Мысли вслух на Ис 10:12-20

Ассирия, против которой направлено это пророчество Исайи, была крайне непривлекательной страной. Это первое в истории военно-фашистское государство, в массовых масштабах практиковавшее геноцид и насильственное переселение народов. Грабежи и истребление беззащитных стали основой политики этой донельзя милитаризованной державы. «Бич Божий» — так называли в древности не только саранчу, но и полчища ассирийцев. Когда в конце 7 века до Р.Х. Ассирия пала под ударами Вавилона, пророк Наум сказал: «Все, услышавшие весть о тебе, будут рукоплескать о тебе, ибо на кого не простиралась беспрестанно злоба твоя?».

И вот на слова ассирийского царя «забрал я всю землю и никто... и не пискнул», пророк Исайя возвещает слово Божие. «Величается ли секира перед тем, кто рубит ею?», — говорит Господь. Эта высокомерная и гордая держава, думавшая, что ей покорился весь мир, оказывается, только орудие в руках истинного Владыки. И Господь говорит о том, что для жестокости и насилия, для грабителя и убийцы Свет Израиля, Святый его становится огнем, становится пламенем, которое пожрет все высокое и превознесенное. Это очень важный образ — Свет Божий, который становится пламенем для всякого греха.

Интуитивно мы ожидаем от Бога двух действий: спасения хороших (нас) и покарания плохих (ассирийцев, чеченцев, евреев, буржуев, католиков, велосипедистов, пешеходов...). Но Бог в Своей бесконечной Премудрости совершает только одно действие: Он приходит. И все дальнейшее зависит от самих людей. Станет для тебя Свет Израиля светом, открывающим путь к жизни, или огнем поядающим, зависит от твоей воли и твоего нравственного облика.

«Воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен»,  — говорит в сегодняшнем чтении мисс Безрассудность. Прочтем этот текст, не так как дает синодальный перевод  — «женщина безрассудная», а именно «мисс Безрассудность», как читаем в переводе New International version, где пишется «woman Folly». И именно так в духе новозаветного провозвестия нужно читать, чтобы не оскорблять достоинство женщины, которое Христос поднял на высоту соразмерную мужской.

Откуда могла появиться сама эта абсурдная идея, что воды краденые сладки. Как можно поверить этому?! Ссылка на подобное восприятие греха встречается еще раз в книге Притчей и один раз в книге Иисуса Сирахова. И казалось бы парадокс — ведь всякий согрешающий знает тягостность, болезненность греха для себя, это вновь и вновь звучит в Библии: посмотрим хотя бы книгу Псалтири. «Нет мира в костях моих от грехов моих, ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне, смердят, гноятся раны мои от безумия моего» (Пс 37:4-6).

Вспомним, что Ева, когда ее искушал змий, увидела, что «дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно» (Быт 3:6). Это потом, будучи изгнанными из рая, Адам и Ева узнали всю тяжесть и болезненность греховного бремени. А поначалу грех кажется таким приятным. Особенно это касается согрешений против седьмой заповеди Декалога (как представить себе, что может быть приятно украсть или убить?! — убийство и кража ради удовольствия это уже психическая болезнь). Но вот нарушения седьмой заповеди именно манят нас своей сладостью. И мало кто понимает, что в этой сладости заложена страшная горечь изгнания из рая. Параллельное место из книги Сираховой говорит: «блуднику сладок всякий хлеб» (Сир 23:23). Наверное потому, что в грехе против седьмой заповеди содержатся и все прочие грехи: человек и крадет одного человека у другого и убивает любовь между двумя людьми и сознательно хулит Господа, ибо ослушивается Его наставлений и далее.

Но обратимся к началу той главы из книги Притчей, которую мы читаем сегодня. Да, мы вновь называемся там «скудоумными». Конечно, скудоумные мы и есть пред лицем Господа. Но все-таки говорится: «идите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворенное». То есть заповедь отнюдь не лишает нас сладости хлеба и вина, напротив, дарует нам и ее и любовь Господа.

Ассирия, ставшая разрушителем Северного Израильского царства, угрожает и Южному царству. Но для пророка очевидно, что хотя Ассур и стал орудием гнева Божьего на Израиль, но дни его сочтены. Тем не менее, Иудее тоже грозит падение, потому что неисполнение выраженной в Законе воли Божией выводит народ из отношений с Богом. Упование на Бога становится критерием по которому будет отобран Остаток — малая часть народа, сохранившая веру. Упование проявится с особой силой в час испытаний — военные набеги ассирийцев, нестроения в царстве. Но те, кто верят в Творца неба и земли, знают, что Он не оставит Свой народ. Как страшно, что остаток будет так мал! — но, в конечном итоге, все зависит от каждого отдельного сердца.

Пророчество об Ассуре раскрывает смысл исторических катаклизмов, происходивших не только в древние времена. Оно помогает увидеть глубинную сущность многих событий последующих веков.

Великая империя, поглощающая соседей и во дни Исаии нависшая над Иудеей, привыкла полагаться на свою мощь, она считает свои военные, да и не только военные успехи исключительно собственной заслугой. Её цари и полководцы в принципе могут признать свои успехи даром свыше, но что не укладывается в их сознании, так это то, что их победы и величие вовсе не являются знаком расположения Бога. Но Библия даёт нам право делать вывод, что Господь, видя, что люди желают того, что не может им пойти во благо, тем не менее попускает сбыться по их желаниям. Им, не понимающим, что для них же лучше, но претендующим на такое понимание, Он даёт увидеть и испытать, что будет, если осуществится то, чего им так страстно хотелось. При этом Он Сам не допускает окончательной гибели заблудшего человечества и может любую самую чудовищную ситуацию повернуть во благо. Но тем, кто хотел зла, всё-таки за свои дела придётся ответить.

Главной темой проповеди Исайи, которую предлагает нам сегодняшнее чтение, является тема остатка (ст. 20–23). Это понятие впоследствии стало ключевым для всей ветхозаветной мессианской традиции. Собственно, уже Исайя прекрасно понимал, что тех, кто сохранил верность Богу, Завету и Торе, в Израиле было меньшинство. И все бедствия, которые постигали страну и народ, включая нашествие ассирийцев, о котором пророк предупреждает своих соотечественников (ст. 5–6), обусловлены именно этим.

Дело даже не в том, принимают ли жители Иерусалима и Иудеи слова самого Исайи или нет. Ведь пророк, в сущности, не требует от них ничего особенного. Он лишь напоминает о необходимости соблюдения Торы, в том числе и тогда, когда речь идёт об общественной и политической жизни (ст. 1–4). Но, как свидетельствует история, именно это и оказывается делом практически невозможным как во времена Исайи, так и сегодня. И не то, чтобы жить в согласии с законом, данным Богом, было невозможно в принципе: едва ли Бог стал бы устами Своего пророка требовать от Своего народа невозможного. Но жить в таком случае пришлось бы совершенно иначе, иначе настолько, что человеку, привыкшему к нынешнему порядку вещей, о такой жизни подумать страшно. Так страшно, что даже постигающие его бедствия и катастрофы кажутся ему менее страшными, чем эта возможная другая жизнь, и человек готов сделать всё, что угодно, лишь бы не обращаться к Богу, к Тому Единственному, Кто мог бы помочь (Ис 9:13). Такое упорство не случайно: ведь, обращаясь к Богу, надо быть готовым ответить на Его призыв и следовать Его закону, иначе вся религиозность останется одной видимостью. И если во времена мирные и спокойные ещё можно пребывать в иллюзиях, можно говорить о собственной религиозности, не задумываясь всерьёз о том, чтобы следовать Торе, то во время бедствий и катастроф эти иллюзии быстро рассеиваются, и внешняя религиозность исчезает, как дым. А верными остаются лишь те, кто был верен Богу и в мирные времена, соблюдая данные Им заповеди и следуя Его закону. А нашествие ассирийцев, как и любая другая национальная катастрофа, отнюдь не меняет ничего в духовном состоянии народа по существу. И, уж конечно, никакой военный разгром или другой социальный катаклизм не может стать причиной духовного кризиса, он может быть лишь его следствием.

Исайя, разумеется, прекрасно понимает, что народ Божий губят не ассирийцы, а отступничество, забвение Бога и нарушение Торы. Но и те верные, которые были в народе до ассирийского нашествия и разгрома, никуда не исчезают, наоборот, их верность становится ещё заметнее на фоне всеобщего отступничества. Не случайно Исайя воспринимает день бедствия как «день посещения», т.е. как день суда Божия (ст. 3): ведь именно в день Суда всё встаёт на свои места, все маски спадают и тайное становится явным. А без такого суда невозможно и наступление мессианского Царства. Того Царства, наступлением которого завершается земная история.

Премудрость взывает к людям, и вспоминаются слова Христа: «стою у двери и стучу» Откр. 3:20). Принятие мудрости, как и всего, исходящего свыше — дело добровольное, никто никого не принуждает, но с мудростью всё-таки лучше. Мудрость лучше золота, и это не просто метафора: гоняющиеся за золотом вместо мудрости рискуют остаться и без золота, и без мудрости.

Слова «страх Господень — ненавидеть зло» раскрывают нам ещё одну сторону этого непростого понятия, несводимого к привычным для нас разновидностям страха. Это значит, помимо прочего, что зла надо не только избегать, ему необходимо активно противодействовать, а для этого необходимо бесстрашие, рождаемое страхом Божиим.

Слова о начальных пылинках вселенной можно понять, как упоминание о мельчайших частицах, и предъявить это место Писания тем, кто пытается доказать «антинаучность» библейской картины мира. Может быть, такое прочтение верно, но ещё важнее не выискивать в Библии подробное описание мироустройства с точки зрения физики, а увидеть на её страницах раскрытие смысла Творения. Если же мир был создан с мудростью, то это значит, что вселенная устроена не бессмысленно и не хаотично.

Мудрость советует обличать мудрого, поскольку для адекватной реакции на критику необходимо умение на неё реагировать. Рассуждая далее логически, можно заключить, что бессмысленно поучать глупого, но этого не говорится, и значит, не следует оставлять попыток вразумить того, кто чего-то не понимает. (Да и кто вправе относиться к другому человеку, как к дураку?). Но бессмысленно поучать кощунника. Из множества видов зла кощунство выделено, поскольку оно не только направлено против Бога, дающего мудрость и благо, но и вызвано не столько «непониманием», сколько страстной одержимостью. Здесь мы можем вспомнить евангельский совет: «не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» (Мф.7:6).

И снова перед нами раскрывается смысл понятия «страх Божий»: он — начало мудрости, сама же мудрость неотделима от разума, сущность которого — познание Святого. Важность разума Писанием никогда не отрицалась, так что бессмысленно противопоставлять его вере.