Новость дня на 12 Ноября 2012

Изучив перемещения Иисуса по Палестине, некоторые исследователи Евангелия сделали вывод, что Он делал переходы в самое трудное время суток – в разгар дневного зноя. Потому что именно в это время суток было бы труднее всего воспринимать Его Слово. Очевидно, что в последние три года жизни Господь всецело посвятил себя людям, нуждающимся в Его словах и исцелении. Но, заботясь о других, Христос видел и границы своих человеческих возможностей. Мы видим, как Он чередует полную отдачу в громкой толпе нуждающихся и тихую молитву Отцу в уединенном месте.

В этом отрывке Иисус просит учеников приготовить лодку, в которой Он мог бы немного отдалиться от слушающих, чтобы они не так теснили Его. Этот момент потрясает удивительной человечностью нашего Господа, Который, устав от многолюдства, отдает Себе в этом отчет и находит способ проповедовать и одновременно находиться отдельно от народа.

Чем объяснить поведение фарисеев в этом отрывке? — первый вопрос. Параллельно ему — второй: а чем объяснить поведение Иисуса? Современному читателю Евангелия, воспитанному на ценностях гуманизма, легко увидеть в фарисеях этакие «исчадия ада». Сами мы безоговорочно на стороне Иисуса — и разве это не значит, что мы намного лучше их, даже если по жизни не особенно часто вспоминаем о Боге? Вдумаемся...

Фарисеи были религиозной партией с преданием, основанным на скрупулезном исследовании Закона Моисея. Многие вещи казались им самоочевидными, например, что человек с иссохшей рукой за что-то наказан Богом. Принять тот факт, что духовность может исходить из какого-то иного источника, равносильно потере всего. И если чудо исцеления в субботу налицо — оно было плодом «другой» какой-то духовности... уж не сатанинской ли?

Теперь вглядимся еще раз в наш эпизод. Вот, я свидетель очевидного чуда... Оно вторгается в мой привычно-объяснимый мир, разрушая его. Что мне легче: в ликовании сердца склониться перед случившимся с кроткой благодарностью или отвернуться, бормоча, что чудо совершено «силою веельзевула»?

С другой стороны, что значило для человека с иссохшей рукой, страдавшего уже много лет, подождать еще один день? Что стоило Иисусу подождать еще один день и не искушать фарисеев? Ведь, в самом деле, однодневное промедление на фоне целой жизни роли не играет. Но, видимо, не так для любви Божией. Можно ли отсрочить нежданную встречу? А подождать любить? Встретившиеся в данном евангельском тексте Врач и больной могли ли помедлить раскрываться навстречу друг другу? Дело не в революционности Иисуса, не в нарочитой провокационности Его поведения. Дело всего лишь в том, что Его любовь — настоящая.

Нежелание Иисуса быть известным легко объяснить хотя бы тем, что Его уже с самого начала служения хотели убить. Он уже тогда мешал всем — и было ясно, что дальше в этом смысле будет только хуже. Осторожность тут была вполне уместна, но дело было не только в ней — в конце концов, скрыть то, что делал Иисус, было совершенно невозможно. Дело было ещё и в том, что Иисус во время Своего земного служения вовсе не искал известности или популярности. Ему не нужна была массовая поддержка — Ему лишь надо было, чтобы Ему не мешали делать Его дело.

Если бы это дело было таким, каким его представляли себе многие из тех, кто готов был пойти за Ним, не имея ни малейшего представления об истинных Его задачах, массовая поддержка Иисусу, конечно, понадобилась бы. Его считали пророком и готовы были признать Мессией — в том смысле, в каком понимали тогда мессианское служение. Его хотели видеть Царём — с большой буквы, но земным. Будь земное царство целью Иисуса, Ему действительно понадобились бы и известность, и популярность, и массовая поддержка. В том-то, однако, и было дело, что земного царства Иисусу было не нужно, и земной власти тоже — ни в каком виде и ни в какой форме.

Он мог использовать любую форму падшего мира для решения конкретной задачи, но никогда не отождествлял ни с одной из них ни Своих целей и задач, ни Своего служения, ни, тем более, Самого Себя. Ему нужно было дать миру Царство, которое Он нёс в Себе, а для этого — найти тех, кто готов был стать Его учеником в том смысле, в котором Сам Иисус понимает ученичество, в смысле единства жизни с Ним, того единства, которое и приобщает человека к Царству. Для решения этой задачи никакой популярности было не нужно — такая работа, наоборот, требует скорее тишины и уединения, тут приходится работать не с массами, а с отдельными людьми во всей их конкретности.

С другой же стороны, дыхание и сила Царства должны были быть явлены миру совершенно наглядно, со всей очевидностью — не для демонстрации ради неё самой, не для того, чтобы поразить или напугать зрителей, а для того, чтобы каждому, кто хочет видеть, стало ясно: Царство действительно «приблизилось», оно входит в мир, это реальность, которой можно приобщиться.

Опасность тут заключалась в том, что люди легко могли принять действие на них силы Царства и его дыхания за цель, не понимая, что само по себе такое действие — лишь возможность, которую надо реализовать, и тут усилия человека значат не меньше, чем Божье действие. Вот поэтому-то и не ищет Иисус популярности: ведь людей, поражённых чудесами и исцелениями, было всё больше, а готовых к серьёзной духовной работе при этом больше не становилось. Званых было всё больше, избранных же оставалось по-прежнему мало. В такой ситуации Иисус, как видно, не считал необходимым специально увеличивать количество званых, предпочитая сосредоточиться на работе с избранными.