Мысли вслух на Лк 2:1-20

La Vielle de Noël

Еще ничего не началось. Уже все прошло.
Из края в край мягкою мглой свет заволокло.
Влагою истекает туман – то дождь, то снег.
Не различить ни долин, ни гор, ни озер, ни рек.
Беззвучно подкравшись, из края в край
все дали застит одна,
Без образа, без красок и без границ белесая пелена.
В двух шагах ничего не видать, и в талом снегу утопает след
Этой безвестной четы, для которой
в гостинице места нет.
На лице бездны сызнова тьма, как было
до начала времен.
Все никнет в истому небытия, в туман и сон.
Как под снегом ель, как в логове зверь, дремлет воля и разум молчит.
Может, и бодрствует сердце любви, однако сама она
спит да спит.
Тихо и глухо за часом час, отуманено око
и ум незряч –
Пока чуткая полночь не различит младенческий плач.

(С.С. Аверинцев, Женева, 24.12.1994)
La Vielle de Noël – канун Рождества (фр.)

Сегодня мы совершаем особенное богослужение, так называемые Царские часы или часы Навечерия Рождества Христова. На Царских часах мы читаем несколько отрывков из Ветхого Завета, из послания к Евреям и рассказы евангелистов Матфея и Луки о Рождестве. В этой необычной службе самое важное — ее подчеркнуто пасхальный характер. В сущности, это почти точная копия тех Часов, которые совершаются в День Крестной Смерти Христа, в Великую Пятницу.

Царские Часы и Страстной Пятницы, и Рождества Христова были составлены патриархом Софронием Иерусалимским (ум. 644) в первой половине 7-го века; их глубокое сходство призвано обозначить начало и завершение спасительного действия Божьего — Рождество Христово и Его Крестную Жертву. Эти события открывают нам замысел Божий как спасительное прохождение Бога через наш мир, которое завершается торжеством Креста и Воскресения.

И о том, зачем происходит Рождество, свт. Софроний пишет так: «Как происходящие от рода Давидова, в Вифлееме некогда записывалась со старцем Иосифом Мариам, нося во чреве бессеменный Плод, когда же настало время Рождества, не было никакого места поселиться, и пещера показалась Царице прекрасной палатой. Так Христос рождается, чтобы воскресить падший прежде образ Свой». Значит, Рождество — начало Крестного пути, и именно так подходит к нему Церковь.

Каждый евангелист описывает Рождество Христово по-своему, обращая внимание на те события, которые видятся ему наиболее важными. Лука среди событий Рождества особое внимание уделяет тем знакам, которые давал Бог, указывая на мессианство Иисуса. И первым из этих знаков было откровение, полученное пастухами, находившимися неподалёку от Вифлеема (ст. 8). Смысл откровения был вполне понятен. Появившийся перед пастухами ангел прямо говорит им, что ожидаемый народом Мессия родился, а ликующая небесная радость подтверждает значимость происходящих событий (ст. 9–14).

Казалось бы, пастухи не самые подходящие люди для того, чтобы услышать первыми весть о родившемся Мессии. Они не обладали ни властью и авторитетом, ни знаниями. Если бы они захотели рассказать об увиденном, им бы поверили в последнюю очередь, если бы поверили вообще. На первый взгляд может показаться, что таких людей события духовной жизни касаются мало, ведь они совсем не похожи на религиозных активистов, какими были, например, фарисеи, совершенно уверенные, что они, конечно же, встретят Мессию раньше других.

Но Христос, как видно, приходит к каждому, а не только к тем, кто ведёт интенсивную религиозную жизнь. Он приходит к тем, кто Его ждёт и кто готов Его принять. А это далеко не всегда зависит от религиозной активности человека. Парадоксальным образом иногда такая активность может даже помешать. Пастухи люди простые, и реакция на полученное откровение у них тоже простая: пойдём, посмотрим (ст. 15)! А когда, придя в Вифлеем, они увидели там младенца Христа, они просто, как умели, рассказали об увиденном (ст. 16–18). И пошли назад, прославляя Бога за рождение обещанного Мессии (ст. 20).

Достаточно сравнить этот простой рассказ-свидетельство с теми богословскими спорами, которые будет вызывать у тех же фарисеев и у учителей Торы почти каждое слово и каждый поступок Иисуса, чтобы понять, почему откровение о рождении Мессии получают именно пастухи. Будь на их месте учёные раввины, Дева Мария, скорее всего, ещё очень нескоро дождалась бы свидетельства о рождении Христа, которое было для неё так важно (ст. 19): ведь прежде, чем признать кого бы то ни было Мессией, нужно было тщательно исследовать дело. Но Богу чаще бывают нужны свидетели, чем богословы. Он не нуждается в том, чтобы мы анализировали и оценивали Его дела. Ему вполне достаточно того, чтобы от нас о них услышали другие.

Для кого рождается Спаситель? Вы уверены, что для вас? Весь мир заранее отрекся от Христа, предоставив Ему, новорожденному Младенцу, лишь кормушку для скота. Первыми подданными нового Царя оказываются простые пастухи. Но Христос рождается не только для тех, кто готов принять Его — Ангел недвусмысленно возвещает: радость будет всем людям. По человеческому разумению, мир всегда делится на хороших и плохих, на достойных и недостойных спасения. Но стоит на мгновение открыться небу, как слышится хор небесного воинства: Христос — для всех.

В рассказе о рождении Иисуса Христа в яслях, о пещере, пастухах и ангелах — нет ничего сентиментального и умилительного. Зато есть много величественного и торжественного. Нас не должна смущать скромная обстановка сельского хлева и бедность гостей — это настоящий мессианский пир. На далекого предка Иисуса и самого знаменитого царя-помазанника (то есть, по-гречески, Христа) Давида здесь указывает все — и его родной город Вифлеем и занятие пастухов (Давид сам был пастухом у своего отца) и — поразительные параллели с Тем, Кто тоже будет Пастухом у Своего Отца: Он тоже рожден, чтобы быть Царем, Помазанником, Христом, Он тоже — как «меньший из братьев» чудом, силой Божьей сразит Врага и «снимет позор с Израиля (сравни с 1 Царств 17 или Псал. 151). Евангелист, зная всю последующую историю, сумел разглядеть славу в обыденной и бедной жизни семьи, застигнутой родами ночью, в хлеву. Мы тоже знаем эту историю: умеем ли мы видеть по-настоящему?

Лаконичное, в духе старинных летописей, упоминание о переписи начинается торжественно, с Августа, возвышающегося над земными царствами, а затем становится рассказом о людях скромного достатка, вынужденных ютиться в первом попавшемся закутке и даже не имеющих возможности положить роженицу и новорожденного в нормальную постель.

То, что в одном отрывке упомянуты столь контрастные события, как правление императора великого государства и рождение Младенца на окраине империи, наводило многих старинных комментаторов на попытки увидеть взаимосвязь этих событий, связать величие Царя Небесного с величием земных царей. Можно, однако, посмотреть на это и по-другому и увидеть несопоставимость ложного величия империй и подлинного величия. Христа, умалившегося с первых же секунд пребывания среди нас. Мария же, родившая в хлеву, уподобилась миллионам крестьянок, рожавших в поле. И сейчас, когда мы называем Марию Царицей Небесной, не стоит забывать, что Её Царство, как и Царство Её Сына, не от мира сего.

Осознать и понять произошедшее человеку невозможно. Не только потому, что сам факт Рождества, то, как все это происходит — это с человеческой точки зрения полный абсурд. Но еще и потому, что так человек получает возможность понять, как Бог любит. Его любовь к каждому — это одновременно и любовь отца к ребенку и любовь маленького ребенка к родителям. Строгость, ответственность, забота, самопожертвование сплавляется с нежностью, полным доверием и необходимостью быть все время рядом — вот как выглядит Его Любовь. Он хочет, чтобы мы держали Его на руках, не отпускали от себя и так Он даст нам все, защитит и даст нам мир. Он отдает нам себя и, как ребенок улыбается любой матери, так и Он любит нас такими, какие мы есть. И, отдавая нам на сохранение Свою жизнь, Он всего лишь доверяет нам так, как никто и никогда не будет нам доверять.

Зачем ангел сообщил о рождении Младенца пастухам, вроде бы совершенно посторонним людям, которые больше ни разу не будут упомянуты? Только ли для того, чтобы они засвидетельствовали Марии и Иосифу, что Младенец будет Спасителем? Но ведь и Мария, и Иосиф сами слышали слова, возвещённые им свыше!

Надо, однако, иметь в виду, что по некоторым историческим данным в те годы пастухи в Иудее считались людьми второго сорта: фарисеи и им подобные смотрели на них свысока, ведь образ жизни пастухов не давал им возможности по всем правилам соблюдать субботний покой. И вот именно они, оттеснённые на обочину, удостоены, одними из первых, услышать Радостную Весть о приходе в мир Спасителя.

Христос только-только положен в ясли, Он, как кажется, ещё ничего не успел сделать, но с первых же секунд пребывания на земле Он уже начал служить отверженным, давая им надежду на лучшее. Придя в мир, Христос сразу же начал удалять перегородки, навороченные людьми между собой.

Духовный опыт любого человека, способного раскрыться навстречу Богу, может оказаться неизмеримо ценным, хотя бы такой человек не производил эффектного впечатления. Должно быть, именно поэтому Мария, имевшая непосредственный опыт общения с Божиим вестником и пророчески увидевшая, что отныне будут ублажать Её все роды, смиренно выслушивала и сохраняла в сердце услышанное от простых людей, имена которых остаются нам неизвестными.

Весть о рождении Мессии — радостная. Радостная для всех. Для каждого. Не только для тех, кто позже станут называться христианами, но и для всех, кто духовную жизнь принимает всерьёз. Конечно, больше всех Его ждали именно евреи. Народ Божий. Они одни только тогда и могли понять, что произошло и что означает благая весть. Остальные могли лишь догадываться. Но дело ведь не только в том, кто и что понимает. Хотя для духовной жизни понимание и осознание играют главную роль.

Дело ещё и в том, что произошло. В Царстве, которое, по словам Спасителя, «приблизилось». А вот это уже вполне могут почувствовать не только христиане. Человек может ничего не знать о Мессии, о народе Божьем, вообще об истории Завета и о спасении. Но ощутить дыхание Царства может каждый ищущий. Замечательна и примечательна в этом смысле трансформация в христианскую эпоху некоторых восточных учений — индуизма, например, или буддизма. Можно ли было себе представить в дохристианские времена, чтобы индус, будь он даже последовательным монотеистом, избравшим путь йоги, назвал бы Бога небесным Отцом?

А в современном индуизме такое случается. И это отнюдь не влияние христианских миссионеров. Это веяние дыхания того самого Царства, которое не вмещается ни в какие религиозные рамки. Которое открыто каждому, стремящемуся к подлинной духовной жизни, к какой бы традиции он ни принадлежал. Конечно, Царства не бывает без Царя. Но не всегда ищущий знает о Царе. Иногда он узнаёт о Царстве раньше, чем о Том, Кто в нём правит.

Но Царь рад каждому приходящему. А познакомиться с Царём можно и после того, как узнаешь о Царстве, прикоснёшься к нему, поймёшь, что шёл именно сюда и пришёл туда, куда давно хотел попасть. До полного торжества Царства, до возвращения Христа во славе время ещё есть. А значит, есть время и у ищущих встретиться с Царём, познакомиться с Ним, осознать, с Кем встретились, вручить себя Ему.

Конечно, непосредственным представительством Царства на земле должна быть в первую очередь Церковь. Но она не всегда на высоте соответствия этой задаче, а Сам Христос никогда не говорил, что Он ограничит Свою деятельность в мире рамками земной Церкви. Он обещал не оставлять её, но не обещал нам, как христианам, эксклюзивных прав на Царство. Ведь это Его Царство и Его Церковь. И только Ему решать, как далеко оно распространится и кто сможет к нему приобщиться.

В переводе с греческого слово «евангелие» означает «благовестие». И смысл этого благовестия как раз заключался в том, что тот Мессия, Которого так ждал народ Божий на протяжении столетий, наконец пришёл в мир. Об этом и возвещают ангелы пастухам. Родившегося Мессию они называют Господином и Спасителем.

Соответствующее греческое слово, впрочем, часто интерпретируют как «Господь», имея в виду Яхве, имя Которого в греческих текстах заменяли обычно словом, переводимым как «господин» или «господь» (в греческом разницы между «господин» и «господь» нет). Именно поэтому порой бывает непросто определить, о чём идёт речь в конкретном греческом тексте. С еврейскими текстами проще: там имя Яхве появляется на своём месте без изменений, а вот «благочестивые» переводы обычно его подменяют тем самым «господин» или «господь». Если же текст с самого начала написан по-гречески, то понять, идёт ли речь о священном имени или просто о титуле, довольно сложно.

Но в данном случае, вполне вероятно, перед нами как раз именно титул — ведь на Мессию всегда смотрели в первую очередь как на Царя. Конечно, народный мессианизм предполагал, что Царство будет вполне земным, и Мессия тоже станет Царём вполне земным. Но народные представления не отменяли того факта, что Мессия — действительно Царь, хоть и не такого Царства, которого ожидало в те времена большинство.

От Своего Царства Иисус никогда не отказывался, при том, что Он никогда не высказывал никаких претензий на царства земные. И титул Спасителя тоже был в евангельские времена традиционно мессианским. Правда, и тут народный мессианизм предполагал нечто вполне земное — Царь-Мессия создаст сильное еврейское государство, основанное на законах, соответствующих Торе, в котором найдёт себе убежище не только каждый еврей, но и вообще каждый, поклоняющийся Богу Израиля и ищущий благочестивой жизни.

О спасении как о полном освобождении от власти греха и смерти если и говорили, то во вторую очередь и в более отдалённой, эсхатологической перспективе. Но Иисус действительно стал Спасителем для каждого, ищущего Царства: ведь там человек находит не только полноту жизни, но и избавление от власти зла и греха, в которых лежит падший мир. Избавление навсегда: ведь Царство, входя в мир, раньше или позже преобразит его до конца, сделав своей частью и освободив его от последствий грехопадения. Окончательно, на всю вечность.

Жизнь Христа совершается в нас, когда мы не просто знаем о событиях Его жизни, но переживаем их как факты нашей биографии. Поэтому слова Ангела о рождении Спасителя обращены не только к пастухам, но и к нам, и именно сейчас, ныне. Давайте сейчас, насколько хватит нашей веры, примем, что именно сегодня приходит в мир беспомощный Младенец, Которого Отец доверил человеческим рукам. И тогда в нас шевельнется любовь и благодарность, и «радостью великой» наполнится этот день.

Реакция пастухов на увиденное — реакция нормальных людей, доверяющих Богу. Им было сказано, что Мессия родился, было указано, где Его искать, и они идут туда, куда было сказано. Нормальная реакция «простых» людей. Простых не в смысле обязательно грубости или необразованности, а в смысле той внутренней цельности, которая противостоит не грубости или невежеству, а внутренней же изломанности или раздвоенности. Тому, что чаще всего мешает человеку увидеть и услышать Бога. Хотя — факт остаётся фактом — людей изломанных, раздвоенных, склонных к бесконечной и бесплодной рефлексии скорее встретишь среди образованных, чем среди необразованных.

Если бы ангелы возвестили рождение Мессии хорошо образованным в Торе лидерам фарисейского движения или учителям Торы, скорее всего, Иосиф и Мария не скоро дождались бы гостей. В самом деле: прежде, чем пойти, этим людям надо было бы всё тщательно проанализировать, взвесить, решить, «правильное» было видение или «неправильное», соответствовало ли оно тем критериям истинности и тем представлениям о Мессии, которые были приняты учёными богословами, или нет… Словом, посмотреть на Мессию учёный люд собрался бы не скоро. И дело тут, конечно, не в образованности как таковой.

Дело в том, что у падшего человека почти всегда эту самую образованность сопровождает. И дело не в одной заносчивости и столь свойственном некоторым учёным людям своеобразном снобизме, а в склонности к моделированию и схематизации даже там, где никакие схемы по определению не годятся и никакие модели не работают. И даже не потому, что Бога и Мессию не впишешь ни в какие схемы и никак не смоделируешь, а потому, что склонный к такому интеллектуализму человек нередко начинает, сам того не замечая, моделировать и самого себя. Свою собственную жизнь. Жизнь, из которой он старается сделать схему вместо того, чтобы просто жить.

И вот тогда, если человек моделирует собственную жизнь вместо того, чтобы просто её проживать, достучаться до него становится практически невозможно. Ни Богу, ни другому человеку. Человек ведь в таком случае исчезает, отождествляя себя с собственной схемой, с моделью своего собственного существования. А с моделью или со схемой не пообщаешься, тут можно или вписаться, или уйти. Но Бог вписываться в человеческие схемы не собирается, и Мессия тоже. Поэтому Бог и открывает важные вещи тем, кто живёт просто, без схем и моделей. Так оно вернее и надёжнее.