Мысли вслух на Лк 22:39-71

Самое замечательное в истории ареста и допроса Иисуса заключается в том, что никто из участвующих во всём этом, кроме, разумеется, Самого Иисуса, не понимает по-настоящему, что происходит. Ученикам кажется, что они присутствуют при начале неудавшегося восстания, которое так и закончилось, не успев начаться. Пётр, как самый решительный, готов к бою и даже пытается его начать, но реакция Учителя совершенно его обескураживает, так же, как и остальных учеников. Они не понимают, что происходит, не понимают, что им делать дальше. В конце концов они просто разбегаются: больше им ничего не остаётся, раз уж всё потеряно. Пётр идёт за Учителем, но уже без всякой надежды, просто желая увидеть, что будет с Ним дальше.

Он и отрекается так просто потому, что для него уже ничто не имеет значения. Всё кончено, так какая теперь разница, был он с Иисусом или нет? Страдать за участие в несостоявшемся восстании было бы уж совсем нелепо. И лишь крик петуха возвращает Петра к реальности. К реальности подлинной, где отношения важны абсолютно и где ещё ничего не кончилось, а всё только начинается. Что касается первосвященника и его окружения, то и они понимают ненамного больше. Для них ведь Иисус тоже именно вождь несостоявшегося мессианского восстания, который опасен, пока жив.

Все обвинения шиты белыми нитками, судебная процедура не соблюдается — очевидно, от Него хотят избавиться. А Он делает Своё дело — несёт в мир то Царство, которое должен в него принести. Заботясь об учениках, но не полагаясь на них. Не обращая внимания на насмешки и издевательства. И не пытаясь защищаться на «суде» — не только потому, что это именно «суд» в кавычках, но и потому, что в данном случае защищаться можно было, лишь отказавшись от решения той самой главной задачи, ради которой Он пришёл в мир. И идёт дальше — на крест. В падшем мире другого пути для Него нет.

Описывая арест Иисуса и всё последующее, Лука излагает события так, что становится совершенно очевидной логика всего происходящего. Разумеется, оснований возмущаться и предательством Иуды (ст. 1–6, 47–48), и поведением тех, кто взял на себя роль стражи и судей (ст. 63–71), более чем достаточно. Но вся предшествующая история описана евангелистом так, что внимательный читатель едва ли стал бы ожидать чего-то иного в конце повествования.

Совершенно очевидно, что описанный в сегодняшнем чтении суд над Иисусом иначе как пародией на судопроизводство назвать нельзя. Но ведь уже давно стало ясно, что никто и не хочет разбираться в том, что наши современники, наверное, назвали бы «феноменом Иисуса». Сам Он говорит об этом совершенно однозначно (ст. 52–53). Так же однозначно Он оценивает и Своих судей, осуждающих Его, по сути, без суда (ст. 67–68). Неудивительно, что теперь Иисус умолкает. Прежде Он свидетельствовал о Царстве ежедневно и ежечасно. Теперь единственное Его свидетельство прозвучало уже просто как констатация свершившегося факта (ст. 69–70).

По-видимому, наступил момент, когда дальнейшие слова теряли всякий смысл. Но, с другой стороны, начиналось иное, новое свидетельство: свидетельство смертью и воскресением. По-видимому, в жизни каждого свидетеля раньше или позже наступает момент, когда он замолкает, не потому, что ему нечего больше сказать, а потому, что дальнейшие слова теряют смысл. Может, конечно, показаться, что смысл есть всегда, что даже в самой агрессивно настроенной и враждебной толпе всегда найдётся кто-нибудь, кто услышит обращённое именно к нему слово. И всё же пример Самого Иисуса говорит о том, что свидетельство, по крайней мере, свидетельство словом, имеет свой предел. Конечно, предел этот может обозначить лишь Бог, ведущий свидетеля, но то, что он существует, видно на примере Самого Спасителя. И дело тут, наверное, не в том, что Мессии, принесшему в мир Царство, нечего больше этому миру сказать. И не в том, что в мире некому больше было Его услышать: ведь история христианства ещё только начиналась. Дело, по-видимому, в том, что ни одно «нет», брошенное в ответ на призыв Богу или Тому, Кого Он посылает, не проходит бесследно. Каждое такое «нет» меняет духовное состояние отдельного человека или целого народа, пока, наконец, не наступает момент, когда изменения эти, вначале незаметные, порождают следствия, кажущиеся многим совершенно невероятными и неожиданно ужасными. Такой ожидаемой неожиданностью и становится крестная смерть Спасителя, которая, впрочем, была неожиданностью для многих, но не для Него Самого.

События, о которых мы читаем в Евангелии от Луки сегодня, хорошо знакомы каждому человеку. Нам постоянно приходится сталкиваться с несправедливостью и насилием, жестокостью и предательством. Грех и страдание так глубоко въелись в человеческую природу, что кажутся неизбежными. И поэтому, готовясь к Великому Посту, мы читаем о том, что Бог, ставший человеком, испил эту чашу до дна. В отличие от нас, Он принял наше страдание добровольно, чтобы разделить его с нами. И поэтому мы ищем возможности почтить Его страдание некоторым духовным усилием. На прошлой неделе мы читали слова апостола и евангелиста Иоанна о том, что это может быть только усилие любви к ближнему, усилие исполнения заповедей Христовых. Еще автор второй половины книги Исайи передал нам во второй половине 6 в до н.э. слова Божии: «Вот пост, который Я избрал — разреши оковы неправды...». И отрывки о Крестном пути Христа, которые мы читаем на этой неделе, говорят о том, что любить Бога и любить людей — это значит вместе с Богородицей стоять у подножия Креста.

К кому обращены эти строки, для чего они были написаны? Они рассказывают о том, как от Иисуса отвернулись те, кто, казалось бы, должен был Его принять — об отречении первого ученика от Учителя и об отречении старейшин первосвященников от своего Мессии. Вряд ли они должны были возбудить вражду или ненависть к иудеям или поколебать авторитет известного апостола. Наверное, читатель, узнающий о том, через сколько отречений и предательств пришлось пройти Христу и как Он это перенес, должен был понять, насколько он сам не в праве предавать Учителя, понять невозможность своего участия в повторении этой ситуации. А ситуация такая может случиться всегда — когда, под давлением общества, страха, жизненных обстоятельств, сами просятся на язык слова «не знаю Этого Человека», когда происходит отречение не от идеи, мировоззрения, партии, а от Человека, от Бога, от того, что есть человеческого и божеского в тебе самом...

Петру не приходило в голову, что он способен отречься от Христа. Рассуждая по человечески, Пётр вёл себя достойно и смело, ведь он, сопровождая Учителя до дома первосвященника, пошел на риск. А то, что он стал отрицать знакомство с Ним, так ведь это обычная конспиративная уловка, за которую осуждать невозможно...

Трудно возражать на такие стройные рассуждения, тем более, что в обстановке преследований многим людям не раз доводилось поступать именно так. Но вот мы читаем, что Петр, почувствовав себя виноватым, горько заплакал, и значит, чем-то его поведение не соответствует допустимым правилам осторожности. Нельзя осуждать тех, кто испытывает страх перед лицом гонителей, ведь и Сам Иисус не осуждал своих тайных учеников за то, что они не выступали открыто. Но всему своё время, как есть время и для собирания камней, и для разбрасывания их. Бывают минуты, когда необходимо отбросить всякий страх и свидетельствовать о Том, Кого мы знаем.

Суд синедриона предваряется издевательствами и избиениями, а, по сути, с них начинается. Судьи не собираются доискиваться до истины, приговор уже готов. Но то, как проходил суд, зримо показывает нам, как происходит выбор: свидетельство Христа о Себе можно или принять, или отвергнуть. Каждый решает сам, но отвергающим присутствие Христа мешает, они хотели бы, чтобы Его не было. Поэтому отвержение рождает желание уничтожить, смешать с грязью, не признавать реальности Его существования. Желание убить Христа возникло не в тот день, а задолго до суда, и до сих пор не прекратилось. Но до конца времён оно останется обречённым на провал.

Все так хорошо складывалось. И суд собрался, и приговор готов... Ведь всем же все ясно: не место этому Сыну Человеческому на земле. И хорошее обвинение подобрали (это как потом Аль Капоне за уклонение от уплаты налогов посадили!), и свидетели нашлись, а — не выходит, разваливается обвинение, все как-то неудобно получается. Ну, тогда ва-банк: «Ты Сын Божий?» Или сломается и отречется, или скажет «да», а мы это объявим богохульством. Ответ Иисуса восхищает. С одной стороны — это вежливая форма утвердительного ответа, но с другой — как всегда у Него, возврат вопроса к задающему: «сам подумай и прими ответственное решение». То, что говорят «судьи», показывает: услышали, но на заранее принятое решение это не влияет. Интересно, что когда наши «неверующие» сомневаются в том, Кто такой Иисус, они тем не менее называют Его Христом, то есть Помазанником Божиим. Так что Он как бы неслышно им отвечает: «Вы говорите, Кто Я» . И — оставляет им свободу принятия решения.

Чем было вызвано предательство Петра? Отступничеством? Испугом? Едва ли: ведь ещё совсем недавно он обещал Иисусу умереть с Ним вместе, если потребуется. Пётр, конечно, человек горячий и решительный, но он далеко не мальчик, чтобы бросаться словами и раздавать легкомысленные обещания. И, уж конечно, он отнюдь не труслив, об этом свидетельствует всё, что мы знаем о нём из евангельских рассказов. Тогда что же? Быть может, неожиданность и парадоксальность всего происходящего? Пётр, конечно, обещал быть с Иисусом до конца, как, впрочем и все остальные Его ученики. Но чего они ожидали? Иисус не раз говорил им о Своих грядущих страданиях и смерти, так же, как и о Своём воскресении. Но апостолы, похоже, никогда до конца Его не понимали, всё более-менее ясно им стало только после Воскресения (а окончательно ясно, кажется, лишь после Пятидесятницы). Они даже в день Вознесения ожидают, что теперь-то, наконец, их Учитель восстановит «царство Израиля» и станет «настоящим Мессией», тем Царём, которого ожидали тогда многие. А тогда, во время и сразу после Тайной Вечери, они, кажется, были абсолютно уверены в том, что восстание начнётся вот-вот, их Учителю, конечно, будет грозить смертельная опасность, и они, конечно, были готовы оставаться с Ним до конца, что бы ни случилось. И вдруг — никакого восстания, их Учитель сдаётся без сопротивления, всё кончено, кончено совершенно бездарно; и что же делать дальше? Неудивительно, что все разбегаются. Если всё закончилось, не начавшись, то чему же хранить верность? Учителю, хотя бы и отказавшемуся, как казалось, от всех замыслов? На это хватило решимости у одного лишь Петра, он остался, чтобы посмотреть, что будет с Иисусом дальше. И вдруг: а ведь ты был с Ним! — с одной, с другой, с третьей стороны… А Петру теперь: был, не был, какая разница? Какое это имеет значение теперь, когда всё кончено? — Не был! Ничего и никого не знаю, отстаньте! — первая и вполне естественная реакция. И тут же, как молния, вспышка, озарившая сознание: предал! Отрёкся! Вот оно, то, о чём Он предупреждал! И тут же глубокое, жгучее раскаяние. Раскаяние, возвращающее надежду.

Беззаботные времена кончились — если раньше апостолы могли проповедовать без гроша денег и без хлеба в сумке, то теперь их и их Учителя не спасти даже мечом. Бывает время, когда Бог не исполняет молитву даже самого праведного и когда нельзя верить даже себе. Иисус должен испить Свою чашу, а Петр обманывает самого себя, уверяя Учителя в верности до гроба. Что делать, когда наступает «время беззаконных и власть тьмы»? Если апостолы не знали, как можем знать мы? У них остаются только слова Иисуса: «Я молился, чтобы не оскудела вера твоя...». Вера в то, что и во тьме все остается в руках Божьих...

Путь на Голгофу начался ещё до Гефсимании, с одиночества среди не понимающих Его учеников. Пройдёт совсем немного времени, и апостолы станут совсем другими людьми, но пока что они причиняют Учителю дополнительные страдания.

Видя это, Христос, пришедший спасти нас, не отвергает учеников. Именно с этим связано Его обращение к Петру, содержащее предупреждение о его предстоящей слабости, но и поручение утвердить братьев после падения. Христос видит слабость Петра, как видит слабость любого из нас, но ни Петра, ни каждого из нас Он не только не осуждает и не отвергает, но и укрепляет. Даже в словах, обращённых к Иуде, слышится не осуждение, но сожалеющий упрёк, способный пробудить совесть.

Только бы мы были готовы принять Его поддержку. Петр чуть позднее сможет, Иуда же не захочет...

Название горы Елеонской заставляет нас вспомнить о елее, которым совершалось помазание, в том числе помазание на царство. Но Царство Христа не от мира сего, и не через ритуальное помазание Он идёт к Своему торжеству, а через жертвенное страдание.

Сегодня мы читаем огромный отрывок из Евангелия от Луки, включающий рассказ о Входе Господнем в Иерусалим и рассказ о Тайной вечере и Последней беседе Христа с учениками. В сущности, это рассказ о заключении Нового завета, который будет окончательно скреплен Кровью Христовой, пролитой на Кресте.

Ради заключения Нового завета Господь идет на Крест. Мы читаем сегодня, что ни один шаг Христа на Его последнем пути не проходит легко. Как бритва, спасительное действие Божие рассекает людей. Немногие ученики принимают то, что делает и говорит Христос, но вокруг постоянно звучит голос противников, которые возмущаются Иисусом. В конце концов, рядом с Ним остаются только двенадцать учеников, и даже из них один оказывается предателем. У подножия Его креста среди издевающейся толпы мы видим только Его Пречистую Матерь с любимым учеником, нескольких женщин и изумленного сотника Лонгина, неожиданно для самого себя изрекающего истину о том, что человек сей был Сын Божий.

Но, несмотря на то, что противление все силится, Сын Человеческий идет, как написано о Нем. Прочтение такого большого отрывка дает почувствовать все ускоряющееся движение событий. Это не процессия, медленная и важная. Скорее, рассказ евангелиста оставляет впечатление стремительного похода, конечная цель которого — заключение Нового завета. Того завета, участниками которого мы становимся, приобщаясь Тела и Крови Христа по Его заповеди.

Елеонская гора – это начало прославления Христа. Это Его Вход в Иерусалим, вход Царя. И на ту же гору Он возвращается после того, как ел Пасху с учениками. И снова с Елеонской горы начинается прославление Христа - как Спасителя Мира. И за пасхальной трапезой Христос объясняет апостолам то, что Он Сам совершал и что совершается. Он – служащий, рядом с которым были люди, кто уже изменился в сердце своем. Кому Он обещает трапезу в Царствии Небесном. И кому Он завешает, как свидетелям Его дел, Причастие Тела и Крови Своей. Причастие смерти и скорого Воскресения. Причастие славы Христовой, через которое укрепляются и спасаются все христиане с тех дней.