Упоминая существующие в Коринфской церкви раздоры и разногласия, Павел связывает их с отсутствием подлинной мудрости, с тем, что её члены — «плотские». Речь, очевидно, идёт о человеческой природе, которая в данном случае определяет всю жизнь человека. Но природа бывает разной, судя по тому, что людей, живущих природной жизнью, апостол нередко называет не «плотскими», а «душевными».
Впрочем, соответствующие греческие слова скорее можно было бы передать такими понятиями, как «телесное» («плотское») и «природное» («душевное»). Природа шире телесности, но она во всяком случае не то, что «дыхание» («дух»), будь то «дыхание человеческое» (тут речь, очевидно, идёт о том «дыхании жизни», которое Бог «вдувает» в каждого человека при сотворении) или Божье «дыхание», переживаемое человеком тогда, когда сила Божья действует в нём.
Дух — не природа, даже если говорить о человеческом духе, но в потоке человеческой жизни (на языке Библии он называется «душой») есть и духовная составляющая, и природная. Если духовная преобладает, то и о человеке можно сказать, что он «духовен». Но у падшего человека преобладает обычно природа, и тогда приходится говорить о «душевном» человеке, который, однако, может быть вовсе не чужд интеллектуальных, эстетических и даже религиозных переживаний и соответствующего опыта. Проблема же заключается в том, что даже в таком опыте, нередко в обиходе называемом «духовным», на самом деле преобладает природа, а не дух.
Но человек, не очень разбирающийся в собственной духовной жизни, да и в собственной жизни вообще, легко принимает проявления своей высшей (психической в современном смысле слова) природы за проявления духа. Однако стоит только делу дойти до защиты своего опыта, интеллектуального, эстетического или (особенно) религиозного, как природа человека проявляет себя во всей силе, показываясь во всей красе.
Тут высокие идеи, глубокие эстетические переживания и самая утончённая религиозность быстро уступают место самым примитивным, почти животным, «телесным» эмоциям, и человек нередко набрасывается на своего идейного противника, как на врага, угрожающего его жизни и благополучию. Во многом так оно и есть: ведь жизнь и благополучие природного человека связано с неприкосновенностью его опыта, которую он и защищает.
Разумеется, если бы человек жил действительно духовной жизнью, если бы его жизнь и благополучие были связаны с духом, который в нём, а не с его природой, он не бросался бы с такой яростью на защиту своих убеждений и взглядов и не абсолютизировал бы свой опыт, интеллектуальный, эстетический или даже религиозный. Если же происходит нечто подобное, значит, о духовной жизни говорить не приходится, о чём и пишет Павел в своём послании христианам Коринфа.