Новость дня на 3 Января 2025

Продолжая начатую тему, Павел просит Филимона принять Онисима и относиться к нему так же, как он относился бы к самому апостолу, обещая при этом возместить Филимону весь нанесённый ему Онисимом ущерб (ст. 17 – 20). И здесь Павел снова остаётся верен себе, считая отношения Царства, отношения взаимной любви единственно возможными между христианами. Любовь предполагает, прежде всего, доверие тому, кого любишь. В нашем, преображающемся, но пока не преображённом мире, живущем ещё во многом по законам природы и общества, жизнь которого, в сущности, не очень отличается от жизни волчьей стаи, денежные обязательства нередко определяют все отношения между теми, кого они связывают. Готовность изменить эту ситуацию, не пренебрегая ими, но отодвинув их на второй план, возможна лишь в том случае, если и кредитор, и должник в своей жизни руководствуются законами Царства, а не законами ветхого мира. И Павел призывает Филимона смотреть на денежные обязательства именно так, полностью доверяя своим братьям во Христе.

Но, с другой стороны, доверие не предполагает необязательности в денежных делах или пренебрежения ими: апостол не призывает Филимона забыть о нанесённом ему Онисимом ущербе, обещая возместить ему все убытки. Конечно, Филимон может простить Онисиму все долги, если сочтёт нужным, но требовать этого от него Павел не считает себя вправе, он лишь призывает Филимона поступить так, как, на его взгляд, должен был бы поступить человек, живущий по законам Царства. Но жизнь в Царстве сама по себе, как видно, не предполагает отказа от всех общественных обязательств. И дело тут, разумеется, не в самоценности общества или государства, которые при таком отказе, если он станет всеобщим, просто не смогут существовать. Дело в том, что отношения любви связывают между собой людей такими, какие они есть, а не такими, какими они могли или должны были бы быть. Каждый из живущих в эпоху наступающего Царства в той или иной степени оказывается связан законами ещё не преображённого мира, один больше, другой меньше. Один готов простить ближнему долг, другой не готов и не может. Отношения любви предполагают готовность принять и того, и другого такими, какие они есть. Не ради мира, законы которого их связывают, а ради Христа и Царства, которые освобождают.

Слова «прими его, как меня» перекликаются с притчей Иисуса (Мф 25:34-46) о том, как надо принимать нищих, больных и просто тех, кто встречается на пути. «Я был болен, и вы посетили Меня». Местоимения «я», сравнение «как меня» кажутся излишне личными, потому что невозможно постоянно упражняться в том, чтобы видеть в каждом человеке черты Спасителя. Часто вера в Бога и вера Богу не могут помочь нам в этом. И тогда на помощь нам приходит рациональное, идущее от разума обоснование Павла. Если ты не можешь этого понять и объяснить, если ты не хочешь так жить, вспомни, сколько ты лично должен Богу за свое спасение. И этот долг ты можешь выплатить только одним способом – принимая другого, иного, отличающегося от тебя всем.

Продолжая разговор об Анисиме, Павел вспоминает какие-то долги, о которых мы ничего не знаем потому, что больше нигде в новозаветных книгах о них ничего не сказано. И прибавляет: считай долг Анисима моим тебе долгом. Тут апостол продолжает ту мысль, которую он высказал в первой части послания — мысль о том, что во Христе рабов и хозяев уже нет, что между христианами отношения могут и должны быть совершенно другими. Павел не случайно говорит о себе как о должнике Филимона, который берёт на себя долг Анисима.

Вероятно, долг появился вследствие каких-то расходов, связанных с Павловым апостольским служением. Но дело не только в этом. Дело в том, что Павлово дело — не Павлово, а общецерковное. И Анисим, поучаствовавший в общецерковном деле по мере своих сил, должен Филимону не больше и не меньше, чем был бы должен ему сам Павел, если бы Филимон решился предъявить апостолу какие-то претензии.

Понятно, что Филимон едва ли решился бы на такое — не только из-за авторитета Павла, но и потому, что прекрасно осознавал значимость Павлова служения. А вот с Анисимом всё было, по-видимому, не совсем так. Анисим — не Павел, к тому же он раб Филимона, и, хотя Филимон после обращения действительно стал относиться к Анисиму не так, как прежде, старые привычки искоренить было не так просто.

В самом деле: отношения между людьми, особенно отношения повседневные, зачастую остаются мало осознанными и в значительной степени продолжают определяться теми поведенческими автоматизмами, которые были им присущи в прежней жизни даже тогда, когда, казалось бы, с этой прежней жизнью человек расстался. Сила поведенческой инерции велика, и её невозможно преодолеть, если не осознать такую инерцию как духовную проблему, требующую самого серьёзного к себе отношения.

Именно эта инерция и заставила Филимона потребовать от Анисима того, чего он никогда бы не потребовал, например, от Павла. А Павел прерывает её, подставляя себя на место Анисима. И не только из солидарности со своим помощником, но и ради самого Филимона — ведь без преодоления поведенческой инерции и связанных с ней автоматизмов его духовная жизнь никогда не станет полноценной.