеческую природу, кроме греха, то именно сердце Его – это то место, где божественное сочленялось в Нем с человеческим (сердце или душа - в данном случае синонимы, своего рода медиатор тела и духа). Неудивительно, что именно это место мы выявили как «место сочленения»; и сегодняшние эмоции Господа, кажется, очень хорошо свидетельствуют об этом: Его сердце было чисто, Его гнев был совершенно любовен; но вот форма человеческой души Его («форма» в аристотелевском смысле) была наполнена божественным содержанием. И, действительно, все рассуждения об антропоморфизме теряют силу, ибо этому нет ничего подобного.

Саддукеи предлагают рассмотреть ситуацию, которую заведомо считают неправдоподобной, чтобы посмеяться над Христом, в их глазах заведомо обречённым на проигрыш. Они "по-своему правы", если исходить из их собственных понятий, не учитывающих ту реальность, которую раскрывает Иисус. В сущности, мы все рискуем оказаться похожими на саддукеев, когда замыкаемся в своих привычных представлениях и перестаём доверять Господу, постоянно раскрывающему для нас мир в его неизмеримом богатстве и многообразии.

Жизнь по воскресении не такова, как пародийно представляется саддукеям, древним рационалистам, и потому их построения оказались сметены. Ключевые слова здесь - у Него все живы. Да, жизнь с Богом не похожа на земную жизнь, как мы её знаем, но то, что мы не можем её представить, не отменяет того, что смерть не вечно будет господствовать. Потому и предстоит Воскресение, что Господь - Податель жизни.

Сегодняшнее чтение предлагает нам свидетельство Иоанна Крестителя об Иисусе. Пророк уже однажды узнал Его и указал на Него, как на Мессию (Ин. 1 : 29 – 34). Но, как видно, одного этого свидетельства оказалось недостаточно. И причиной тому стала ревность учеников Иоанна (ст. 25 – 26). Казалось бы, Иоанн сам совершенно однозначно говорил о себе, что он не Мессия (ст. 27 – 28). Но, вероятно, известное честолюбие учеников играло свою роль. Всякая выдающаяся личность неизбежно формирует вокруг себя круг учеников, а иногда и почитателей. И нередко их удерживает около учителя не столько стремление познать истину или научиться праведной жизни, сколько известного рода душевный комфорт и чувство защищённости. Быть может, именно поэтому многие из учеников остались с Иоанном, хотя сам пророк и говорил о себе, что с появлением Иисуса его задача выполнена (ст. 29 – 30). Но было, возможно, и ещё кое-что, что удерживало учеников Иоанна около своего учителя. Нередко в жизни случается так, что долго и напряжённо ожидаемое событие происходит как бы неожиданно для тех, кто так тщательно к нему готовился. Особенно часто это случается тогда, когда само событие происходит не совсем так, как представляли себе ожидавшие. Вероятно, у учеников Иоанна были свои, более-менее традиционные для евангельской эпохи, представления о Мессии, быть может, с некоторым ессейским оттенком, ведь и сам Иоанн был, вероятнее всего, связан с общиной Кумрана, ессейской по характеру. А Иисус оказался на такого Мессию совершенно не похож, что и вызывало у многих отторжение (ст. 31 – 32). Впрочем, у самого Иоанна, как видно, нет сомнений в истинности слов Иисуса и Его мессианства (ст. 33 – 36). Но даже ученики пророка, судя по их реакции на успех проповеди Иисуса, сомневались в Нём. Иоанн, разумеется, меньше всего хотел заслонить собой Христа и дорогу в Царство. Но те, кого пугала дорога или Призывающий, всё же сумели использовать его для того, чтобы скрыться от пришедшего в мир Мессии и остаться при своём.

Схема поведения человека, на которого со всех сторон сыпятся неприятности, описывается этим псалмом очень точно. Такое поведение больше всего и вызывает нарекания у людей неверующих: "Где, он ваш Бог? Вот вы его просите, просите, а вон что в мире творится". И действительно, очень часто мы сами, переживая страшные, трагические события обращаемся к Богу с претензиями. Как Он мог такое допустить?

Но путь, предлагаемый в Псалме, радикально отличается от наших прокурорских обычаев молиться. "Хранит Господь простодушных: я изнемог, и Он помог мне". Простодушный человек, это не тот, кто безропотно и смиренно принимает происходящее, потому что многие из них Господь и Сам просил нас ненавидеть, а не принимать. И не тот, кто, обвиняя Бога в смертных грехах и делах человека, уверен, что все исправит сам. Простодушный человек – это не тот, кто безропотно и смиренно принимает происходящее, потому что многое Господь и Сам просил нас ненавидеть, а не принимать. Защититься от большинства напастей не в человеческих силах. Только Бог может помочь нам, но только если мы сами признаем необходимость Его вмешательства в наши дела.

После прибытия в Рим начинается новый этап миссии Павла, но начинается его пребывание в столице так же, как начиналась проповедь и в других городах. И мы видим, что, несмотря на многочисленные и острые столкновения с иудеями, Павел снова начинает своё пребывание в городе со встречи с ними. Павел не собирается обвинять перед императором свой народ и, как бы ни складывались его отношения с враждебно настроенными собратьями, отрекаться от них он не намерен/

...Повествование прерывается, книга Деяний Лукой не была закончена. Причина этого нам неизвестна. Но есть что-то символическое в такой незавершенности. Ведь книга, повествующая о пути Церкви, которую не могут одолеть врата ада, не может быть закончена до скончания века. И потому все те, кто вот уже две тысячи лет един с Церковью, могли бы присутствовать на страницах этой книги, точка в конце которой больше похожа на многоточие.