Такой подход к жизни и отношениям может показаться максималистским и потому мало реалистичным, но лишь на первый взгляд. На самом же деле слова апостола глубже, чем кажется вначале, и потому они как раз вполне реалистичны.
Если, конечно, на любовь смотреть не как на эмоции, разделив всех окружающих по принципу «нравится — не нравится», «симпатичен — антипатичен», а как на отношения, не зависящие от эмоций или симпатий. В таком случае как раз и становится понятно, что именно отношения обусловливают всё остальное, всё то, что входит в понятие внутренней Торы. В самом деле: внутренняя Тора ведь — прежде всего стремления, желания, интенции, определяющие духовную жизнь человека. Которые могут или соответствовать Божьим заповедям, переживаемым человеком как внутренний духовно-нравственный императив, или им не соответствовать.
Принято думать, что физически мы есть то, что мы едим, а психически — то, что думаем и чувствуем. Духовно же мы есть то, чего мы желаем и к чему стремимся. Сам Иисус говорит об этом кратко и просто: где сокровище, там и сердце. Но желания, стремления и, соответственно, интенции, с ними связанные, могут в нашем сердце существовать по-разному.
Они могут быть чем-то самодовлеющим, управляя нами и определяя наше отношение к окружающим и к миру вообще, не подчиняясь при том никому и ничему, включая нас самих. А могут быть частью отношений и работать на их поддержание и выстраивание. В первом случае о любви можно говорить лишь в известном смысле и до известного предела: ведь зачастую именно наши желания и разрушают наши отношения с другими людьми, если становятся самодовлеющими.
Порой отношения могут рухнуть от самых обычных и не слишком глубоких негативных эмоций, которые берут в плен нашу волю и заставляют нас желать (или, точнее, в данном случае не желать) того, что на самом деле нам важно и дорого, но не кажется таким тогда, когда эмоции берут верх над нами. Во втором же случае, когда именно отношения переживаются человеком как настоящая ценность, никакие эмоции и желания сами по себе уже не становятся для него самоценными. И вот тогда он может быть спокоен и за соблюдение заповедей: вряд ли при таком отношении к ближнему человеку придёт в голову их нарушить, по крайней мере, те из них, которые определяют его отношения с этим самым ближним.
Если любишь, уже не надо дрессировать себя на вежливые слова и вежливые улыбки, не надо сдерживать негативные эмоции по отношению к другому: их просто нет, а слова и улыбки сами рождаются на языке и на лице. Тогда и следование внутренней Торе оказывается для человека вполне естественным и органичным. Тем более, если речь идёт о той любви, которая соединяет жителей Царства: ведь тут полнота, предполагающая идеал живой Торы, к которой в евангельские времена каждый христианин стремился, как к цели своей духовной жизни, как к тому, что сделает его подобным Христу.
