Описывая людей последних времён, Павел, как может показаться, несколько сгущает краски. Между тем, уже в его времена всё им сказанное было свойственно тому обществу, в котором ему пришлось жить — в большей или меньшей степени...
Описывая людей последних времён, Павел, как может показаться, несколько сгущает краски. Между тем, уже в его времена всё им сказанное было свойственно тому обществу, в котором ему пришлось жить — в большей или меньшей степени. А люди иных эпох, читавшие Павловы послания, наверняка думали, что последние времена уже наступили: они узнавали в описании апостола своих современников. И, надо признать, были недалеки от истины.
Дело в том, что последними временами Павел вполне мог считать если не собственную свою эпоху, то, по крайней мере, ту, которая наступила вскоре после его мученической кончины, после 70 г., когда был разрушен Иерусалимский Храм, а Иудея прекратила своё существование как еврейская автономия в составе Римской империи.
Именно так описывал последние времена Сам Спаситель, упоминавший разрушение Храма и гибель Иудеи как фактически последнее историческое событие, после которого и наступит, по собственным Его словам, «конец». Это, конечно, ещё не означает, что Он вернётся в тот же день, когда будет разрушен Храм, как думали христиане третьего и, возможно, четвёртого поколения, ставшие современниками предсказанных Иисусом событий.
Но вся последующая история человечества разворачивается уже в рамках иной исторической логики, которую можно было бы назвать эсхатологической. А в рамках этой логики приходится прежде всего говорить о духовной поляризации человечества, и все протекающие в нём процессы всё больше обозначают как раз именно упомянутую и Павлом, и Иоанном в его Книге Откровения поляризацию. Все, стремящиеся к благочестивой жизни во Христе, оказываются гонимы, а преуспевают делающие зло. Оно и неудивительно: ведь падший мир лежит во зле, и дело лишь в том, насколько оно в нём проявлено, а в какой мере скрыто.
Иногда кажется, что в истории человечества бывали и светлые промежутки, что не всё в ней так мрачно, да и нравы кое-где были совсем не такие, какие описывает апостол. В самом деле: общество патриархальное, традиционное, на первый взгляд выглядит всё же не настолько испорченным, как общество эллинистическое, описанное в послании. Но, к сожалению, тут лишь вопрос времени: всякое общество раньше или позже перестаёт быть патриархальным и традиционным, становясь похожим на описанное Павлом. Однако дело не только в этом. Можно, конечно, сетовать на порчу нравов и разрушение старых добрых патриархальных устоев, но ведь разрушаются-то они не случайно.
Они разрушаются оттого, что зло падшего мира есть и в них, просто оно не так заметно. И когда казавшийся добрым и нравственным мир рушится под натиском чуждых нравов и обычаев, он рушится не потому, что его «разрушают» или «размывают», а потому, что зло есть и в нём тоже, только прежде оно не было так заметно. Теперь же тайное стало явным, и события начали развиваться своим чередом. Логика эсхатологической эпохи универсальна, и вопрос лишь в том, где упомянутая апостолом поляризация проявится раньше, а где позже. Но в том, что это произойдёт, у Павла сомнений нет.