Новость дня на 18 Июля 2022

Для старейшин Израиля, доброжелательных к сотнику, важно подчеркнуть, что он заботится о народе. Римлянин любит завоёванный его государством израильский народ и даже выстроил синагогу, это не могло не броситься в глаза на фоне обычного поведения завоевателей. Но если строительство синагоги в глазах старейшин — знак доброго расположения, то для сотника оно оказалось этапом внутреннего духовного поиска.

Только ли потому сотник счёл себя недостойным, что был знаком с иудейскими правилами о нечистоте и считался с местными обычаями? А что, если он чувствовал собственную греховность, и его просьба к Иисусу воздержаться от вхождения в дом была сродни просьбе Петра выйти от него, “человека грешного”? Почему-то думается, что верно второе предположение, тем более что Иисус, обращаясь к народу, отмечает, что сотник обладает верой, какую Он и в Израиле не нашел.

Язычник, которому закон, недавно им узнанный, раскрыл сердце, оказался более готовым принять Иисуса, чем многие иудеи, знавшие закон с детства. Но не будем на этом основании превозноситься над тогдашними иудеями. Мы и сегодня можем встретить как неофитов, открытых Христу, так и многолетних христиан, привыкших к обладанию духовными сокровищами и потому забывающими о них.

Евангелия полны описаний чудесных исцелений и даже воскрешений. Но описание исцеления слуги римского центуриона (сотника) у Луки явно занимает особое место, ему уделено даже больше внимания, чем воскрешению Спасителем сына вдовы из Наина. Не потому ли, что речь идёт о язычнике, римлянине, о котором тем не менее Сам Иисус сказал, что такой веры, как у него, Он не видел даже в еврейском народе? Может быть: Лука — евангелист, своё евангелие писавший для язычников. Но вряд ли дело только в этом. Дело ещё и в несколько необычном, так сказать, дистанционном исцелении.

На первый взгляд это может показаться странным: ведь для исцеления важно приобщение человека к тому Царству, которое принёс в мир Спаситель. А тут больной даже не видит Иисуса, быть может, вовсе и не знает о Нём. О каком же приобщении может в таком случае идти речь? Между тем, дело, видимо, обстоит не так просто. В самом деле: что такое, в сущности, христианство? Жизнь со Христом в том Царстве, которое Он принёс в мир. А что такое христианское свидетельство? Это Царство, которое каждый из нас, христиан, берёт с собой, когда идёт в мир.

Такое, конечно, возможно, если мы в Царстве, а оно в нас. Если его дыхание пребывает в нашем сердце. А этого, в свою очередь, не будет без полного и абсолютного доверия к Иисусу. Того самого личного доверия, без которого не бывает любви и близкой дружбы. Если же доверие есть, то есть и Царство. Его сила и его дыхание. Тогда эта сила и это дыхание может действовать даже на расстоянии: ведь для Царства расстояний, подобных тем, которые во многом определяют жизнь нашего мира, не существует.

И доверившийся Иисусу язычник, римский центурион, стал частью Царства и понёс его с собой. В своём сердце. А в сердце его был не только Иисус, но и его больной слуга. И этот слуга оказался в Царстве, быть может, совершенно для себя неожиданно, но совершенно реально. А в Царстве больных нет, там все здоровы. Так и происходит исцеление. Но не только исцеление: так в мир входит Царство. Тихо и внешне незаметно, но абсолютно реально. Не опираясь ни на какую религию и ни на какую традицию, а только на сердце, обращённое ко Христу.

Рассказ об исцелении Иисусом слуги римского центуриона (сотника) показывает нам Царство с достаточно неожиданной стороны. Трудно сказать, каковы были религиозные взгляды упомянутого в рассказе центуриона, но к еврейскому народу он, очевидно, относился с уважением, а лично Иисусу доверял полностью, так, как, судя по собственным словам Спасителя, не доверял Ему никто из народа Божия. А вот о слуге, который, собственно, и нуждался в исцелении, в этом отношении вообще нельзя сказать ничего определённого: ни о его религиозности, ни о его отношении к еврейскому народу евангелист ничего нам не говорит. Что касается доверия лично к Иисусу, то невозможно даже сказать точно, знал ли слуга центуриона о Нём хоть что-нибудь, слышал ли когда-нибудь это имя. Как бы то ни было, в том состоянии, в котором находился слуга тогда, когда его хозяин пошёл разыскивать Иисуса, ему было не до размышлений о Том, за Кем пошёл центурион.

Ясно лишь одно: своего слугу центурион любил не меньше, чем он доверял Иисусу, иначе вряд ли бы он стал прилагать все усилия для того, чтобы помочь умирающему. А полнота доверия к Иисусу проявилась, в частности, и в том, что центурион был уверен в способности Спасителя исцелить его больного слугу на расстоянии, так, что он даже не стал звать Его к себе домой: зачем лишний раз утруждать такого Человека, если можно без этого обойтись? Такая уверенность возможна, очевидно, лишь при абсолютном доверии.

Но ведь речь идёт о доверии самого центуриона, а не его слуги. Сам же слуга находился в это самое время в другом месте и, вероятнее всего, об Иисусе даже не думал, так что ни о каких личных отношениях, ни о каком его доверии или недоверии к Спасителю речи вести не приходится. Со Христом его соединяет лишь любовь к нему его хозяина и доверие того же хозяина к Тому, Кто может исцелить. Такое опосредованное отношение, приводящее к исцелению, кажется довольно необычным: как правило, исцеляемые люди находились от Иисуса в пределах, по крайней мере, прямой видимости, если не непосредственного контакта, и входили в непосредственные с Ним отношения любви и доверия.

Но, как видно, Царство не знает границ не только физических, но и духовных: опосредованное отношение в Царстве так же реально и актуально, как отношение непосредственное, и если кого-то из людей со Христом связывают отношения любви и доверия, то они непременно скажутся и на тех ближних, которые такому человеку дороги. Иначе, наверное, и не может быть: ведь Царство — пространство любви, соединяющей всех его обитателей, пронизанное дыханием Бога, для которого не существует расстояний.