В апостольских посланиях нередко встречается выражение «умереть для мира». Употребляет его и Павел, в частности, в своём послании колоссянам. Обычно это выражение интерпретируют в этическом или антропологическом смысле. Предполагается, что человек, умерший для мира, живёт совершенно другой системой ценностей по сравнению с людьми «мира сего».
Конечно, это тоже важно: ведь Сам Спаситель говорил о том, что служить двум господам не получится. Но если бы речь шла только о ценностной системе, о практической этике, даже о том, что философы называют экзистенциальным выбором, мы всё же оставались бы в границах и рамках «мира сего».
Павел же говорит о большем. Он говорит о новой жизни — той, которой для мира не существует. Предчувствие этой иной жизни было в мире и до прихода Христа, и не только у библейских пророков. Пророки ощущали дыхание этой иной жизни достаточно ясно, пусть и отдалённо. А вот те, кому доводилось ловить отблески этой иной жизни в языческом мире, нередко описывали её как отсутствие привычной жизни «мира сего».
Примерно так, как это сделал Будда, который слегка приоткрывшееся ему на мгновение Царство с его жизнью описал, как отсутствие жизни в её привычных земных формах. Слишком уж эта, слегка и мимолётом, приоткрывшаяся ему жизнь была непохожа на то, что привыкли называть жизнью мы. С точки зрения падшего мира жизнь Царства жизнью не назовёшь. Наверное, поэтому и в новозаветных книгах так часто говорится о смерти для мира.
Царство в мир принёс Христос — и, значит, если мы христиане, то для мира мы мертвы, от его жизни в нас нет ничего. А вот жизнь Царства, которая во Христе, — она наша. Она скрыта в Нём так же, как скрыта была в Нём до времени вся полнота Царства. Но, конечно, это сокрытие лишь до времени, иначе не было бы Ему смысла приходить в наш мир. А значит, то, что было скрыто, когда-нибудь раскроется. Во всей полноте.