Мысли вслух на Ин 14:15-31

Кто-то где-то сказал: «Любовь есть инструмент познания». И в самом деле, что можем мы знать о том, кого не любим? Отвернувшись от человека, нельзя соприкоснуться с ним, нельзя стать ему ближе, понять его. Это же верно и тогда, когда речь идет о познании Бога. То, что можно знать о Нем, не любя, не стремясь к Нему — только сухая и относительная «схоластика» о том, что Он, дескать, такой великий и сильный и мудрый. Но по-настоящему узнать Его, («познать», на языке Писания, соединиться с Ним, «пребывать в Нем») дано лишь тому, кто готов любить. Именно поэтому Иисус говорит, что откроет Себя не всему миру, а только ученикам, которые и получат Духа истины, открывающего Отца тем, кто может Его понять, то есть — полюбить.

Другой Утешитель будет пребывать с учениками. Не сказано, что со всеми людьми, и скорее всего по той причине, что отвергающие Сына отвергают и Дух Истины. Надо принять Иисуса, и тогда принимающие смогут принять и Отца, и Духа. Христос умалился, но через Его умаление мы можем обрести полноту общения с Богом.

Христос обещает ученикам не оставить их сиротами и придти снова. О каком приходе Он говорит — о Своём ли Воскресении, о предстоящем ли сошествии Духа Святого или же о Втором Пришествии? Как бы ни понимать эти слова, Он рядом со Своими верными, Он нас любит и не оставляет.

Признак любви — соблюдение заповедей — может показаться слишком простым, а при желании нетрудно объявить его проявлением формального законничества. Но глубина начинается с поверхности. Выполнение элементарных правил — не формализм и не дисциплина, но залог и начальное проявление глубинных отношений с Богом, превосходящих всё, о чём можно помыслить первоначально.

Сложнее всего принять самые простые вещи. Сложнее всего ответить на вопрос, допускающий только два ответа "да" или "нет". Всего нечего, нужно решить для себя кто есть Иисус. Если ответ "Он – мессия", то дальше, по Его словам, все просто. Любишь Его, соблюдаешь Его слово, и жизнь превращается в нечто в буквальном смысле неземное. Бог-Творец, Вседержитель сотворит себе обитель в том, кто любит Сына. Самое неприятное здесь простота выбора. Любишь – не любишь. Веришь – не веришь. Исполняешь - не исполняешь. Вроде бы верю, но не исполняю. Как же тогда быть – тот, кто любит, тот обязательно исполняет, значит, я не люблю. И обители из меня не получится? Так бы и ходить по этому заколдованному кругу, человеческий выход из которого только одни: раз все так ужасно и я своими силами никак и никогда не исполню слова Иисуса, значит и нечего стараться. И тут же, приходит ответ. Своими человеческими силами, конечно, ничего не получится, но тот, кто идет на Крест ради спасения каждого человека, пошлет Утешителя, который напомнит все, что забыто в суете, поднимет каждого, кто падает и падает на ровном месте.

Беседа во время Тайной Вечери посвящена, в сущности, одной теме: теме Царства. Перед Своей смертью и ожидающим Его воскресением Спаситель хочет как можно больше рассказать Своим ученикам о том, что их ждёт. Они же понимают Его вполне по-человечески, в соответствии с теми народными мессианскими представлениями, которые были свойственны эпохе. Одной из важнейших тем, связанных с Царством, была тема Святого Духа. Оно и понятно: ведь Божье дыхание пронизывает Царство до самых последних его пределов. Это дыхание, собственно, и составляет природу Царства, или, вернее, то, что в Царстве заменяет природу. Им пронизано всё, что становится частью Царства. Ему причастны все его жители. Путь Иисуса, завершающийся на земле, продолжается в Царстве. А Его ученикам и последователям Царство открывается как именно это Божье дыхание, дыхание Святого Духа.

Ученики же ждут иного. Они никак не могут понять: где же то видимое всем и каждому мессианское Царство, о котором столько говорят в народе? Когда оно наступит? Они ждут начала мессианского восстания, в котором им всем придётся участвовать. Ждут небесного воинства — ангельских легионов, которые конечно же появятся по зову их Учителя: для Него ведь нет невозможного. Они не понимают, почему их Учитель собирается в конце концов открыться лишь им одним, а не всему миру. Значит, никакого Царства не будет? Будет лишь небольшой круг сторонников и последователей?

Им было пока ещё непонятно, что в то Царство, которое принёс в мир их Учитель, невозможно войти физически, что можно быть в его присутствии и этого присутствия не заметить. Поймут всё они только после Пятидесятницы. Тогда им станет ясно, что Царство «не от мира сего» не потому, что в нём действуют какие-то особые законы, а потому, что его природа иная. Такая, какой в этом мире не найти.

И природа эта как раз Божьим дыханием и определяется. Которое может увидеть лишь тот, кто хочет и ищет. Но такое понимание Царства придёт к апостолам потом. А пока они ждут такого Царства, о котором знают. И недоумевают, слушая Учителя. Но ведь недоумение само по себе не мешает общению со Христом. Мешает недоверие. А недоумение — дело преходящее. Доверие же у учеников к Учителю было. Несмотря ни на что. Оно и помогло им пережить всё последующее. И дожить до Пятидесятницы.

Дух Святой научит вас всему, но также и напомнит вам всё, что говорил Христос. В этих словах содержится ответ на часто задаваемый вопрос: по какому принципу отбирались канонические евангелия, если известно, что евангельских повествований было гораздо больше? Слова и эпизоды, записанные четырьмя евангелистами, сохранились именно потому, что Святой Дух не допустил их забвения. Между тем каждый, кто хоть немного знаком с “апокрифическими евангелиями”, согласится, что они, хотя и используют некоторые евангельские мотивы, относятся к другому виду литературы.

Уходя, Он оставляет ученикам мир, но подчёркивает, что Его мир не похож на мир, привычный людям. К сожалению, тот мир, который обычно устанавливается в отношениях между людьми, можно определить всего лишь отрицательно, как временное отсутствие войны и вражды, и в том его слабость и непрочность. Но мир, приносимый Христом, равносилен подлинности жизни. Рядом с ним всякая вражда выглядит тёмной щелью, куда пока что не проник свет.

Произнося слово "Утешитель" каждый человек представляет себе что-то свое, но есть и общие черты, которые можно выделить. Утешитель должен избавлять от грусти и тоски, утирает слезы, гладит по голове и говорит что-то приятное. Так ли понимает это слово Господь, когда говорит об Утешителе? Ничего подобного мы не находим: Утешитель научит всему и напомнит все. Утешение предстает перед нами как познание, принятие и усвоение слов Христа. Только в этом Господь видит для нас возможность утешиться, обрести счастье и свободу.

Русский перевод греческого слова «Параклетос» подчеркивает только одно значение этого многозначного слова. И мы подчас ожидаем от Святого Духа в первую очередь утешения в наших скорбях. Но заметим, что Иисус говорит о совсем других делах Духа, скорее относящихся к другим переводам Его Имени. Параклетосом назывался адвокат в судебном заседании, который мог подсказать подсудимому правильное поведение, верные слова. О том, что Дух Святой дает силу и слова для свидетельства о Христе, сказано и в других местах Нового Завета (см. Мф. 10:19-20; Ин. 15:26; Деян. 1:8). Но Дух не только вкладывает слова в уста, Он приносит любовь и истину в сердце, и именно любовь и истина становятся источником всех наших взаимоотношений, движущей силой всех наших поступков. Так произошло с апостолами в Пятидесятницу, так будет и с нами, если только мы будем просить об этом, потому что «Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него» (Лк. 11:13).

Для описания возможного единения с Собой Христос выбирает образ виноградной лозы. Даже при том, что, как и всякий образ и всякая притча, этот образ ограничен, все же он потрясающе точен. Он показывает нашу жизнь сразу со многих сторон, точно описывая наше место по отношению к Богу. С одной стороны, мы не можем быть больше, чем мы есть, мы не способны приносить плод сами по себе. Мы — только ветви, которые без лозы — ничто (см. Ин. 15:5). С другой стороны, мы не можем быть чем-то меньшим того, что задумал о нас Бог. Ведь, говоря об отсекаемой за бесплодность ветви (см. Ин. 15:2), Христос призывает нас к ответственности: раз уж мы называемся ветвями, то надо ими быть. И еще этот образ очень ясно дает понять, что мы не одни в Церкви. Нас - ветвей — много, но все мы питаемся соком от одной лозы. И, как потом скажет апостол Павел (см. 1 Кор. 12:12-27), когда страдает одна ветвь — страдают с ней и лоза, и все остальные ветви. А когда радуется одна ветвь — с ней радуются и лоза, и другие. Когда один совершает добрый поступок — всей Церкви радость. Когда один грешит — всем становится больно. В первую очередь, Христу.

Говоря о мире, который не от мира сего, Иисус призывает Своих учеников не бояться. Речь, разумеется, идёт о мире в том смысле, в котором это слово употребляется в яхвизме и в иудаизме, а впоследствии стало употребляться и христианами: о мире как о Божьем присутствии, или, вернее, о том воздействии Божьего присутствия на человеческую природу, которое у человека вызывает ощущение внутреннего мира и покоя. Но главное не в ощущениях, а в самом Присутствии. Оно, конечно, было знакомо ищущим Бога и до прихода Христа, особенно яхвистам: ведь Бог никогда не оставлял Свой народ.

Но чтобы полностью избавиться от страха — такого не было никогда, страх испытывали даже те, кто, казалось бы, твёрдо стоял на пути праведности. Оно и понятно: праведность ведь по природе человеку не свойственна. Она не свойство и не качество падшего человека, она — лишь состояние, в котором можно пребывать, но которое легко и потерять. В сущности, падший человек бывает праведником вопреки своей природе. И ему во всяком случае приходится противостоять тому злу и греху, которое он несёт в себе. А значит, и страхам в жизни праведника место может найтись. До тех пор, пока человеческая природа не будет преображена полностью и до конца, окончательно от них не избавиться.

Можно лишь сделать так, чтобы они не определяли ход духовной жизни и жизни вообще. А вот с приходом Христа ситуация изменилась: ведь с Ним в мир вошло Царство. А значит, и возможность того самого полного и окончательного преображения человеческой природы. И, соответственно, избавления от всех страхов, связанных с грехопадением. Включая страх смерти и страх перед тем, что люди считают сверхъестественным — два главных страха современного человека. В Царстве ведь страхов нет — а Иисус зовёт Своих учеников именно туда. За Собой.

Иисус во время Тайной Вечери всё время пытается донести до Своих учеников простую мысль: Он уходит, но жизнь продолжается. И не просто жизнь, а жизнь в Царстве. Более того: Его уход связан с процессом становления этого самого Царства. Вхождения Царства в мир и его раскрытия в мире. Он уходит ради осуществления того, для чего пришёл.

Потому Он и говорит ученикам: если бы вы действительно Меня любили, вы бы радовались Моему уходу. Я ведь иду, чтобы осуществить то самое, чего вы, по вашим словам, ждёте. Но апостолам это непонятно. Они не понимают, что это за Царство, Царь которого должен уйти для того, чтобы оно явилось. По-человечески этого и нельзя было понять. В мире сем так не бывает. Тут всё наоборот: если царь исчез, значит, и царства больше нет. Царство ведь (во всяком случае, в том смысле, в каком его понимали в древности) — это прежде всего царь и подданные, а не территория.

Территория — дело наживное. А вот если нет царя, то царства не будет точно, даже если с территорией всё в порядке. Хотя бы потому, что без царя очень скоро исчезнет и порядок. Ученики, разумеется, всё это прекрасно понимали, потому-то они и недоумевали по поводу странного, как им казалось, поведения Учителя. Вместо того, чтобы начать создание мессианского Царства, сделать к тому хоть какие-нибудь понятные и естественные шаги, Он, кажется, собирается куда-то уйти, скрыться.

Почему? Единственным разумным объяснением, которое могло прийти в голову ученикам, было предположение, что Он хочет собрать больше людей прежде, чем начинать восстание. Может быть, у Него есть тайные последователи? Может быть, Он собирается именно к ним, чтобы вернуться с силами более внушительными, чем те одиннадцать человек, которые были налицо? В конце концов, сочувствующих Ему ведь было немало, и встреча при входе в Иерусалим была торжественной.

Как бы то ни было, когда Иисус встал из-за стола и позвал учеников за Собой, они поняли, что сейчас что-то должно произойти. Может быть, наконец, произойдёт нечто, что если не объяснит дело, то, по крайней мере, хотя бы даст намёк на разгадку. Тем более, что пока, кажется, Он зовёт их следовать за Собой, а значит, что бы ни было, они в любом случае окажутся участниками происходящего. Доверие к Иисусу у апостолов сохранялось, несмотря на непонимание. А оно-то и есть главное: его достаточно, чтобы идти за Христом, несмотря на все недоумения.

Описывая Царство, Иисус прибегает к традиционному для яхвизма и иудаизма образу виноградника, виноградной лозы. Но в этот традиционный образ он вкладывает новый смысл, связанный с сутью того Царства, которое Он принёс в мир. Конечно, здесь находится место и традиционному пониманию Царства, как места, где действует лишь одна воля: воля Бога, створившего мир. Не случайно Иисус говорит, что «князь мира сего» «в Нём не имеет ничего»: ведь Царство, принесённое Им в мир, существует не по законам этого мира, так, что «князь мира сего» не может иметь над ним никакой власти, даже несмотря на то, что, пребывая в нашем непреображённом мире, Царство постоянно с ним соприкасается. Но образ виноградной лозы становится также и образом отношений Царства, где все связаны друг с другом и со Христом так же, как ветви на виноградной лозе. Связь эта абсолютная, непосредственная и органическая: каждая ветвь — продолжение лозы, если её оторвать, она засыхает. Все ветви живут с лозой одной жизнью, питаясь с ней одними соками из одного источника. Очевидно, таким же образом связаны жители Царства друг с другом и со Христом. С этой точки зрения Царство можно определить, как единое пространство отношений, связывающих между собой всех его обитателей, в центре которых Христос. И именно факт присутствия Христа делает Царство Царством. Ведь для того, чтобы оно оставалось самим собой, необходимо такое постоянство отношений, такая их устойчивость, какие немыслимы в падшем мире для повреждённой грехопадением человеческой воли. Лишь воля Того, Кто, будучи Человеком, остался неподвластен греху, может стать основой устойчивого единства, необходимого, как непременное условие существования Царства в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире. Именно это, как видно, и имеет в виду Спаситель, говоря «без Меня не можете делать ничего». Конечно, человек даже в падшем состоянии иногда может с Божьей помощью сделать что-нибудь хорошее. Но сделать что бы то ни было для Царства возможно, лишь будучи частью Царства. А быть его частью невозможно без духовного единства с Тем, Кто составляет его духовную основу, Кто является тем духовным стержнем, на котором держится Царство. Один конец этого стержня удерживает Бог, воскресивший из мёртвых Своего Сына. На другом — мы, считающие себя христианами и по мере сил пытающиеся ими быть. А между нами Царство, через нас входящее в мир.

В Страстную пятницу, в Страстную пятницу, которая не далека от нас, а близка как никогда, пусть нас и не было тогда на свете, владыка Антоний митрополит Сурожский говорил с амвона такие слова. «<...> Мать стояла у Креста; Ее Сын, преданный, поруганный, изверженный, избитый, истерзанный, измученный, умирал на Кресте. И Она с Ним со-умирала... Многие, верно, глядели на Христа, многие, верно, постыдились и испугались и не посмотрели в лицо Матери. И вот к Ней мы обращаемся, говоря: Мать, я повинен – пусть среди других – в смерти Твоего Сына; я повинен – Ты заступись. Ты спаси Твоей молитвой, Твоей защитой, потому что если Ты простишь – никто нас не осудит и не погубит... Но если Ты не простишь, то Твое слово будет сильнее всякого слова в нашу защиту... <...>Вот, встанем перед судом нашей совести, пробужденной Ее горем, и принесем покаянное, сокрушенное сердце, принесем Христу молитву о том, чтобы Он дал нам силу очнуться, опомниться, ожить, стать людьми, сделать нашу жизнь глубокой, широкой, способной вместить любовь и присутствие Господне. И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы творить жизнь, творить и создавать мир, глубокий и просторный, который был бы, как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев, если нужно – и нужно! – потому что любить – это значит умереть себе, это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь то Бога, будь то человека, жить для другого, отложив заботу о себе. Умрем, сколько можем, станем умирать изо всех сил для того, чтобы жить любовью и жить для Бога и для других.» Так близка нам эта пятница, когда владыка говорил эти слова, как все Страстные пятницы, что были и будут. «Я повинен». Меня тогда не было на свете, но я повинен. Нельзя воспринимать сегодняшний день как символическое воспоминание о когда-то бывших событиях. Нет. Ибо Тело и Кровь, которых мы причащаемся не символ, а Само Тело и Сама Кровь. Вот я, и я виноват здесь и сейчас. Пугает, когда люди заранее начинают поздравлять друг друга с Пасхой (это действительно бывает и бывает часто!). Сегодня я ничего не знаю о Пасхе, я знаю только одно – я виновата или я виноват, ибо Он умер, а я ничего не сделал, чтобы это предотвратить.

Слово, которое мы читаем сегодня: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам», - это замечательное, доброе, спасительное слово. Мы часто забываем об этом, увлекаясь самобичующим покаянием. А на самом деле, покаяние – это радость, ибо послушание – любовь. Когда Господь говорит Своим ученикам о том, что делать, они дивятся, им кажется, это невыполнимо. «Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись?» (Мф 19:25) Трудно объяснить трехлетнему ребенку, что мама не дает еще одну конфету не потому что она жадная или недобрая, а потому что ребенку это вредно. А человеку, не обретшему Бога, порой просто невозможно объяснить, что слушать заповеди Божии и быть им послушным – так хорошо! Только вырастая в полную меру, мы к этому приходим и только тогда, наконец, понимаем, что такое настоящая любовь, которая хочет не себе, а ему. Но когда достигаешь этого, и кажется и так полнится сердце любовью, что все внутри горит и можешь ради другого хоть в огонь, хоть в воду хоть на плаху… в какой-то момент обнаруживаешь, что любовь иссякла. Через это проходят все. Хуан де ла Крус назвал это состояние «темной ночью души». Но это лишь для того, чтобы понять, что только Бог — источник любви, и мы любим не потому, что мы такие добрые и замечательные, а потому что Он дает. Ибо как замечательно сказал наш поэт: «и нам сочувствие дается, как нам дается благодать» (Ф. Тютчев).

То, что Господь любит нас, — факт, не требующий доказательств. Любит безусловно. Так, как никто из нас не умеет любить. И естественно, когда эта любовь остается безответной с нашей стороны, Ему это радости не приносит. Он хочет, чтобы мы ответили Ему на Его любовь, хотя всем (и Ему, и нам) понятно, что «достойного» ответа от нас не может быть по определению. Наша любовь неизмеримо меньше Его. Но все же Он не опускает планку, не говорит, что Его — Бога — надо уважать, бояться, слушать и т.д. Он говорит: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» (Мф. 22:37, см. Втор. 6:5). Вопрос: как это возможно? Как нам достичь того, чего Он от нас ждет? Сегодня Сам Христос дает ответ. Необычный ответ. Нам привычно воспринимать отдельно правила и установления и отдельно любовь и личные отношения. Для нас, скажем, даже в семейной жизни это чаще всего две разные области. Иисус сегодня показывает, что это не так. Тот, кто соблюдает Его заповеди — тот любит Его (см. Ин. 14:21). Вот так. Все, оказывается, очень просто. И в то же время — очень сложно. Потому что любить Его — это тоже заповедь. Получается замкнутый круг, разобраться в котором помогает только Сам Бог, обещавший, что Он явится нам. На это и уповаем — Он придет к нам и научит нас всему (см. Ин. 14:26).

Рассказывая Своим ученикам о Царстве, Иисус описывает его на примере отношений между Ним Самим и Его Отцом, а также между Ним и Его учениками. Он говорит, обращаясь у ученикам: если вы попросите чего-нибудь у Отца во имя Моё, то Я сделаю то, о чём вы просите, и если попросите меня о чём-нибудь, Я это сделаю. Таким образом Иисус, как видно, иллюстрирует собственные слова о том, что Он в Отце, а Отец в Нём. Царство в Его изложении оказывается, прежде всего, духовным пространством, пространством тех отношений, которые связывают Его с Отцом и со всеми Его учениками, притом связывают так, что Он оказывается Посредником между Своими учениками и Отцом. Наверное, именно это и имеет в виду Иисус, говоря, что Его Царство «не от мира сего». В самом деле, единственное в нас, что никак не зависит от законов нашего, непреображённого мира, — это наше отношение к кому-то или к чему-то, ведь оно определяется исключительно нашей волей, которая, в отличие от тела или души, остаётся свободной при любых обстоятельствах. И если пространством Царства является именно пространство наших отношений, то оно действительно может совершенно не зависеть от законов того мира, в котором мы живём. Единственное, что может этому помешать, — наша собственная падшая природа. Ведь грехопадение стало, прежде всего, результатом неправильного выбора, ошибочного решения, а следствием таких ошибок оказывается в первую очередь именно ослабление воли, которая у падшего человека склонна подчиняться той самой природе, которой в нормальном состоянии должна была бы управлять. И единственным выходом из положения становится в этом случае вмешательство в ситуацию воли тоже человеческой, но не подвластной первородному греху. Такой волей и становится для духовного пространства Царства воля Мессии. Потому-то Он и становится посредником между Богом и Своими учениками и последователями: без Его воли Царство невозможно, оно просто не будет Царством Божиим в подлинном смысле слова. Когда же пространство отношений создано, его наполняет дыхание Божие, благодаря которому пространство это может распространяться всё шире и шире, включая в себя всё новые сердца и спасая всё новые души. До того самого момента, когда возвращение Спасителя ознаменует завершение этого процесса и полное торжество Царства, преображающего мир.

В Последней беседе с учениками Господь говорит две симметричные вещи, обозначающие собою путь христианина. Как верстовые столбы, стоят эти слова на нашем пути. «Кто соблюдает Мои заповеди, — говорит Господь, — тот любит Меня». Одновременно Он говорит «любящий Меня соблюдет Мои заповеди». Если бы Он сказал только первое, это делало бы христианство религией закона, ничем принципиально не отличающейся от Ветхого завета. Если бы Господь сказал только второе, то наша вера оказалась бы зависящей от неуловимых движений сердца, управлять которыми грешному человеку не под силу.

Но именно парадоксальное сочетание этих двух, в сущности, противоположных высказываний ставит в центр Самого Христа и открывает возможность спасения и жизни для всех и всегда. Одни из нас скорее склонны пытаться исполнить слово Господне, и через это могут узнать Его, полюбить Его так, что эта любовь преображает всего человека. Другие, напротив, узнают Христа через слово, через Церковь, да мало ли каким еще путем, — и ради любви к Нему начинают в практической жизни стараться делать то, о чем раньше и не помышляли.

В естественных науках есть такое понятие: система с автокатализом. Это такие системы, в которых два процесса ускоряют друг друга, так что начинается неконтролируемый рост системы. Так, например, происходят взрывные и цепные реакции. Так происходит горение в активных средах... Быть может, то, что предлагает нам Господь — тоже система с автокатализом. Любовь к Иисусу, желание общения и единства с Ним меняют нашу жизнь и подвигают нас на исполнение Его воли. Опыт практической любви к людям, опыт исполнения заповедей ведут к тому, что ты уже не можешь без Иисуса прожить ни дня. И в результате — автокаталитический, «неконтролируемый» рост Царства Небесного в твоем сердце.