Слова Павла о христианах, как о Храме, где пребывает дыхание Божие, могут на первый взгляд показаться или преувеличением, или аллегорией. Конечно, и до прихода в мир Христа у человека была возможность прийти в Храм, подойти к алтарю и освятиться, без такого освящения народ Божий не был бы народом Божиим. И до прихода в мир Христа пророки совершенно реально ощущали в своём сердце дыхание («дух») Бога, которое открывало им то, о чём они потом свидетельствовали своим современникам. И всё же никто до прихода Христа не сравнивал человека с Храмом: ведь человек мог лишь приобщиться тому присутствию Божию, которое открывалось народу в Храме, но никак не вместить его.
Но, как видно, после прихода в мир Христа всё изменилось, и прежде всего потому, что Он принёс в мир Царство. То самое Царство, путь в которое теперь открыт каждому, кто готов довериться Христу и пойти за Ним. Но ведь Царство и есть не что иное, как священное пространство, которое прежде, до прихода в мир Христа, было ограничено тем физическим пространством, на которое Бог Сам указывал, как на место Своего присутствия. Теперь же, по слову Самого Спасителя, все ограничения сняты: «та» или «эта» «гора» — уже не важно, ведь дыхание Божие в день Пятидесятницы врывается в мир, как вихрь, охватывая его целиком. А каждый обитатель Царства оказывается не просто человеком, подошедшим к алтарю, вошедшим в священное пространство, но и носителем этого дыхания, подобно пророкам, которые ощущали его, как нечто внутреннее.
Но пророки ощущали дыхание Божие лишь иногда, временами, в моменты духовного экстаза, а для обитателя Царства такое состояние является, в сущности, нормой духовной жизни: ведь быть в Царстве и не быть причастным этому дыханию невозможно. Но тогда и оказывается, что каждый христианин становится сам подобием Храма: ведь теперь он становится вместилищем того присутствия Божия, которое прежде связывалось с Храмом, с алтарём.
Особенно важным этот факт оказывается в контексте той миссии, которую несёт Церковь в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире: быть не только свидетелем, но и носителем Царства, так, чтобы оно, оставаясь реальностью «не от мира сего», всё же соприкасалась бы с непреображённым миром, преображая его.
В такой ситуации каждый христианин, не отгораживаясь от мира, тем не менее должен оставаться для него в известном смысле чужим: ведь жить он должен по законам Царства, и то дыхание Божие, которому он, как житель Царства, причастен, он должен оберегать от профанации так же тщательно, как оберегали от неё алтарь Божий служители Храма. Иначе христианин, по сути, перестанет быть христианином и частью Церкви, как «тела Христова». И апостол, разумеется, прекрасно это понимает.