Мысли вслух на15 Апреля 2025

Образ Бога, взвешивающего жизнь («душу») человека, как бы на весах, корнями уходит в глубокую, добиблейскую древность. Этот образ стал ключевым для описания того, что называлось в языческом мире судом богов, а в некоторых библейских книгах он встречается, как элемент описания последнего Суда.

Вполне естественно, что такое взвешивание становится для человека моментом истины. Любой из нас склонен так или иначе оправдывать себя и свои поступки, для действительно трезвого духовного анализа собственной жизни нужно особое откровение, которое получает не каждый. А вот для Бога прозрачны все движения нашего сердца, все наши мотивы и интенции. Ему с первого взгляда понятно, «сколько мы весим», или, прибегая к более привычным для нас образам, чего мы стоим.

Казалось бы, достаточно богатый жизненный опыт и элементарная честность перед самим собой должны были бы любого избавить от иллюзий на собственный счёт. Но дело обстоит не так просто: ведь подлинные причины собственных поступков, те самые мотивы и интенции, которые их определяют, обычно действительно оказываются скрыты от внутреннего взора падшего человека. И одного жизненного опыта тут мало, так же как мало и той обычной честности, которая доступна человеку, не желающему обманывать себя.

Не случайно и в иудейской, и в христианской молитвенной практике известны особого рода обращения к Богу с просьбой показать обращающемуся подлинное состояние своей души, дать понять истинные причины совершённых поступков и увидеть грехи, мешающие нормальным отношениям с Богом. Ведь лучше всё же избавиться от всего, что мешает жить полноценной духовной жизнью, сейчас, чем узнать об этом на страшном Суде.

Говоря о Своём возвращении и о последних временах, Иисус специально предостерегает Своих учеников и последователей от увлечения лжепророками и лжемессиями. Но откуда могло взяться такое увлечение у тех, кто с вопросом о Мессии, вроде бы, определился?

Ответом на заданный вопрос могли бы стать традиционные для того времени представления как о Мессии, так и о Царстве. В те времена в еврейской среде было широко распространено представление о том, что тот Храм, в котором проповедовал Иисус, станет Храмом мессианским. Сами же представления о Царстве оставались при этом ещё близкими к допленным, Царство в массовом религиозном сознании воспринималось, как земное государство, хотя и руководимое Мессией, Который его возглавит. И апостолы, надо сказать, тоже были не свободны от такого рода представлений, они даже в день Вознесения ещё были уверены, что теперь-то, наконец, их Учитель всё-таки начнёт строительство того мессианского государства, появления которого они так ждали.

А ведь именно первому (отчасти) и второму (в основном) поколению христиан предстояло стать свидетелями тех самых трагических событий, о которых говорит теперь Иисус! Мессианское восстание 70 г. н.э., разгром Иерусалима и Храма стали для народа не только национальной, но и религиозной катастрофой, ведь для иудеев она означала, что Мессии они так и не дождались, а для христиан — то, что Он не вернулся до конца времён, как обещал. В такой ситуации разброд и шатания были бы вполне естественным явлением. Наверное, появились бы и самозваные «мессии», и «учителя» или «пророки», желающие «подправить» или «дополнить» Евангелие. В самом деле, если Храм уже разрушен, а Царство всё ещё не наступило, не означает ли это, что что-то было упущено? Может быть, Основатель Церкви чего-то недоговорил или недоделал?

Такие сомнения могли стать (и в своё время действительно стали) благодатной питательной средой для разного рода теорий и концепций, использующих христианский язык, но по сути ничего общего с христианством не имеющими. Конечно, самым главным ответом, как это и бывает обычно в Церкви, стало полученное от Иисуса новое откровение о наступившей эпохе, о духовном смысле происходящих во время этой эпохи событий и об её завершении (оно нашло своё воплощение в Книге Откровения). Но Иисус, как видно, считает нужным заранее предостеречь Своих учеников и последователей. Ведь речь идёт о вещах слишком серьёзных: о Царстве и о спасении.

Нередко от верующих, равно, впрочем, как и от неверующих, приходится слышать нечто вроде того, что, мол, главная проблема человека заключается в том, что он не может встретиться с Богом или со Христом лично. А вот если бы каждый увидел своими глазами, то неверующих бы не осталось, все бы поверили. Но вот ситуация Тайной Вечери. Иуда, который не только видит Христа лицом к лицу, но и преломляет с Ним хлеб. Куда уж ближе и яснее. А он между тем вовсе не меняется. Не начинает доверять Учителю больше, чем прежде. И уж точно ни в чём не раскаивается. Наоборот, он идёт и делает то, что собирался сделать. И, как ни странно, Иисус говорит ему, чтобы он делал это скорее. Что это: желание побыстрее расставить точки над i? Может быть.

Но возможно и иное: Иуде даётся последний шанс. Иисус, конечно, прекрасно понимал, что собирался сделать Иуда: Он ведь видит человеческое сердце насквозь, как видит его Бог. Замысел Иуды для Него не был тайной, как для Его учеников. Но Иисус понимает и другое: шанс на раскаяние и обращение у человека остаётся до самого конца. Встреча с Богом лицом к лицу, конечно, сама по себе не гарантирует благополучного исхода. Так же, как общение с Иисусом за одним столом и преломление хлеба с Ним не привело к благополучному исходу Иуду. Но такая встреча может оказаться моментом принятия решения. А уж каким оно будет — зависит от выбора самого человека. Встреча с Богом лишь оформляет этот выбор, делает его видимым и осознанным для самого человека.

И тогда у человека появляется новый шанс на раскаяние и обращение. Конечно, нет никаких гарантий того, что человек им воспользуется. В духовной жизни гарантий вообще не бывает. Но если шанс есть, его нельзя у человека отбирать. И Иисус оставляет Иуде этот последний шанс. Он говорит ему: действуй. Делай то, что задумал. Тут, конечно, не одобрение предательства. Тут скорее толчок, выводящий человека из оцепенения. Раз собрался — делай.

Такие слова обычно выводят человека из духовного оцепенения и нерешительности. И он начинает действовать. А тогда появляется и шанс на то, что человек передумает. Изменит своё решение, пусть даже в последний момент. Иуда ведь всё же раскаялся, он прямо сказал первосвященнику, что предал невинного. Правда, сказал слишком поздно, тогда, когда всё уже было сделано. Решение оказалось запоздалым, а раскаяние — неполным. Эта неполнота и привела Иуду к самоубийству. Но свой последний шанс он получил. И использовал так, как захотел и смог.

Исцеление Иисусом слуги центуриона («сотника») замечательно тем, что происходит оно на расстоянии: Иисус не только не заходит в дом, где лежит больной, Он не делает даже шага в том направлении. И объясняет исцеление верой римского офицера, верой, подобной которой, по собственным Его словам, Он не нашёл даже в народе Божием.

В чём же проявилась эта вера? Очевидно, в том, что центурион ни на секунду не усомнился, что те силы, которыми Иисус пользуется для исцеления, подвластны Ему абсолютно. Конечно, римлянин мог думать, что Иисус повелевает не просто силами, а духами, которые способны исцелить человека, изгнав болезнь, как думали в те времена многие язычники. Но, как бы то ни было, мера его доверия к Иисусу была почти абсолютной: он ни на секунду не сомневается, что Тому достаточно лишь приказать, подобно тому, как сам центурион приказывает своим солдатам, и Его приказание будет исполнено. И, конечно, он доверяет Спасителю ещё и в другом смысле: он верит, что ему не откажут, что, если попросить этого таинственного Чудотворца, Он поможет.

И эта полнота доверия открывает центуриону Царство. Ему, язычнику, не имеющему отношения к народу Божиему, человеку, который, скорее всего, ничего не знает ни о Мессии, ни о Царстве, вовсе не думающему о Торе и, вероятно, даже о Боге имеющему понятия довольно неопределённые. Но всё это отходит на второй план перед тем доверием, которое связывает его с Иисусом.

А дальше всё происходит, можно сказать, вполне естественно, по крайней мере, естественно для Царства, которое не знает расстояний в нашем смысле слова. Желание центуриона видеть своего слугу здоровым приобщает к Царству и его тоже. И дыхание Царства его исцеляет. Доверие одного соединяет между собой двоих: Иисуса и больного, нуждающегося в исцелении.

Такое, конечно, возможно только в Царстве. А Царство открыто для каждого, кто готов принять его. Даже если ищущий не очень хорошо представляет себе, чего ищет и как это выглядит.

После истории с золотым тельцом Бог заключает с Моисеем новый союз-завет, как бы обновляя тот, который был заключён на Синае со всем народом. Теперь это снова завет с Моисеем — и тут налицо некий откат назад. В самом деле: ведь смысл Синайского завета во многом как раз в том и заключался, чтобы каждый сам устанавливал с Богом свои отношения и сам за них отвечал.

Если бы это стало возможным, если бы народ решился жить так, вся его история, начиная с Синая, была бы другой. На самом же деле всё пошло так, как пошло: народ оказался не готов к новому качеству отношений с Богом, не решился взять ответственность на себя, вновь ожидая чудес от вождей, и теперь обновление союза-завета касается уже одного вождя, одного Моисея.

С другой стороны, именно Моисей и упросил Бога продолжать осуществление Своего прежнего плана, не бросать народ, не создавать новый на место прежнего, и теперь тому же Моисею предстояло взять на себя ответственность за лидерство в новой-старой ситуации, в ситуации, когда ему придётся отвечать за народ одному, как было во времена Авраама, Исаака и Иакова. Духовной зрелости народа, по крайней мере того поколения, что вышло из Египта, ожидать не приходилось: её никто не искал и не хотел. Не случайно при обновлении союза, при подтверждении завета столько внимания обращено на вещи, которые мы сегодня воспринимаем как ритуальные.

Тут и шаббат, и некоторые моменты, связанные с выкупом первенцев, о которых было сказано ещё в Египте, и необходимость непременно очистить землю, которую Бог предназначил Своему народу, от языческих алтарей. На самом деле тут присутствует не только ритуальный аспект, но на эту внешнюю, ритуальную сторону Бог безусловно обращает особое внимание Моисея. Оно и понятно: народ ведь уже показал, что внешняя сторона, религиозная оболочка духовной жизни, всё, связанное с культом, обрядом, ритуалом является для него абсолютно необходимым.

После истории с тельцом стало ясно, что всё перечисленное для народа не просто чрезвычайно важно — без этого неизбежны духовные срывы, и для их избежания придётся делать особый акцент на соблюдении ритуальных предписаний и вообще на внешней стороне духовной жизни, на её религиозной оболочке. Если так, то надо выделить вещи принципиальные: отказ от участия в языческих культах, строгое соблюдение шаббата, обязательное посвящение Богу первенцев. Не лучшее начало духовного пути, но что поделать, если на большее народ пока что не способен.

В христианском мире есть такая «притча во языцех» — экуменизм. Что говорить, разделение Церкви — тяжкая проблема, несущая и горе и соблазн. Так вот сегодняшние слова апостола Павла говорят именно о разделениях: остерегайтесь несущих разделения и соблазны. Второе слово звучит в оригинале skandala, и оно вошло в наш современный язык без перевода. Опасность разделений и скандалов (преимущественно выяснения отношений в стиле «ты неправильный»), как видим, существовала еще около 58 года н.э., когда было написано послание. Апостол говорит о том, что сеющие склоки люди служат себе, а не Христу.

Мы иногда думаем, что те или иные разделения можно оправдать и понять? Нет, нельзя. Когда в семье скандальное выяснение отношений ведет к разводу — это горе и грех. В Церкви — то же. Это обидная мысль для христиан всех конфессий. Есть еще на эту тему слова у того же апостола Павла: «вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости» (Гал. 6:1). Они тоже обидные, потому что мы часто повинны против этих слов. В скандале всегда есть минимум две стороны. Боюсь, что скандалистами должны считаться обе.

Но вот что важно: экуменист ожидает услышать здесь от апостола что-то вроде «вразумляйте таковых, чтобы вам оставаться вместе»; антиэкуменист: «предайте их сатане». А апостол говорит «уклоняйтесь от них», и это абсолютно точный перевод греческого ekklinete. Уклоняйтесь, потому что не здесь ваша дорога. Где же? Апостол желает адресатам послания быть мудрыми на добро и akeraious, чистыми, неповрежденными на злое. «Просты» в русском и славянском переводах не антоним мудрости. Речь идет о том, что следует преуспевать в добром и хранить себя от злого («Дети! храните себя от идолов», 1 Иоан. 5:21). Путь единства в Церкви не столько в выяснении отношений и их последующем восстановлении. Путь единства — преуспевание в добром. Церковь всегда идет этим путем, но это — явление духовное, а история, как человеческий взгляд, фиксирует в основном осязаемое. Между прочим, пример этому мы видим в поступках Вселенских Соборов: они стремятся сформулировать истину, а не разобраться, как теперь говорят, с плохими.