Представители римской власти на местах реагировали на обвинения в адрес самого Павла и других христиан по-разному. Иногда они брали сторону ортодоксальных евреев, а иногда предпочитали не вмешиваться в ситуацию, как произошло в Ахайе. Оно и понятно: формального, юридического повода для вмешательства у властей не было, повод мог быть только политическим, и это стало ясно уже в истории с Пилатом, утвердившим по чисто политическим соображениям смертный приговор Иисусу.
В Ахайе же всё произошло иначе. Тамошний проконсул, Галлион, предпочёл сохранить верность римским законам и римским понятиям о справедливости и о правосудии. Он прямо сказал обратившимся к нему с жалобой евреям, что их жалоба касается исключительно их внутренних дел и споров, а римский закон в данном случае не нарушен. Стало быть, и власти в этот конфликт вмешиваться нечего. Интересно упоминание проконсулом некоего «спора об именах». Вероятно, в общинах диаспоры Павел говорил о том же, о чём в Иудее говорили все апостолы: об имени Иисуса, призывая которое можно спастись. Уже тогда, в Иудее, эта проповедь вызвала, как минимум, недоумение и противодействие Синедриона.
Вероятно, теперь в диаспоре споры об имени стали отголоском тех споров в Иудее, которые вызвали санкции тамошних религиозных властей. Но властей римских эти споры в любом случае не касались — так считал проконсул. Это не значит, что римские власти допускали полную свободу религиозной жизни. Любые религиозные общины должны были быть официально зарегистрированы, а регистрация допускалась только для представителей тех религий, которые в Римской империи считались «традиционными» (собственно римские культы и традиционные культы завоёванных Римом народов).
Но Синагога была зарегистрирована официально, иудаизм считался религией традиционной, и вмешиваться во внутриобщинный спор у властей не было никаких юридических оснований. В этом смысле и отвечает проконсул обратившимся к нему с жалобой евреям. Казалось бы, нормальный ответ, но… от Пилата, например, такого нормального ответа получить не удалось. Конечно, Ахайя — не Иерусалим, ситуация тут была далеко не столь напряжённая, да и масштаб конфликта несопоставим. Но выбор всегда остаётся за человеком.
Конечно, здесь ещё не выбор христианина, не выбор между Царством и тем злом, в котором лежит мир. Но любой выбор между правдой, как понимает её человек, и ложью или приближает человека к Царству, или от Царства отдаляет. Независимо от того, что думает по этому поводу сам человек, и даже от того, знает ли он о Царстве, думает ли о Боге. Духовные законы ведь для всех одни. И выбор — всегда явление духовное. Как и следующий за ним поступок.
