Неудивительно, что отношение к себе и к своим словам, выраженное Билдадом, Иов воспринимает, как оскорбление (ст. 2 – 3). Ведь сказанное им сказано не сгоряча и не по недомыслию, для него всё абсолютно серьёзно, а его снова хотят обвинить в грехе, пускай и невольном, и сделать из него посмешище (ст. 3)! Иов же по-прежнему настаивает на том, о чём он уже не раз говорил. Он обвиняет Бога в своих бедах, будучи не без основания уверен, что без воли Божией с ним не случилось бы ничего из того, что ему пришлось пережить (ст. 6 – 24). Но всё же Иов уверен, что, если только когда-нибудь он сможет встретиться с Богом лицом к лицу, ситуация изменится кардинально. Свои надежды страдалец связывает теперь с Мессией, Которого он, следуя сложившейся в послепленном иудаизме традиции, называет Искупителем (ст. 25).
Интересно отметить, что теперь Иов говорит о воскресении, хотя и понимает он его несколько натуралистически (ст. 25 – 26). Как видно, с воскресением и с приходом Мессии Иов связывает, прежде всего, возможность увидеть Бога лицом к лицу и лично разрешить с Ним все свои проблемы. Что же касается друзей Иова, то они, по словам страдальца, ведут себя не как праведники, а как нечестивцы. Вместо того, чтобы поддержать страдающего праведника, они пользуются возможностью для самоутверждения за его счёт (ст. 5 – 6). Он просит своих друзей о милосердии (ст. 21 – 22), хотя и понимает, что никакого милосердия ему от них не дождаться. Может показаться, что обвинения эти слишком суровы, что друзья, заблуждаясь по существу, всё же не желают Иову зла.
Но проблема тут глубже, чем может показаться. Друзья Иова не просто не могут понять Иова, они не хотят и боятся вникать в то, что мучает страдальца. И страх этот носит религиозный характер: и Элифаз, и Билдад, и Цофар просто боятся потерять ту уверенность, которую даёт человеку сознание своей религиозной правоты. И страх этот носит религиозный характер, и Элифаз, и Билдад, и Цофар просто боятся потерять ту уверенность, которую даёт человеку сознание своей религиозной правоты. Иов же такой правоты отнюдь не демонстрирует, он, наоборот, уже не уверен ни в чём, и его друзья пытаются поддержать его. Но делают они это, как бы снисходя к страдальцу со своей высоты и правоты. Они совершенно уверены, что всё происходящее с Иовом — недоразумение, который они обязаны помочь ему разрешить, что они правы во всём, а Иов либо ошибается в своих суждениях, либо не помнит себя от свалившихся на него бед и несчастий. Мысль о возможной правоте Иова кажется им настолько ужасной, что они скорее готовы допустить безумие, временное помешательство своего друга, чем собственное заблуждение. Такая позиция, разумеется, самому Иову не могла не казаться оскорбительной: ведь его положение и без того было серьёзно, а от друзей он не видел ничего, кроме презрительно-жалостливой «помощи», от которой ему не было никакой пользы.