Новость дня на 12 Августа 2018

Описывая арест Иисуса и всё последующее, Лука излагает события так, что становится совершенно очевидной логика всего происходящего. Разумеется, оснований возмущаться и предательством Иуды (ст. 1–6, 47–48), и поведением тех, кто взял на себя роль стражи и судей (ст. 63–71), более чем достаточно. Но вся предшествующая история описана евангелистом так, что внимательный читатель едва ли стал бы ожидать чего-то иного в конце повествования.

Совершенно очевидно, что описанный в сегодняшнем чтении суд над Иисусом иначе как пародией на судопроизводство назвать нельзя. Но ведь уже давно стало ясно, что никто и не хочет разбираться в том, что наши современники, наверное, назвали бы «феноменом Иисуса». Сам Он говорит об этом совершенно однозначно (ст. 52–53). Так же однозначно Он оценивает и Своих судей, осуждающих Его, по сути, без суда (ст. 67–68). Неудивительно, что теперь Иисус умолкает. Прежде Он свидетельствовал о Царстве ежедневно и ежечасно. Теперь единственное Его свидетельство прозвучало уже просто как констатация свершившегося факта (ст. 69–70).

По-видимому, наступил момент, когда дальнейшие слова теряли всякий смысл. Но, с другой стороны, начиналось иное, новое свидетельство: свидетельство смертью и воскресением. По-видимому, в жизни каждого свидетеля раньше или позже наступает момент, когда он замолкает, не потому, что ему нечего больше сказать, а потому, что дальнейшие слова теряют смысл. Может, конечно, показаться, что смысл есть всегда, что даже в самой агрессивно настроенной и враждебной толпе всегда найдётся кто-нибудь, кто услышит обращённое именно к нему слово. И всё же пример Самого Иисуса говорит о том, что свидетельство, по крайней мере, свидетельство словом, имеет свой предел. Конечно, предел этот может обозначить лишь Бог, ведущий свидетеля, но то, что он существует, видно на примере Самого Спасителя. И дело тут, наверное, не в том, что Мессии, принесшему в мир Царство, нечего больше этому миру сказать. И не в том, что в мире некому больше было Его услышать: ведь история христианства ещё только начиналась. Дело, по-видимому, в том, что ни одно «нет», брошенное в ответ на призыв Богу или Тому, Кого Он посылает, не проходит бесследно. Каждое такое «нет» меняет духовное состояние отдельного человека или целого народа, пока, наконец, не наступает момент, когда изменения эти, вначале незаметные, порождают следствия, кажущиеся многим совершенно невероятными и неожиданно ужасными. Такой ожидаемой неожиданностью и становится крестная смерть Спасителя, которая, впрочем, была неожиданностью для многих, но не для Него Самого.

Петру не приходило в голову, что он способен отречься от Христа. Рассуждая по человечески, Пётр вёл себя достойно и смело, ведь он, сопровождая Учителя до дома первосвященника, пошел на риск. А то, что он стал отрицать знакомство с Ним, так ведь это обычная конспиративная уловка, за которую осуждать невозможно...

Трудно возражать на такие стройные рассуждения, тем более, что в обстановке преследований многим людям не раз доводилось поступать именно так. Но вот мы читаем, что Петр, почувствовав себя виноватым, горько заплакал, и значит, чем-то его поведение не соответствует допустимым правилам осторожности. Нельзя осуждать тех, кто испытывает страх перед лицом гонителей, ведь и Сам Иисус не осуждал своих тайных учеников за то, что они не выступали открыто. Но всему своё время, как есть время и для собирания камней, и для разбрасывания их. Бывают минуты, когда необходимо отбросить всякий страх и свидетельствовать о Том, Кого мы знаем.

Суд синедриона предваряется издевательствами и избиениями, а, по сути, с них начинается. Судьи не собираются доискиваться до истины, приговор уже готов. Но то, как проходил суд, зримо показывает нам, как происходит выбор: свидетельство Христа о Себе можно или принять, или отвергнуть. Каждый решает сам, но отвергающим присутствие Христа мешает, они хотели бы, чтобы Его не было. Поэтому отвержение рождает желание уничтожить, смешать с грязью, не признавать реальности Его существования. Желание убить Христа возникло не в тот день, а задолго до суда, и до сих пор не прекратилось. Но до конца времён оно останется обречённым на провал.

Самое замечательное в истории ареста и допроса Иисуса заключается в том, что никто из участвующих во всём этом, кроме, разумеется, Самого Иисуса, не понимает по-настоящему, что происходит. Ученикам кажется, что они присутствуют при начале неудавшегося восстания, которое так и закончилось, не успев начаться. Пётр, как самый решительный, готов к бою и даже пытается его начать, но реакция Учителя совершенно его обескураживает, так же, как и остальных учеников. Они не понимают, что происходит, не понимают, что им делать дальше. В конце концов они просто разбегаются: больше им ничего не остаётся, раз уж всё потеряно. Пётр идёт за Учителем, но уже без всякой надежды, просто желая увидеть, что будет с Ним дальше.

Он и отрекается так просто потому, что для него уже ничто не имеет значения. Всё кончено, так какая теперь разница, был он с Иисусом или нет? Страдать за участие в несостоявшемся восстании было бы уж совсем нелепо. И лишь крик петуха возвращает Петра к реальности. К реальности подлинной, где отношения важны абсолютно и где ещё ничего не кончилось, а всё только начинается. Что касается первосвященника и его окружения, то и они понимают ненамного больше. Для них ведь Иисус тоже именно вождь несостоявшегося мессианского восстания, который опасен, пока жив.

Все обвинения шиты белыми нитками, судебная процедура не соблюдается — очевидно, от Него хотят избавиться. А Он делает Своё дело — несёт в мир то Царство, которое должен в него принести. Заботясь об учениках, но не полагаясь на них. Не обращая внимания на насмешки и издевательства. И не пытаясь защищаться на «суде» — не только потому, что это именно «суд» в кавычках, но и потому, что в данном случае защищаться можно было, лишь отказавшись от решения той самой главной задачи, ради которой Он пришёл в мир. И идёт дальше — на крест. В падшем мире другого пути для Него нет.