Новость дня на 5 Декабря 2020

«Росток», «ветвь» — так обычно называет Мессию Исайя Иерусалимский. Праведный правитель — таким видит Мессию пророк. Проще всего было бы сказать, что Исайя повторяет в этом случае то, что говорили до него пророки прежних времён. В самом деле, мысль о том, что во главе народа Божия должен стоять праведный, Богом поставленный вождь, который будет судить народ на основании Богом же данного закона, была высказана духовными лидерами пророческого движения ещё во времена Судей, до избрания первых царей. Но только ли в традиции дело? Царство Божие не от мира сего — так скажет, придя в мир, Сам Спаситель.

Но ведь «не от мира сего» не означает «вне мира». «Не от мира сего» означает «не по законам этого мира». Не по законам этого мира потому, что все его законы искажены грехом, в котором лежит падший мир. Но ведь задуман-то этот мир Богом был как Его Царство! И если сейчас он не таков, то только потому, что в какой-то момент что-то в нём пошло не так, как было задумано Богом. А Бог решил исправить это. Он Сам Царь мира.

«Благословен Ты, наш Господь, Царь вселенной» — так начинается большинство еврейских молитв. Значит, и над народом Божьим тоже должен быть праведный Царь, а сам этот народ должен явить миру образец праведного Царства. Царство же для древних — в первую очередь подданные, а не территория, отношения, связывающие его жителей, а не земли, на которые распространяется власть царя. У царя может не быть своей земли, но не может не быть подданных. Земля же — дело наживное, её можно и завоевать.

А вот способы удержать подданных в своей власти у каждого царя свои. Тот Царь, о котором говорит Исайя, удерживает их праведностью и верностью Богу (в Синодальном переводе праведность названа правдой, а верность истиной). Это та самая праведность, которая позволяет справедливо решать судебные дела бедняков. Казалось бы, земной суд земного правителя, но… Едва ли найдётся на земле правитель, который сумел бы справедливо, никого не обижая, разрешить проблемы всех бедных, несчастных и обездоленных. Обычному человеку, пусть и преданному Богу всем сердцем, такое не под силу.

И тут за образом царя земного, пусть и праведного, проступает образ другого Царя. Царя, чьё Царство «не от мира сего». Царя, Который не связан никакими земными ограничениями, ограничениями падшего мира, лежащего во зле. Царя, Который один может завершить то дело, которое пытались иногда начать делать в этом мире правители, стремившиеся к праведности. Царя, Который и саму эту праведность явит миру в полноте, недоступной обычному человеку.

Сегодняшнее чтение предлагает нам одно из наиболее известных мессианских пророчеств Исайи. Перед нами мессианский гимн, описывающий не только Самого Мессию, но и некоторые черты мессианского Царства. Конечно, здесь Мессия видится Исайе ещё в образе земного царя, потомка Давида («сына Иессея», ст. 1), но пророк тут же говорит об этом царе, что он будет водим Богом и что дух Божий будет на нём (ст. 2–3).

Главной задачей Мессии, как она открывается Исайе, становится полное преобразование всей жизни народа Божия: Он должен будет установить в стране справедливые законы, соответствующие Торе, и, как правитель, стать справедливым судьёй для Своих подданных (ст. 3–5). Но этим дело не ограничивается. Ведь никакой правитель и судья, даже водимый Богом, не в состоянии изменить законы природы. А здесь они меняются так, что животные, которые обычно не могут спокойно пребывать рядом друг с другом, оказываются способны мирно сосуществовать (ст. 5–7). Да и враждебность некоторых представителей животного мира к человеку, как видно, исчезает (ст. 8). Такое, вероятно, было бы возможно в мире, ещё не испорченном грехопадением. По-видимому, именно это и имеет в виду Исайя: пришествие Мессии для него становится возвращением к истокам, к тем дням, когда мир ещё не знал греха.

Конечно, Царство, о котором свидетельствует Иисус, — не Эдемский сад, ведь Он говорит не о возвращении мира к состоянию, в котором мир пребывал до грехопадения, а о его преображении, о том, чего прежде этот мир не знал. Но у преображённого мира с миром, о котором говорит Исайя, есть нечто общее: ни тот, ни другой не знают ни зла, ни греха. По-видимому, для Исайи именно этот момент был наиболее важен: ведь он знал, что прежде, чем явится Мессия, миру придётся пройти через Суд, через который можно пройти, лишь полностью освободившись и очистившись от греха. Исайе не была открыта ещё картина преображённого мира во всей её полноте, но одно он увидел совершенно ясно: никакому греху в нём места не будет, а потому и от зла он будет свободен.

Наверное, поэтому и Мессию он видит именно как праведного правителя и судью. Здесь перед нами скорее символ, чем образ реального Мессии-Христа, но символ этот наполнен глубоким смыслом: Мессия оказывается для Исайи воплощением Божией правды, и здесь пророк, несомненно, оказался абсолютно прав. Таким открылся Мессия Исайе Иерусалимскому; другим пророкам Он откроется иначе, и образ Его будет постепенно прояснятся, всё более и более приближаясь к евангельскому.

Невозможно увидеть такое будучи в нашем обыденном человеческом состоянии. Для этого нужно «подняться» над этим миром — так, чтобы события настоящего и ближайшего будущего не заслоняли тех отдаленных времен, к которым устремлена человеческая история. Именно в подобном состоянии пребывает Сам Бог, мы называем это вечностью, поэтому пророчество — это результат того, что Дух Святой как бы соединяет с вечностью то место и время, где находится пророк, и у того открывается «духовное зрение», которым он прозревает нечто до того невиданное. Поскольку это видение совершается в вечности, где нет нашей обычной временной последовательности, то пророку остаются неведомыми «времена и сроки», он в состоянии засвидетельствовать факт (так, как он может его понять и описать), но не сказать, когда в истории он произойдет.

Зачем тогда Бог дает это видение? Возможно, дело в том, что Он считает правильным открыть человеку Свой замысел, показать ему то, к чему Он ведет этот мир, для того, чтобы у человека была возможность выбрать — будет он помогать Богу в этом труде или противостоять Ему. Бог любит людей, а значит — уважает их свободу.