Мысли вслух на19 Сентября 2023

Иеремии пришлось жить в эпоху, полную противоречий. С одной стороны, это были времена религиозного подъёма и религиозных реформ. Правивший незадолго до плена Иосия много сделал для пропаганды и укрепления в Иудее яхвизма, как государственной религии. Внешне могло показаться, что число верующих в обществе резко возросло. Но нередко оказывалось, что эти новоявленные яхвисты вовсе не собирались отказываться от милых их сердцу домашних языческих культов. Яхвизм для них был, прежде всего, государственной, официальной религией, а на Яхве они смотрели, как на Бога — покровителя своей страны, но не как на Бога своего сердца и совей жизни. В сердцах и в жизни многих из тех, кто называл и (быть может, искренне) считал себя яхвистами, царили другие боги и другие ценности, ценности мира, который после ассирийских войн изменился необратимо. Что было делать пророку в такой духовной ситуации?

Осудить реформу Иосии, обличить религиозный формализм и двоеверие, а фактически язычество? Религиозный формализм и фактическое язычество Иеремия обличал неустанно, он вновь и вновь напоминал людям, шедшим в Храм, о том, что нельзя быть яхвистом наполовину, что такой половинчатый яхвизм хуже откровенного язычества, хотя бы тем, что открытый язычник, по крайней мере, не обманывается на счёт своей духовной жизни и своей религиозности. Но пророк прекрасно понимал, что отказ от реформ — тоже не выход, что откровенное язычество если и лучше язычества замаскированного, то лишь в той мере, в какой явный грех лучше греха тайного.

Где же искать вход, если ни откровенное попустительство язычеству, ни борьба с ним государственными силами и средствами результата не приносит? И тогда Иеремии было открыто, что для преодоления язычества нужно кардинальное обновление отношений Бога со Своим народом и с каждым конкретным человеком. Тора должна стать не просто текстом, выбитым на камне, она должна быть написана в сердце каждого.

Сердце в Библии — духовный центр человеческой личности, и если Тора будет написана в сердце человека, это будет означать, что человек станет ей следовать не по принуждению, пусть даже внутреннему, на которое он решается сам, по доброй воле, понуждая себя соблюдать заповеди, а естественно и органично, поскольку Тора станет тогда духовным ядром его личности и духовным стержнем его жизни. И тогда в жизни человека действительно не останется уже места никакому отступничеству и никаким языческим богам. Место в его сердце займёт тогда тот Единственный, Кто только и может дать человеку полноту жизни.

Обычно мы думаем, что свобода — это то, что можно дать человеку. Можно разрешить ему быть свободным от тех или иных требований закона, от обязанностей вести себя или думать определенным образом. Можно разрешить человеку быть таким, каков он есть. Можно дать человеку волю поступать по-своему. Однако, судя по читаемым сегодня словам апостола Павла, это — человеческое представление, смешивающее свободу со вседозволенностью. «К свободе призваны вы, братья», — говорит апостол. Следовательно, для него свобода — это подвиг, к которому призывает нас Вседержитель. И эта свобода означает прежде всего преимущество духа над плотью. Апостол говорит о том, что рабство человека, противоположное свободе состояние, заключается в его неспособности противостоять вожделениям плоти. Одним из способов противостояния этому рабству является закон — но и он не дает человеку свободы, но лишь обязывает нас сопротивляться порабощающему нас низменному началу. Но, продолжает апостол, если же вы духом водитесь, то вы не под законом. Простая логическая цепочка приводит нас, таким образом, к мысли, что суть свободы заключается в том, чтобы быть водимыми духом. Это единственное, что всегда обеспечивает нам возможность ответственного нравственного выбора. И речь здесь идет не о позволении совершить такой выбор, а о существовании реальной альтернативы. Не водимый Духом Божьим, ты не в состоянии выбрать истину, и пути твои, хоть и вымощенные благими намерениями, тем не менее ведут в погибель.

Для иудеев смерть и все, что с ней связано, считалось нечистым: покойников хоронили до заката солнца, кладбища находились вне города, правоверный иудей не должен был дотрагиваться до мертвого тела. Но, встретив погребальную процессию у городских ворот Наина, Иисус неожиданно для окружающих нарушает традиционные запреты. Он обращается к незнакомой женщине со словами утешения и касается покойного мальчика. Само по себе это должно было вызвать у окружающих удивление. Но для Господа нет никаких запретов, когда речь идет о самых бедных и обездоленных, к разряду которых относится потерявшая единственного кормильца вдова. Он не ждет, что женщина сама обратится к Нему, но Сам идет к ней навстречу, не только утешает ее, но и творит настоящее чудо – возвращает ей сына, которого она оплакивает. Иногда мы так глубоко погружены в свое горе, что не можем разглядеть Иисуса, Который идет рядом. И замечаем Его лишь тогда, когда Он уже сотворил с нами чудо Своего Воскресения, когда в месте скорби и боли неожиданно прорастает радость Его присутствия.

Сегодняшний отрывок звучит, на первый взгляд, парадоксально: Бог, возвращающий остаток Своего народа на землю отцов (ст. 1 – 7), упрекает его в измене и отступничестве, как бы не решаясь до конца простить тех, кто, казалось бы, уже стал в плену тем новым народом, которым и должен был стать (ст. 23 – 24; 26 – 28). Между тем, при более внимательном прочтении в тексте нетрудно найти и ответ: оказывается, во всём происходящем никакой заслуги народа нет (ст. 23 – 25). В плену действительно речь не могла идти ни о каких жертвоприношениях, которых Бог и не требовал от Своего народа (ст. 23 – 24). Единственное, что требовалось от верных в тот период, — не мешать Богу действовать своими грехами. Но, как видно (ст. 24), и это у них получалось плохо, если получалось вообще. Такая проповедь, несомненно, должна была оказаться для репатриантов, к которым она была обращена, чем-то вроде холодного душа. Ведь они были совершенно уверены, что сделали всё необходимое для того, чтобы стать тем самым остатком, о котором говорили допленные пророки. Так, впрочем, думали все, кто в Вавилоне сохранил веру отцов; те же, кто после указа Кира решились отправиться в Иудею с тем, чтобы восстановить город и Храм, чувствовали себя, так сказать, «остатком остатка»: ведь поехали они одни, прочие остались, и ехавшие, наверное, ни на секунду не сомневались, что если Мессия и не встретит их ещё на пути в Иудею, то, уж конечно, там, в Иудее, Он не замедлит с приходом. И, конечно, все свои победы они приписывали не только Богу, но и себе: ведь все они были нормальными религиозными людьми, а религиозному сознанию всегда было свойственно видеть в религии такую же область приложения человеческих сил, как любая другая, с той лишь разницей, что в сфере религиозной эти силы должны быть прилагаемы особым образом в соответствии с особыми правилами. Поэтому в религии, как и всюду, во все времена существовали свои представления об успехах и неудачах, о передовых и отстающих, и, разумеется, о достижениях, которых удалось добиться тем или иным религиозным активистам на ниве религиозной деятельности. И ехавшие в Иудею репатрианты были уверены, что они достигли многого. А Исайя не просто преуменьшает эти достижения, он их попросту обнуляет, говоря им от лица Божия, что они вообще ничего для Бога не сделали, они лишь мешали Ему, а Он сделал всё, так, что не только их триумфальное возвращение на землю отцов, но и сами они, со всеми своими религиозными достижениями, целиком и полностью сделаны Им. Истина оказалась горькой, но без её признания невозможно было войти в Царство. Ведь его получают даром, а не по заслугам.

Смысл детального описания Храма, которое приводит пророк Иезекииль, в первую очередь заключается в самой этой детальности. Этим подчеркивается для самого пророка и особенно для его слушателей подлинность и реальность его видения. Оно настолько ясно, что можно измерить все помещения Храма, все его части. Однако это не просто гомилетический прием, призванный воздействовать на слушателей. Логика слова пророка состоит в том, что туманное и неопределенное будущее нельзя описать в точности. Как о разрушении Храма Господь говорил, что оно сбудется непременно, и ничто не в силах предотвратить его, так и слово о восстановлении есть предвидение того, что в какой-то незримой реальности, в ином измерении времени уже совершилось. Иезекииль говорит не о здании, которое может быть построено, но о том, что в ином, божественном плане бытия уже существует.

Кроме того, есть еще один важный аспект. Пророк полагает, что его слушателям или, в крайнем случае, их детям, предстоит собственными руками строить этот Храм, хотя в вавилонском плену еще нельзя об этом и помыслить. И в предвидении этого пророк стремится снабдить народ Божий возможно более точным описанием предстоящей постройки.

Самое важное для пророка в этом описании — Святое Святых, место пребывания ковчега Завета, жертвенник и все необходимые для культа помещения. Ведь их наличие в будущем Храме можно объяснить только тем, что в нем будет возобновлено поклонение Единому, и Храм снова станет местом Его присутствия. Значит, то обращение к Вседержителю, которое в Вавилоне силой обстоятельств остается без полноты, найдет в будущем Храме свое логическое завершение в будущих жертвах и богослужениях.

В первой половине книги пророк записывает слова Всемогущего об изгнанниках: «Я Сам буду для них некоторым святилищем». И в течение четверти века это слово исполнялось день за днем. Только жертвы не приносились во вновь родившейся синагоге, потому что они могут быть принесены только в Иерусалиме. И теперь, в видении грядущего Храма, времена и сроки смещаются и соединяются, давая людям почувствовать вкус вечности. Поклонение и молитва могут приноситься Богу иудеями в Вавилонии, потому что в божественном Замысле уже существует будущий Храм, который их детям еще предстоит построить.

Такое рассуждение антилогично, оно опрокидывает человеческие представления о причинах и следствиях, потому что в его основе лежит иное представление о причинности. Единственная ее основа — воля Творца, исполнению которой не может противостать ничто. Раз определенная, эта воля не меняется и не может не исполниться, потому что Бог — единственная реальность и единственная реальная сила в этом мире. Это отнюдь не частность, потому что чаяние Царства будущего века и жизнь сегодня в Царстве, которому только предстоит явиться в полной славе — характерная черта Нового завета, вестником которого стал, в числе прочих пророков, и Иезекииль.

Из 10 исцеленных только один понял, что произошло чудо, только один исполнился благодарности, а значит, уверовал. Случайно ли это, что из десяти - один? Мы знаем, что ничего случайного в Слове Божием нет. Неслучайно, конечно, и это соотношение. Есть социологические исследования, в которых показывается, что для стабильности общества необходимо, чтобы 10% его членов были верующими людьми. Строгость таких исследований можно, конечно, подвергнуть сомнению, но, взирая на сегодняшнее чтение, можно понять, что, видимо, действительно правда в этом есть. Далеко не каждый способен верить, только те, кому дано такое проявление Духа ( 12:9). Остальные, увидев чудо, и даже более того, испытав его на себе, найдут ему естественные причины. И вот эта десятая часть и есть та соль земли, щепотки которой хватает для того, чтобы еда была вкусной. Причем, официальные статистики конфессиональной принадлежности, конечно, не имеют к этому «золотому сечению» никакого отношения, потому что в принципе не способны отразить истинную веру респондентов. И еще одна мысль приходит в голову при размышлении обо всем этом. Господь призывает нас отдавать десятину с полученного нами. То есть из всего, что нами добыто, 9/10 может находиться в кругу обычных домашних потребностей, но 1/10 должна быть сакральной. Так же, быть может, и с нами, 1/10 людей, те, кто поистине верует, являют собой жертву Богу.