Мысли вслух на4 Февраля 2025

Вот и появляется первый запрет. Не ешь плодов дерева познания добра и зла. И мы, свободолюбивые люди, сразу чувствуем обиду: то есть как это — всё можно, а это нельзя? А зачем посадил? Помучить, что ли, хотел? Сам посадил, а Сам запрещает? А почему это нельзя? Давайте разбираться. Во-первых, кто нам сказал, что всё, что посажено в Эдеме, должно быть для человека? Почему, собственно, у Бога не может быть Своих планов на это дерево? А во-вторых... Что такое познание? На библейском языке познание — это не только и не столько информация, сколько обладание, власть. Можно ли «совсем новому», совсем ещё «маленькому» человеку с ходу доверить власть над добром и злом? Рановато. Не всё можно доверить сразу. Итак, даже если Бог посадил это дерево именно для человека, с Его стороны было более чем разумно отложить момент ознакомления человека с плодами! Ну а о том, что было, когда человек решил поторопиться, мы уже читали... в следующей главе.

Двенадцать стихов из первого Соборного послания апостола Петра, которые мы читаем сегодня, кажутся очень большим отрывком из-за обилия исключительно важных вещей, которые говорит апостол. Самое важное, пожалуй, это слова апостола о том, что такое наше крещение. Стереотипы нашего сознания заставляют нас относиться к крещению, как бы это сказать... по-разному. Порой это для нас обряд инициации, или нечто вроде прививки от болезней и несчастий.

Поэтому так важно услышать то, что говорит апостол Петр: крещение, по его словам, это не плотской нечистоты омытие, то есть оно не имеет отношения к ритуальной чистоте. Апостол утверждает, что главное в крещении — обещание Богу доброй совести. Греческое слово здесь означает не просто обещание, но обещание, приносимое торжественно, обет. По разным причинам для большинства из нас само это событие — принесение крещальных обетов — проходит незамеченным. Отчасти поэтому мы и не держим в памяти этих обетов — «обещания Богу доброй совести». А апостол Петр говорит, что именно такое крещение, обещание или присяга Христу, и спасает нас воскресением Иисуса Христа.

Не менее важно, что все остальное, кроме доброй совести, остается за кадром. Спасение дается воскресением Иисуса Христа, и более ничем. Чтобы обрести его, необходимо обещать Богу иметь добрую совесть и исполнить это обещание. Во-первых, такая христоцентричность важна сама по себе, потому что все, что претендует на центральное место в нашей жизни, кроме Самого Сына Божьего, есть идолы. Во-вторых, такой взгляд апостола вмещает в себя все неисчислимое разнообразие форм христианского призвания.

В связи с этим также немаловажно, что апостол говорит о нашей судьбе. О гонениях, выпадающих на долю христиан, апостол говорит с удивительным спокойствием, как о вещи вполне ему понятной. Он обосновывает это тем, что добрая совесть пред Богом влечет любого христианина на тот Крестный путь, которым прошел и Глава Церкви. Но, вслед за Учителем и Господом, апостол Петр говорит нам: не бойтесь, это путь жизни.

Евангелисты всегда помещают эти два эпизода вместе. Речь здесь об одной из христианских добродетелей — о дерзновении. В случае кровоточивой, это дерзновение граничит не просто с дерзостью, а с преступлением — по закону Моисея, эта женщина нечиста и не может прикасаться к людям, а тут — она дотрагивается до Учителя. Можно представить, чего ей стоило сознаться в своем поступке. Но Господь называет это не преступлением, не оскорблением, а — верой: «Вера твоя спасла тебя». Второй пример тоже говорит о такой вере «паче чаяния». Начальнику синагоги возвещают, что, пока он ходил за Учителем, его дочь умерла, надежды больше нет. Но и здесь Господь говорит о вере — «Только веруй!». Эти два эпизода и сейчас должны радикально изменять, переворачивать наши представления о вере, о молитве, о «вежливости» по отношению к Богу. Ведь для Него не существует условностей или этикета — есть только вера и неверие, любовь или нелюбовь.

Сегодняшнее чтение замечательно отражённым в нём переходом от истории к концу времён. Начинается оно пророчеством Иисуса о Храме, который, по Его словам, ждёт полный разгром (ст.1–23). Это пророчество сбылось в 70 г. н.э., когда после поднятого зелотами в Иудее антиримского восстания Иерусалим был взят римлянами штурмом после продолжительной осады, и город (а вместе с ним и Храм) был разрушен до основания. От Храма остался лишь фундамент, западная опорная стена которого известна сегодня как Стена плача. Этим событиям предшествовал мощный подъём мессианского движения, незадолго до начала восстания претенденты на мессианство появлялись в Иудее регулярно, некоторым из них удавалось организовать локальные мятежи, жёстко подавлявшиеся римлянами; очевидно, именно о таких претендентах и предупреждает Иисус Своих учеников (ст.5–6). Атмосфера эпохи была беспокойной и возбуждающей, ходили слухи о близящейся войне, которая, как говорили зелоты, станет последней, мессианской войной, и каждая военная акция, даже незначительная, обрастала слухами, порой самыми невероятными, ещё больше нагнетая эту атмосферу всеобщего возбуждённого ожидания конца (ст.7–8). Не напрасным оказалось и предупреждение Иисуса о предстоящих преследованиях (ст.9–13): гонения на христиан действительно начались ещё до восстания 70 г.; но и проповедь Павла прозвучала по всей Римской империи ещё до падения Иерусалима (ст. 10). Когда же восстание началось и потерпело неудачу, а Иерусалим оказался под угрозой тяжёлой и длительной осады, христиане, помня о предупреждении Спасителя (ст.14–23), покинули город (то же самое сделали и фарисеи). О том же, что происходило в осаждённом городе, о воцарившейся там всеобщей ненависти, нетерпимости и насилиях, подробно пишет в своей книге «Иудейская война» Иосиф Флавий, один из свидетелей и участников этих событий.

И вот, после пророчества о событиях, которые должны были произойти совсем скоро после Его смерти и Воскресения, Спаситель переходит к рассказу о конце времён и о Своём втором пришествии (ст.24–37). Казалось бы, события эти должны были последовать сразу же или почти сразу одно за другим. Впрочем, Сам Иисус прямо говорит, что время Его возвращения известно лишь Отцу. В таком случае встаёт вопрос: какая связь между событиями 70 г. в Иерусалиме и вторым пришествием Христа? Для верующих евреев Второй Храм, построенный возвратившимися из Вавилона репатриантами в VI в. до н.э., был Храмом мессианским, Мессия-Христос должен был проповедовать здесь, а конец этого Храма должен был стать также концом земной истории и наступлением мессианского Царства. И Иисус, как видно, подтверждает это представление о завершении с разгромом Храма земной истории, добавляя, что она окончится еще при жизни современников Его земной жизни (ст.30; «род сей» означает «это поколение»). Но между завершением земной истории и окончательным торжеством Царства, как видно, должно пройти некоторое время, известное лишь Отцу. А нам остаётся ждать и бодрствовать (ст.33–37) — ждать возвращения Спасителя в полноте Царства и бодрствовать, чтобы Его возвращение не застало нас врасплох.

Какими странными путями шло образование народа Божьего. Вот Иаков выбирает себе жену, служит за нее семь лет и получает обманом старшую сестру, которую никто замуж не брал, вот отец и решил всучить ее покладистому зятю. Не мудрено обознаться, если лицо невесты скрыто под покрывалом. Ложь и обман все время встают на пути благословения Бога. Грех - это то, с чем Бог вынужден непрерывно иметь дело, когда речь идет о спасении человека и человечества. Обманом ставшая женой Иакова, нелюбимая, но преданная Лия рожает ему сыновей. И удивительным образом, не любимая Рахиль, нелюбимая Лия станет матерью Иуды, из колена которого Бог даст миру Спасителя.

Речь Цофара оказалась лучшим подтверждением тому, о чём упоминал Иов — о том, что его друзья ведут себя не как праведники, а как нечестивцы, желая не столько помочь ему, сколько самоутвердиться за его счёт. Цофар вновь повторяет все уже не раз сказанные слова о нечестивом и о наказаниях, уготованных для него Богом (ст. 4 – 29). А повторяет он всё это в ответ на «позорный упрёк», который ему пришлось выслушать от Иова (ст. 2 – 3). В чём же смысл высказанного Иовом «упрёка»? В своей предыдущей речи Цофар заметил Иову, что он, Иов, быть может, вовсе не так праведен, что Бог, вполне возможно, даже скрыл от него какие-то совершённые им грехи из милосердия (Иов. 11 : 4 – 6). Иов же в ответ заговорил о том, что единственное его желание — увидеть Бога лицом к лицу и получить ответы на все вопросы от Него лично (Иов. 13 : 18 – 28). С друзьями же в той своей речи он был действительно суров, обвиняя их в нежелании понять суть проблемы и прося их помолчать, явив тем самым свою мудрость (Иов. 13 : 1 – 13). И вот теперь Цофар, как бы в оправдание, повторяет общеизвестные и общепринятые истины о наказании нечестивца, как бы подтверждая сказанное им раньше.

По-видимому, Цофар решил, что Иов не согласен с тем, что известно каждому. Он так и не понял, что Иов отнюдь не пытается опровергнуть того, в чём с жаром пытаются убедить его друзья. И Цофар вновь пытается донести до Иова то, о чём сам Иов знает не хуже Цофара. Как видно, Цофар даже не попытался вникнуть в то, о чём так долго говорил Иов. И не случайно: как и другие друзья Иова, он, конечно, понял, что слова Иова опасны, что если Иов прав, то и самому Цофару, и всем остальным придётся многое пересмотреть в своей религиозности, да и в своей жизни тоже. И он прячется за общеизвестные истины, как за каменную стену, с тем, чтобы утвердиться в том, от чего он не хочет отказываться.

Ситуация кажется беспроигрышной: если Иов согласится с Цофаром, то ему придётся признать свою неправоту и отказаться от своих притязаний, а если не согласится, то окажется в дураках: ведь тогда получится, что он, Иов, спорит с тем, что известно каждому, и пытается опровергнуть для всех очевидные истины. Иову, естественно, такая речь ничем не могла помочь, а вот Цофару она позволяла оправдаться и утвердиться как в собственных глазах, так и в глазах каждого религиозного человека, который смотрел на вещи так же, как сам Цофар. А поскольку среди религиозных людей, независимо от их конфессиональной принадлежности, таких большинство, Цофар (как, впрочем, и другие друзья Иова) мог спать спокойно.