Новость дня на 23 Июня 2010

Сегодняшнее чтение, как и несколько предыдущих, посвящено теме предательства, но на этот раз речь идёт уже не об апостолах. Впрочем, Иуда входил прежде в число апостолов, но он перестал им быть после своего предательства. Что же касается Пилата, то он никогда и не думал об Иисусе, вероятно, впервые услышав о Нём лишь тогда, когда Его привели на суд. Что, казалось бы, может быть общего между этими, столь разными, людьми?

И всё же есть нечто, в чём они между собой схожи: оба они, предавая другого, вместе с тем изменяют и самим себе. Иуда знал, Кого он предаёт, и видел, что Учитель знает о его предательстве. Но он видел и другое: Учитель не отталкивает его, давая возможность раскаяться и получить прощение за своё отступничество (Мф 26:23–25). А он не решился, не захотел вернуться и принять то, что мог бы получить даром. И едва ли стоит в этом случае искать ответа на вопрос «почему?». Зло само по себе всегда иррационально, если в действиях человека, делающего злые дела, и бывает какая-то логика и последовательность, то лишь до тех пор, пока не наступил ещё момент последнего выбора. Но если в этот решительный момент человек всё же выбирает зло, такой выбор уже нельзя объяснить рационально. Сделав его, человек оказывается в мире, где нет места ни свободе, ни смыслу; в мире, где нет даже возможности раскаяться, потому что и для раскаяния нужно понять, кем ты стал и что с тобой случилось, а время для понимания уже упущено.

Конечно, человек свободен, но иногда сделанный им выбор может лишить его свободы. Каждый может свободно подойти к краю пропасти и заглянуть туда, но, если наклониться слишком низко, можно легко лишиться возможности отойти назад, и тогда о свободе выбора придётся забыть. И в мире духа тоже есть свои пропасти. Сорвавшись в такую пропасть, как это случилось с Иудой, человек теряет себя, становясь лишь тенью совершённого им зла. Такому человеку нечем и незачем жить, и самоубийство Иуды (ст. 3–5) оказывается вполне естественным завершением его духовного пути.

Казалось бы, Пилату до такого конца ещё очень далеко. Но первый шаг на пути к нему он уже сделал. Ситуация предельно ясна: к Пилату, исполнявшему функцию судьи, привели Человека, о котором он не знал ничего, кроме того, что Человек этот не виновен ни в чём (ст. 18, 23). Казалось бы, дело ясное, обвиняемого нужно оправдать и освободить. Но это опасно, и Пилат... не то чтобы осуждает невинного, он просто отдаёт Праведника на расправу, а сам устраняется, чтобы избежать лишних проблем (ст. 24). Конечно, будь ситуация иной, он никогда бы так не поступил. Но трусость порой заставляет человека сделать то, о чём он, быть может, будет впоследствии жалеть всю жизнь. И дело не только в чувстве вины, которое иногда можно и заглушить. Дело в том, что, предавая Иисуса, Пилат отдал орущей толпе также и самого себя. Трудно сказать наверное, понимал ли он это, поступая так, как поступил. Но едва ли он мог не понимать, что, принимая решение, идёт против совести и нарушает закон. Конечно, это был всего лишь шаг, быть может, не первый и не последний. Но шаг этот вёл к той же пропасти, в которую сорвался Иуда.

Именно этого нам следует опасаться и внимательно наблюдать за собой: не отступаем ли мы, не отрекаемся от Христа, отказываясь бороться за Него? В чем бы ни проявлялась эта борьба, как часто проще всего умыть руки и посчитать при этом, что от меня больше ничего не зависит. Насколько трудно открыто заявить, что собеседник неправ — гораздо легче согласится, что возможны варианты. Насколько трудно открыто сказать: «Да, Он умер и воскрес, и я в это верю». Насколько трудно открыто сказать «да, Он умер и воскрес и я в это верю». Все эти утверждения подразумевают, что собеседник ошибается в чем-то очень важном и подобное противопоставление может его оскорбить до глубины души. Но, тем не менее, есть вещи, в которых мы не имеем возможности отступить, согласиться на собственное бездействие, потому что Господь сказал нам: «...кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф 10:33).

В своем описании суда над Иисусом евангелист показывает, что Иисус — не обычный человек: отношение людей к нему неизменно затрагивает самую сердцевину их существа. Предательство Иуды в конечном счете оборачивается предательством самого себя — он отчаивается в Иисусе и затем сам погибает от отчаяния и невозможности поверить в прощение. Суд Пилата над Иисусом становится, в конечном итоге, судом над Пилатом — его имя теперь ассоциируется пожалуй только с этим эпизодом его жизни. В криках иудеев «Кровь Его на нас...» евангелист, возможно, видит предвосхищение гибели Иерусалима во время иудейской войны 70-х годов I века и страдания своих соотечественников. Все эти эпизоды христиане часто использовали, чтобы перенести ответственность за смерть Христа на кого-то другого (например, для оправдания антисемитизма тем, что якобы евреи прокляты за «богоубийство», или для культивирования негативного образа Иуды, как носителя мирового зла, и прочего абсурда). При этом в своих поисках врага они проходили и проходят мимо Самого Иисуса — во встрече с Которым уже осуществляется суд, и смерть, и жизнь...