Предание о моавитянке Руфи, сложившееся в начале 1-го тысячелетия до Р.Х. и обретшее окончательную форму, вероятно, сразу после вавилонского плена, представляет собой в общебиблейском контексте удивительное и очень важное пророчество. Хронологически книга Руфи может быть названа одним из первых манифестов библейского универсализма. По своему духовному содержанию она напоминает притчу, близкую к откровению пророков.
Книга Руфи повествует о судьбе женщины- моавитянки. Уже одно то, что это — женщина, является фактом исключительной важности. Древние вообще редко относились к женщине как к человеку, тем более не видели в ее судьбе религиозного смысла. Но важнее всего то, что Руфь — моавитянка, иноплеменница, «лицо соседней презираемой национальности». В ее решении остаться с Ноеминью ею движут, по-видимому, простые чувства, которые мы привыкли называть «человеческими». В сущности, речь идет о милосердии к старухе-свекрови. Но именно это приводит Руфь к Единому Богу, и не просто к вере: она оказывается в самом центре Священной Истории. Царь Давид — потомок именно Руфи, и Руфь — одна из всего трех женщин, упоминаемых евангелистом Матфеем в родословии Господа Иисуса Христа.
6 "Бог посетил народ Свой" - в данном случае означает: оказал благодеяние (см тоже Быт 21:1; Исх 3:16; Ис 23:17; Лк 7:16).
16 В награду за свою верность Руфь удостоилась стать праматерью царя Давида и была включена в родословную Мессии (Мф 1:5).
Кн Руфи в переводе LXX, в Вульгате и в современных переводах помещена вслед за кн Судей. В евр Библии она находится среди «агиографов» как один из пяти свитков — «мегиллот», которые читаются на главные праздники, причем кн Руфи полагается читать на Пятидесятницу. Хотя по своему содержанию эта книга связана с периодом Судей (ср Rut 1:1), по мнению библеистов она не входила в состав книг, подвергнувшихся второзаконнической редакции, охватывающей цикл книг от Ис Нав до последней кн Царств. Время написания этой книги не установлено. Аргументы, которые приводятся в пользу ее позднейшего происхождения: место в евр каноне, язык, семейные обычаи в ней, вероучительный смысл повествования — не могут считаться решающими. Кн Руфи, за исключением последних стихов, могла быть написана и в эпоху Царств.
По своему содержанию эта книга относится к категории назидательных. Главная цель ее — показать, как награждается упование на Ягве, милосердие которого распространяется даже на чужеземку (Rut 2:10). Особое значение данного рассказа в том, что чужеземка Руфь становится праматерью Давида; это подчеркивает ев. Матфей, включая имя Руфи в родословную Христа (Mat 1:5).
В еврейской Библии исторические книги (Иисуса Навина, Судей и Царств) называются «Небиии ришоним». т.е. «Ранние пророки», в противоположность «Поздним пророкам»: Исайе, Иеремии, Иезёкиилю, Даниилу и двенадцати «малым пророкам». Предание приписывало их составление пророкам: Иисусу Навину, Самуилу и Иеремии. Уже само название этих книг свидетельствует о том, что составители не являются историками в древнем и, тем более, современном смысле слова. Они — глашатаи Слова Божия, избравшие главной темой своих книг отношение Израиля с Ягве, его верность или неверность — неверность в особенности — Богу Завета. Приводя примеры из прошлого, они излагают религиозное учение, выступают как пророки и наставники народа. Их интересуют не столько минувшие события, сколько уроки, которые можно из них извлечь.
Однако назидательный характер «Ранних пророков» не лишает их повествование исторической ценности. Составители этих книг опираются на обширный материал первостепенной важности и значения. Это не только устные рассказы и древний эпос, но и биографии великих людей Израиля, написанные вскоре после их кончины, а также государственные летописи Израильского и Иудейского царств, на которые свящ. писатели часто ссылаются (2 Цар 1:18; 3 Цар 11:41; 3 Цар 14:19; ср 2 Пар 27:7).
Исторические книги составляют одно целое, завершенное не ранее 562 г до Р.Х. (4 Цар 25:27). В Библии они следуют непосредственно за Пятикнижием: в конце кн Втор Иисус Навин указан как преемник Моисея, а события кн Ис Нав начинаются как раз на другой день после смерти законодателя Израиля.
Духовный смысл сборника можно кратко сформулировать следующим образом: Ягве, положив начало существованию Своего народа, ведет его по пути восхождения к тому времени, когда Он окончательно воцарится в мире (Царство Божие). Для этого Он отдает Израилю Землю Обетованную, поставляет Давида монархом и обещает его потомку вечную власть в эсхатологическом Царстве. Но в то же время составители исторических книг сурово и беспощадно обличают народ Божий за его неверность Завету. Эта неверность является прямой причиной тех бедствий, которые обрушиваются на Израиль. Таким образом история превращается в урок и предупреждение. Она содержит призыв к покаянию, который с особой силой прозвучал в эпоху плена Вавилонского.
Второзаконие исторически обосновало учение об избранности Израиля и определило вытекающее отсюда его теократическое устройство; вслед затем кн Ис Нав рассказывает о поселении избранного народа в Обетованной Земле, кн Судей излагает чередование отступничеств и помилований, 1 и 2 кн Царств повествуют о кризисе, приведшем к установлению царской власти и подвергшем опасности теократический идеал, который затем осуществляется при Давиде; 3 и 4 кн Царств описывают упадок, начавшийся при Соломоне: несмотря на благочестие некоторых царей, произошел целый ряд отступничеств, за которые Бог покарал Свой народ.
1 Время описанных в книге Руфь событий определяется общими и неопределенными датами: «когда управляли судьи», т. е. в один из моментов периода Судей (обнимавшего, по Деян 13:20 , 450 лет), и когда: «был голод на земле» (т. е. в Палестине, земле Израиля), многократно посещавший Святую землю в библейские времена (напр., Быт 12:10 ; 26:1 ; 45:6 ; 2 Цар 21:1 ). Обе даты имеют не столько хронологический смысл, сколько указывают на характер времени Судей, на отсутствие тогда у евреев централизующей власти государственной (ср. Суд 17:6 ; 18:1 ; 19:1 ; 21:25 ), когда каждый член народа был предоставлен себе самому и в пору общественных бедствий — голода (как здесь), неприятельских набегов и т. п., должен был действовать на свой страх, сам обеспечивая себе благополучие (ср. Суд 18:1 ); подобным образом и поступает здесь Елимелех, оставляя родной Вифлеем и удаляясь с семьей на чужбину, в землю Моавитскую, «чтобы пожить (там) в качестве пришельца (еврейский глагол gur, ср. Быт 12:10 ; 19:9 ; 20:1 ; Суд 17:7 ; 19:1 ; Плач 4:15 ; отсюда «ger» — пришелец, прозелит). Раввинское толкование справедливо порицает Елимелеха за оставление своих «собратьев» (сограждан, единоплеменников), усматривая в злоключениях и смерти Елимелеха на чужбине божественное наказание ему за оставление святой земли (D. Midrasch Ruth Rabba, in deutsch. übertragen v. A. Wünsche. Leipzig, 1883, s. 15). Напротив, раввинские попытки определения времени переселения Елимелеха произвольны и неудачны, напр., полагали это событие на время Варака и Деворы ( Суд 4-5 , причем в «судьях» (schophetim) Руфь 1:1 ст. 1 видели указание на Девору, Варака и Иаиль), — на время судьи Аода ( Суд 3 ), в современнике которого Еглоне, царе моавитском, видели отца моавитянки Руфи; относили также ко времени судьи Есевона (преемника Иеффая), с которым отождествляли Вооза, на том основании, что оба жили в Вифлееме ( Руфь 2:1 и далее , ср. Суд 12:8,10 ) и т. д. (Мидраш на Руфь, s. 10, 19). В действительности единственной точкой опоры для установления времени описываемых в кн. Руфь событий может быть только родословие Давида, приведенное здесь ( Руфь 4:17-22 ): по нему Давид был правнук Вооза и Руфи через Овида и Иессея, следовательно, период времени, протекший от событий книги Руфь, равен приблизительно ста слишком годам, что подтверждается и свидетельством Иосифа Флавия, который относит переселение Елимелеха (’Αβιμέλεχος, по Иосифу Флавию) к годам правления судии и первосвященника Илии (Иудейские древности. V, 9, §§1-4).
Вифлеем (евр. Bet-lechem — «дом хлеба»), прежде ( Быт 35:16,19 ; 48:7 ) называвшийся Ефрафа (евр. Ephratah — «плодоносная»), но и впоследствии сохранявший древнейшее название с синонимичным ему по значению позднейшим ( Руфь 4:11 ; Мих 4:2 , евр. 1), лежал, судя уже по названию, в одной из самых плодородных местностей Палестины; по Евсевию и блаж. Иерониму, в 6 римских милях, т. е. около 8 верст (римская миля = 694 саж.), к югу от Иерусалима (Ономастикон, 260; русск. перев. Прав. Палест. Сборн. Вып. 37-й, с. 41), что вполне подтверждается расстоянием теперешнего селения Вифлеем, по-арабски Бетлам (с 7 000 исключительно христианского населения), от Иерусалима (см., напр., Guerin. Description de la Palestine. 1868, I, 120 sqq. Ср. проф. А. А. Олесницкий. Святая земля. (Киев, 1878), т. II, с. 73 и далее). К евангельскому времени и, конечно, гораздо ранее Вифлеем обычно назывался городом Давидовым ( Лк 2:4,11 ), не без влияния рассказа книги Руфь (ср. 4:17-22 ). В отличие от другого Вифлеема — в колене Завулоновом ( Нав 19:15 ), Вифлеем, будущая родина Давида, назван здесь, Руфь 1:1 и в 1 Цар 17:12 ; Мих 5:1-2 , Вифлеемом Иудейским, в слав.: Вифлеем Иудин (евр. Bet-lechem Iehudah).
2 Семья Елимелеха была очень известна в Вифлееме ( 1:19 ), имела и относительный достаток ( ст. 21 ). Самое имя Елимелех (с евр. «Бог мой царь»), по мнению некоторых, указывает на знатное происхождение лица, носившего это имя. По происхождению имя это справедливо сближается с упоминаемом в Телль-Амарнских письмах (клинописях, открытых в Египте в 1887-1888 гг.) именем одного хеттейского князя (в южной Палестине) Илимилки или Милкили. Иосиф Флавий передает имя Елимелех ’Αβιμέλεχος, сближая таким образом Елимелеха с именем филистимских царей. Имена жены Елимелеха, Ноемини, и обоих сыновей тоже очень знаменательны. Ноеминь, евр. Noomi — «прелестная, приятная, счастливая» (ср. ст. 20 , где это имя противополагается, по значению, другому: «Мара» — «горькая»), ибо, замечает Мидраш (s. 17), «дела ее были прекрасны и приятны». Махлон и Хилеон (слав.: Маалон и Хелеон) некоторыми (Мидраш, цит. м.; Geiger, s. 50) толкуются: «болезнь и истощение» (от евр. Chalah и Kalah), чем могла бы быть обозначена ранняя смерть (ст. 5) обоих сыновей Елимелеха (Мидраш, цит. м.). Однако такое соответствие значений имен (хотя оно еще спорно вследствие разных значений, усвояемых одному и тому же имени) не говорит против исторического значения рассказа кн. Руфь, так как совпадение этого рода, без сомнения, не намеренное. «Ефрафяне», слав.: «ефрафейстии» — то же, что «Вифлеемляне» (ср. 1 Цар 17:12 , где ефрафянином назван Иессей), жители Вифлеема, древнего Ефрафы, а отнюдь не «Ефремляне» (ср. Суд 12:5 ; 3 Цар 11:26 ; 1 Цар 1:1 ), как ошибочно понимает Мидраш (s. 17).
W. Nowack. Richter-Ruth. 1909, s. 186. Ср. проф. Н. О. Мухин. Состояние Палестины и Финикии в XV веке до нашей эры... Киев, 1899, с. 35.
3 Елимелех умер в земле моавитской, вероятно, вскоре после прибытия туда, и брак сыновей его имел место уже после смерти. Ноеминь осталась вдовою, «как остаток бескровной жертвы» (Мидраш. S. 18).
4-5 Смерть отца не побудила семейство его возвратиться; напротив, оба сына Елимелеха теперь еще прочнее устраиваются на чужбине: женятся на моавитянках: старший, Махлон, — на Руфи ( 4:10 ), а второй, Хилеон, — на Орфе. Значение имен невесток Ноемини понимается неодинаково. Орфа (евр. Orpah, LXX ’Ορφά), по Мидрашу (s. 19), названа так потому, что поворотила спину (oreph) своей свекрови, т. е. оставила ее (ст. 14, ср. Иер 2:27 ); Гезений производит это имя от арабского корня urf — «грива», Симонис сближает с ophrah — «лань». Руфь (евр. Ruth) в Талмуде (Бава-Батра, 14b) толкуется: «услаждающая» (от глагола ravah): «ибо от нее произошел Давид, который услаждал Святого псалмами»; в Мидраше (s. 19); «оказавшая внимание» свекрови (от глагола raah, видеть, воззреть); но наиболее принято (Гезений, Гейгер, Филиппсон и др.) производство от rea — ближний, женский род reuth, ближняя (т. е. близко родственная, любящая в отношении Ноемини); последнее производство имеет за себя чтение сирского перевода (תּועֽר, Reuth). Женитьбу на иноплеменницах и идолопоклонницах ( ст. 15 ), запрещенную законом ( Исх 34:16 ; Втор 7:3 ; ср. относительно моавитян Втор 23:3 , евр. 4 и Суд 10:6 ), таргум и вообще иудейское предание считает причиной ранней и бездетной смерти Махлона и Хилеона, хотя, ради высокого значения праматери Давида Руфи, полагает, что запрещение Втор 23:3 ; евр. 4 принимать в общество Иеговы моавитян относится к мужскому полу этой народности; как видно из ст. 16, Руфь приняла веру Израиля уже по смерти мужа и по возвращении Ноемини в Вифлеем.
Десять лет продолжался, вероятно, голод в Израиле, и столько же длилась супружеская жизнь сыновей Ноемини (ст. 4).
6-7 После смерти Махлона и Хилеона семья обеднела. Тогда Ноеминь узнает, что Иегова, по мере верности или неверности Ему Израиля посылавший ему плодородие и голод ( Втор 28:47-48 ), «посетил» («пакад», ср. Быт 21:1 ; Исх 4:31 ; 1 Цар 2:21 ), т. е. милостью — дарованием урожая хлеба, и немедленно оставляет Моавитскую землю и направляется, в сопровождении обеих невесток, в Иудею.
8-9 По мере приближения к границе Моавитской земли с Иудейской Ноеминь пытается советовать невесткам возвратиться в родительские дома (по LXX, слав.: «дом отца своего», но евр., рус.: «дом матери своей»: указание на особенное значение матери в первобытном строе жизни, ср. Быт 24:28 ; Песн 3:4 ; отец, по крайней мере, Руфи был жив еще тогда 2:11 ). Вся вообще речь Ноемини и ответы невесток открывают существование таких отношений между ними и свекровью, которые могут быть названы не иначе как идеальными. С твердой верой в промысел Божий (вера эта проходит через всю нить повествования книги Руфь) Ноеминь выражает признательность невесткам своим за их добрые отношения к умершим мужьям и свекрови, желает им милостей Иеговы, высказывая, таким образом, веру, что сила и действие Иеговы не ограничиваются пределами Израиля и его земли, а простираются и на другие народы, на весь мир и великодушно советует им вступить в новые браки, желая «покоя» (евр. menuchah, ст. 9) им в домах будущих мужей (ср. 3:2 ).
Многие библеисты критического направления (напр., Smend, Новак, Benzinger) признают так называемый матриархат или матриархальную эпоху, предшествовавшую будто бы патриархальной: если в последнюю заправляющее значение в семье имел отец, то в первую — исключительно мать. Но Библия не знает такой культурно-исторической ступени развития семьи и общежития, а просто признает факт изначального высокого значения матери в семье патриархальной наряду с первенствующим значением отца-патриарха (ср., напр., Быт 16, 21 и др.). Мидраш (s. 21) в пояснение выражения «дом матери» (ст. 8) говорит: «язычник не имеет отца».
9-10 Однако Руфь и Орфа выражают желание следовать за любимой свекровью в Иудею.
11-13 В ответной речи Ноеминь выходит из того древнееврейского воззрения, что высшее назначение и счастье женщины — быть матерью (ср. Быт 24:60 ; 30:1 ) и, кроме того, имеет в виду древнееврейский же (встречающийся и у других народов — индийцев, персов, черкесов и др.) обычай левиратного брака (см. Быт 38:6-10 ; Втор 25:5-10 ; ср. Иосифа Флавий. Иуд. древн. IV, 8, §23), ср. гл. 4. С этой точки зрения следование невесток за Ноеминью признается ею бесцельным: у нее нет и не будет сыновей, которые бы могли заменить для Руфи и Орфы умерших Махлона и Хилеона, так что нет для них надежды в Израиле; однако, по словам Ноемини, ее собственное положение все же более горько (евр. mar, ст. 13), чем их, ибо они потеряли только мужей и могут иметь надежду на новые супружества, она же лишилась мужа, детей, имущества и притом не имеет в виду лучшего будущего: видимо, ее «постигла (карающая) рука Иеговы» (ст. 13).
14-15 Увещания Ноемини подействовали на Орфу, и она, убоявшись, может быть, ожидающих ее в обществе Ноемини лишений, предпочла возвратиться «к народу своему и к богам своим» (ст. 15), т. е. к почитанию Хамоса ( Чис 21:29 ; Иер 48:13 ) и др. моавитских божеств (по таргуму, «к богу» — единственное число, почему некоторые древние толкователи видели здесь Истинного Бога, что, однако, неверно ввиду того, что это усвояется, ст. 16, лишь Руфи, в очевидной противоположности с Орфою, ст. 15).
16-18 Но совершенно обратное действие слова Ноемини произвели на Руфь. В ней заговорила теперь «крепкая, как смерть, любовь» ( Песн 8:6 ): из любви к Ноемини она не только обещает неотлучно сопутствовать ей во всяком месте и при всяких обстоятельствах, но и со всей силой убеждения признает народ ее — Израиля — своим народом. Бога ее (Иегову) — своим Богом, т. е., по толкованию Мидраша (s. 24), объявляет себя прозелиткой, присоединяясь и к вере, и к народности Израиля (ср. Bertholet. Stellung der Isr. u Iuden zu den Fremden. S. 28). Только смерть может разлучить ее с Ноеминью, но все же прах обеих должен лежать в одной гробнице. Все это Руфь утвердила клятвенным выражением (обычным в книгах Царств, напр., 1 Цар 3:17 ; 14:44 ; 20:13 ; 2 Цар 3:35 ), по слав. тексту (более точно, чем русский перевод, передающему подлинный текст): «тако да сотворит мне Господь, и сия да приложит». Тогда Ноеминь оставила свои увещания, молчаливо согласившись с нею.
19-21 Ноеминь — «приятная», Мара — «горькая». Прибытие Ноемини в Вифлеем после десятилетней отлучки, притом без мужа и сыновей, естественно, произвело впечатление в немногочисленном, конечно, населении, и особенно женщины с удивлением говорили (евр. tomamah, женского рода): ужели «это Ноеминь?» (греко-славянский перевод точнее, чем Вульгата: «haec, est illa Noemi» и русский). Евр. Marah, арамейск. ор. Mara (LXX: Πικρά, Вульгата: Amara, слав.: Горькá), родственное имени Мария, противоположно по значению имени Noomi, и эта противоположность выражена Ноеминью в применении к обстоятельствам ее жизни и страданиям по воле Вседержителя (евр. Schaddai).
22 Прибытие Ноемини и Руфи в Вифлеем имело место «в начале жатвы ячменя», или вообще жатвы (так как ячмень поспевает в Палестине раньше пшеницы) — около половины апреля (см. Эд. Робинсон. Palästina. 2 Bd., s. 504, 522, 597, 628, 668) или около времени Пасхи (таргум: «при наступлении дня Пасхи»), на второй день которой приносился в святилище первый сноп жатвы ячменя ( Лев 23:10-11 ; ср. Мидраш, 31). Дата прибытия может (по связи с последующим; гл. 2-3) давать мысль о близости помощи Божией обеим женщинам: жатва дала повод для проявления милости Божией им через Вооза.
В ряду исторических книг Ветхого Завета посте книги Судей в греческой (LXX), латинской (Вульгата) и славяно-русской Библии помещается книга Руфь (LXX: ‛Ρούθ, Вульгата: Ruth). «Восьмая книга Ветхого Завета, Руфь, называется так потому, что содержит историю Руфи. Руфь была родом моавитянка; но отказавшись от родства и отеческого суеверия, она обратилась к истинному Богопочитанию и переселилась в Вифлеем Иудейский; там сочеталась браком с Воозом, из колена Иудина. От нее производится родство Давида таким образом: Вооз от Руфи родил Овида, Овид — Иессея, Иессей — Давида» (Синопсис Афанасия). В еврейской же Библии кн. Руфь стоит в третьей части ветхозаветного канона — в разделе агиографов, «кетубим», занимая в ряду их пятое место (после кн. Псалмов, Притчей, Иова и Песни Песней). Последнее положение кн. Руфь в Библии, надо думать, было первоначальное; помещение ее в греческой Библии между книгами Судей и Царств могло быть вызвано тем, что описанное в ней происшествие относится ко времени Судей, а по указанному отношению Руфи к Давиду книга является, по блаж. Августину (Христ. наука. Кн. 2, гл. 13), началом или преддверием к книгам Царств, изображающим историю царского дома Давидова; притом присоединением к кн. Судей (как кн. Плач Иеремии к кн. Пророка Иеремии) достигалось общее число книг Ветхого Завета 22 (равное числу букв еврейского алфавита), принимаемое Иосифом Флавием (Иудейские древности. Против Апиона I, 8), иудейскою синагогою и некоторыми учителями церкви (Ориген, блаж. Иероним, св. Епифаний).1
Характерное отличие книги Руфь от других книг библейских состоит в том, что содержание ее одинаково чуждо как основному руслу исторической жизни Израиля, изображаемой в исторических и пророческих книгах Ветхого Завета, так и вдохновенному умозрению и священно-лирическому излиянию вечных чувств человеческого сердца в книгах учительных (Псалмы, Притчи, кн. Иова, Песнь Песней, Екклезиаст): книга Руфь переносит читателя в тесный круг древнееврейской семьи, необычайно живо и привлекательно изображая судьбу, испытания и нужду, а равно добродетели и конечное прославление главного действующего лица — моавитянки Руфи, через брак с вифлеемлянином Воозом вошедшей в народ Божий и удостоившейся быть прабабкой царя Давида. По характеру содержания, по отчетливости характеристик и способу изложения книга Руфь напоминает разве некоторые сцены из жизни патриархов книги Бытия; по внешней форме ее справедливо называют древнееврейским рассказом из сельского быта, идиллической семейной картиной, полной самой искренней простоты и наивности. При всем том кн. Руфи в двух пунктах соприкасается с общеизраильской историей: в исходном пункте рассказа — удалении еврейской семьи вифлеемлянина Елимелеха в землю Моавитскую вследствие постигшего страну евреев голода (Rut 1:1-2), а еще более — в конечном — родословии царя Давида (Rut 4:17-22) — в конце книги (ср. Ch1 2:5-10), какое родословие со включением имени Руфи внесено и в евангельское родословие Господа (Mat 1:4-6). Эта историческая черта книги — связь с генеалогией Давида (нарочито оттеняемая в Rut 4:17) — была причиной внесения книги Руфь в ветхозаветный канон; а так как Давид был праотцем Иисуса Христа и родословие Давида есть необходимая часть родословия Спасителя, то очевидна важность книги Руфь и с новозаветной точки зрения, со стороны исторических основ христианства В этом смысле блаж. Феодорит на вопрос «для чего написано сказание о Руфи?» отвечает: «во-первых, ради Владыки Христа; потому что от Руфи произошел Он по плоти. Почему и божественный Матфей, пиша родословие, миновал знаменитых добродетелью жен Сарру, Ревекку и других, упомянул же о Фамари, о Рааве, о Руфи и даже о жене Урииной, вразумляя сим, что единородный Божий Сын вочеловечился ради всех человеков, и иудеев, и прочих народов, и грешных и праведных» (Отв. на вопр. 1 на книгу Руфь. Рус. пер. М., 1855, с. 313; ср. блаж. Иеронима Стридонского. Четыре книги толкований на Евангелие Матфея. Творен. Рус. перев. Киев, 1901, ч. 16-я, с. 7). Вместе с тем, по блаж. Феодориту, «хотя и ради Владыки надлежало быть написанным сказанию о Руфи, однако же история эта и сама по себе достаточна к тому, чтобы принести всякую пользу умеющим пользоваться подобными повествованиями; потому что описывает нам тяжкие несчастья и достохвальное терпение Ноемини, целомудрие и любовь к свекрови ее невесток, преимущественно же Руфи, которая, по сердечному благочестию и в память супруга, престарелую и дряхлую женщину предпочла родителям. Показывает также история сия и добродетель Вооза» (вопр. 1 на кн. Руфь, с. 314-315). Вообще, «изложение и композиция в этом рассказе просты и наглядны, отличаются таким эпическим тоном, что совершенно ошибочно и неосновательно относить сочинение к имевшему преимущественно законодательный характер времени после плена, так как ведь все в ней ясно свидетельствует о первоначальной поре еврейской семейной жизни». Так напрасно усматривали в книге Руфь тенденцию поддержать обязательность левиратного (ср. Deu 25:5-10) брака (Benary. De hebraeorum leviratu. 1835; Bertholdt. Einleitung...): если действительно брак Руфи с Воозом (Rut 2:20; Rut 4:10-17) был левиратым (лат. levir — деверь) в древнееврейском смысле (Gen 38:7-11, ср. Deu 25:5-10) — хотя, строго говоря, он не может быть назван так, потому что Вооз не был братом умершего мужа Руфи, — то во всяком случае эта черта является совершенно случайной в повествовании книги и с главной нитью рассказа в существенной связи не стоит. Равным образом нельзя видеть в книге Руфь со многими исследователями (Geiger. Urschrift u. Übersetzungen der Bibel. 1857, s. 49 ff; Bertholet [Бертолет]. Stellung der Israeliten z. Fremden. S. 145 ff; Graetz. Geschichte der Iuden. II, 2, s. 136 ff; Berteau. Kurzgefasst. exeget. Handbuch. 1883; Wildeboer. Die Literatur des A. T.’s. §21; Nowack. Handkommentar z. Alten Test. Richter—Ruth. 1900, s. 184-185 и др.) протест против послепленного ригоризма Ездры (Ezr 9-10), Неемии (Neh 13:23-31) и их единомышленников, не допускавших браков иудеев с иноплеменницами, причем предполагается, пример великой праматери великого Давида, моавитянки Руфи был наилучшим обличением неправоты тех ревнителей буквы закона (Deu 23:4; Exo 34:16). Но, независимо от искусственности предположения такого протеста, послепленное написание книги Руфь невероятно уже по самому, выше показанному, характеру ее содержания и изложения; не доказывают столь позднего происхождения книги Руфь и помещение ее в 3-й части ветхозаветного канона (вопреки мнению Uatke. Histor.—Kritisch. Einleitung in d. А. Т. 1886, 438 ff. и др.), так как в этой части находятся книга Псалмов, Притчей и др. допленного происхождения, как не доказывают того и встречающиеся в еврейском тексте книги халдаизмы, имеющие место и в древнейших библейских книгах. Напротив, за древнее происхождение книги Руфь, именно при первых царях еврейских, говорят следующие данные самой книги: 1) образ выражения Rut 1:1 (ср. Jdg 19:1) «в те дни, когда управляли судьи» — показывает, что происшествия, описываемые в книге из времени Судей, не слишком далеко отстояли от времени священного писателя книга; 2) родословие в Rut 4:17-22 доводится только до Давида; если бы написание книги относилось к более поздней эпохе периода царей, то ничто не мешало бы внесению имен царственных потомков Давида (после же плена вообще не было смысла в изображении родословия одного Давида); 3) только в отношении Давила имел значение подробный рассказ книги о праматери Давида; не без основания указывают при этом на случай из жизни Давида Sa1 22:1-3 (во время преследований Саула Давид помещает своих отца и мать у моавитского царя), показывающий, что воспоминание о моавитском происхождении праматери Давида было свежим как у него самого, так и у его современников. Авторитет LXX-ти, поместивших книгу Руфь в библейском кодексе непосредственно за книгою Судей и перед 1 кн. Царств, а равно и свидетельство Талмуда (тракт. Бава-Батра, 14b), что писателем книги Руфь был Самуил, убеждает нас, что «написание книги принадлежит времени царя Давида и сделано одним из бывших тогда пророков»2 .
Исторические книги
По принятому в греко-славянской и латинской Библиях делению ветхозаветных книг по содержанию, историческими (каноническими) книгами считаются в них книги Иисуса Навина, Судей, Руфь, четыре книги Царств, две Паралипоменон, 1-я книга Ездры, Неемии и Есфирь. Подобное исчисление встречается уже в 85-м апостольском правиле 1, четвертом огласительном поучении Кирилла Иерусалимского, Синайском списке перевода LXX и отчасти в 60-м правиле Лаодикийского собора 350 г.: Есфирь поставлена в нем между книгами Руфь и Царств 2. Равным образом и термин «исторические книги» известен из того же четвертого огласительного поучения Кирилла Иерусалимского и сочинения Григория Богослова «О том, какие подобает чести кн. Ветхого и Нового Завета» (книга Правил, с. 372–373). У названных отцов церкви он имеет, впрочем, несколько иной, чем теперь, смысл: название «исторические книги» дается ими не только «историческим книгам» греко-славянского и латинского перевода, но и всему Пятикнижию. «Исторических книг древнейших еврейских премудростей, – говорит Григорий Богослов, – двенадцать. Первая – Бытие, потом Исход, Левит, потом Числа, Второзаконие, потом Иисус и Судии, восьмая Руфь. Девятая и десятая книги – Деяния Царств, Паралипоменон и последнею имееши Ездру». «Читай, – отвечает Кирилл Иерусалимский, – божественных писаний Ветхого завета 22 книги, переведенных LXX толковниками, и не смешивай их с апокрифами… Это двадцать две книги суть: закона Моисеева первые пять книг: Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие. Затем Иисуса сына Навина, Судей с Руфью составляют одну седьмую книгу. Прочих исторических книг первая и вторая Царств, у евреев составляющая одну книгу, также третья и четвертая, составляющие одну же книгу. Подобно этому, у них и Паралипоменон первая и вторая считаются за одну книгу, и Ездры первая и вторая (по нашему Неемии) считаются за одну книгу. Двенадцатая книга – Есфирь. Таковы исторические книги».
Что касается еврейской Библии, то ей чужд как самый раздел «исторических книг», так и греко-славянское и латинское их распределение. Книги Иисуса Навина, Судей и четыре книги Царств причисляются в ней к «пророкам», а Руфь, две книги Паралипоменон, Ездры – Неемии и Есфирь – к разделу «кегубим» – священным писаниям. Первые, т. е. кн. Иисуса Навина, Судей и Царств занимают начальное место среди пророческих, Руфь – пятое, Есфирь – восьмое и Ездры, Неемии и Паралипоменон – последние места среди «писаний». Гораздо ближе к делению LXX стоит распорядок книг у Иосифа Флавия. Его слова: «От смерти Моисея до правления Артаксеркса пророки после Моисея записали в 13 книгах совершившееся при них» (Против Аппиона, I, 8), дают понять, что он считал кн. Иисуса Навина – Есфирь книгами характера исторического. Того же взгляда держался, по-видимому, и Иисус сын Сирахов, В разделе «писаний» он различает «премудрые словеса́... и... повести» (Сир 44.3–5), т. е. учительные и исторические книги. Последними же могли быть только Руфь, Паралипоменон, Ездры, Неемии и Есфирь. Принятое в еврейской Библии включение их в раздел «писаний» объясняется отчасти тем, что авторам некоторых из них, например Ездры – Неемии, не было усвоено в еврейском богословии наименования «пророк», отчасти их характером, в них виден историк учитель и проповедник. Сообразно с этим весь третий раздел и называется в некоторых талмудических трактатах «премудростью».
Относя одну часть наших исторических книг к разделу пророков, «узнавших по вдохновенно от Бога раннейшее, а о бывшем при них писавших с мудростью» (Иосиф Флавий. Против Аппиона I, 7), и другую – к «писаниям», каковое название дается всему составу ветхозаветных канонических книг, иудейская церковь тем самым признала их за произведения богодухновенные. Вполне определенно и ясно высказан этот взгляд в словах Иосифа Флавия: «У иудеев не всякий человек может быть священным писателем, но только пророк, пишущий по Божественному вдохновенно, почему все священные еврейские книги (числом 22) справедливо могут быть названы Божественными» (Против Аппиона I, 8). Позднее, как видно из талмудического трактата Мегилла, поднимался спор о богодухновенности книг Руфь и Есфирь; но в результате его они признаны написанными Духом Святым. Одинакового с ветхозаветной церковью взгляда на богодухновенность исторических книг держится и церковь новозаветная (см. выше 85 Апостольское правило).
Согласно со своим названием, исторические книги налагают историю религиозно-нравственной и гражданской жизни народа еврейского, начиная с завоевания Ханаана при Иисусе Навине (1480–1442 г. до Р. X.) и кончая возвращением евреев из Вавилона во главе с Неемиею при Артаксерксе I (445 г. до Р. X.), на время правления которого падают также события, описанные в книге Есфирь. Имевшие место в течение данного периода факты излагаются в исторических книгах или вполне объективно, или же рассматриваются с теократической точки зрения. Последняя устанавливала, с одной стороны, строгое различие между должными и недолжными явлениями в области религии, а с другой, признавала полную зависимость жизни гражданской и политической от веры в истинного Бога. В зависимости от этого излагаемая при свете идеи теократии история народа еврейского представляет ряд нормальных и ненормальных религиозных явлений, сопровождавшихся то возвышением, подъемом политической жизни, то полным ее упадком. Подобная точка зрения свойственна преимущественно 3–4 кн. Царств, кн. Паралипоменон и некоторым частям кн. Ездры и Неемии (Неем 9.1). Обнимаемый историческими книгами тысячелетний период жизни народа еврейского распадается в зависимости от внутренней, причинной связи явлении на несколько отдельных эпох. Из них время Иисуса Навина, ознаменованное завоеванием Палестины, представляет переходный момент от жизни кочевой к оседлой. Первые шаги ее в период Судей (1442–1094) были не особенно удачны. Лишившись со смертью Иисуса Навина политического вождя, евреи распались на двенадцать самостоятельных республик, утративших сознание национального единства. Оно сменилось племенной рознью, и притом настолько сильною, что колена не принимают участие в обшей политической жизни страны, живут до того изолированно, замкнуто, что не желают помочь друг другу даже в дни несчастий (Суд.5.15–17, 6.35, 8.1). В таком же точно жалком состоянии находилась и религиозно-нравственная жизнь. Безнравственность сделалась настолько всеобщей, что прелюбодейное сожительство считалось обычным делом и как бы заменяло брак, а в некоторых городах развелись гнусные пороки времен Содома и Гоморры (Суд.19). Одновременно с этим была забыта истинная религия, – ее место заняли суеверия, распространяемые бродячими левитами (Суд.17). Отсутствие в период судей, сдерживающих начал в виде религии и постоянной светской власти, завершилось в конце концов полной разнузданностью: «каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд.21.25). Но эти же отрицательные стороны и явления оказались благодетельными в том отношении, что подготовили установление царской власти; период судей оказался переходным временем к периоду царей. Племенная рознь и вызываемое ею бессилие говорили народу о необходимости постоянной, прочной власти, польза которой доказывалась деятельностью каждого судьи и особенно Самуила, успевшего объединить своей личностью всех израильтян (1Цар 7.15–17). И так как, с другой стороны, такой сдерживающей народ силой не могла быть религия, – он еще недоразвился до того, чтобы руководиться духовным началом, – то объединение могло исходить от земной власти, какова власть царская. И, действительно, воцарение Саула положило, хотя и не надолго, конец племенной розни евреев: по его призыву собираются на войну с Каасом Аммонитским «сыны Израилевы... и мужи Иудины» (1Цар 11.8). Скорее военачальник, чем правитель, Саул оправдал народное желание видеть в царе сильного властью полководца (1Цар 8.20), он одержал целый ряд побед над окрестными народами (1Цар 14.47–48) и как герой погиб в битве на горах Гелвуйских (1Цар 31). С его смертью во всей силе сказалась племенная рознь периода Судей: колено Иудово, стоявшее прежде одиноко от других, признало теперь своим царем Давида (2Цар 2.4), а остальные подчинились сыну Саула Иевосфею (2Цар 2.8–9). Через семь с половиной лет после этого власть над Иудою и Израилем перешла в руки Давида (2Цар 5.1–3), и целью его правления становится уничтожение племенной розни, при посредстве чего он рассчитывает удержать престол за собой и своим домом. Ее достижению способствуют и постоянные войны, как общенародное дело, они поддерживают сознание национального единства и отвлекают внимание от дел внутренней жизни, всегда могущих подать повод к раздорам, и целый ряд реформ, направленных к уравнению всех колен пред законом. Так, устройство постоянной армии, разделенной по числу колен на двенадцать частей, причем каждая несет ежемесячную службу в Иерусалиме (1Пар 27.1), уравнивает народ по отношению к военной службе. Превращение нейтрального города Иерусалима в религиозный и гражданский центр не возвышает никакое колено в религиозном и гражданском отношении. Назначение для всего народа одинаковых судей-левитов (1Пар 26.29–30) и сохранение за каждым коленом местного племенного самоуправления (1Пар 27.16–22) уравнивает всех пред судом. Поддерживая равенство колен и тем не давая повода к проявлению племенной розни, Давид остается в то же самое время в полном смысле самодержавным монархом. В его руках сосредоточивается власть военная и гражданская: первая через посредство подчиненного ему главнокомандующего армией Иоава (1Пар 27.34), вторая через посредство первосвященника Садока, начальника левитов-судей.
Правление сына и преемника Давидова Соломона обратило ни во что результат царствования его отца. Необыкновенная роскошь двора Соломона требовала громадных расходов и соответствующих налогов на народ. Его средства шли теперь не на общегосударственное дело, как при Давиде, а на удовлетворение личных нужд царя и его придворных. Одновременно с этим оказался извращенным правый суд времени Давида: исчезло равенство всех и каждого пред законом. На этой почве (3Цар 12.4) возникло народное недовольство, перешедшее затем в открытое возмущение (3Цар 11.26. Подавленное Соломоном, оно вновь заявило себя при Ровоаме (3Цар 12) и на этот раз разрешилось отделением от дома Давидова 10 колен (3Цар 12.20). Ближайшим поводом к нему служило недовольство Соломоном, наложившим на народ тяжелое иго (3Цар 12.4), и нежелание Ровоама облегчить его. Но судя по словам отделившихся колен: «нет нам доли в сыне Иессеевом» (3Цар 12.16), т. е. у нас нет с ним ничего общего; мы не принадлежим ему, как Иуда, по происхождению, причина разделения в той племенной, коленной розни, которая проходила через весь период Судей и на время стихает при Сауле, Давиде и Соломоне.
Разделением единого царства (980 г. до Р. Х.) на два – Иудейское и Израильское – было положено начало ослаблению могущества народа еврейского. Последствия этого рода сказались прежде всего в истории десятиколенного царства. Его силам наносят чувствительный удар войны с Иудою. Начатые Ровоамом (3Цар 12.21, 14.30; 2Пар 11.1, 12.15), они продолжаются при Авии, избившем 500 000 израильтян (2Пар 13.17) и отнявшем у Иеровоама целый ряд городов (2Пар 13.19), и на время заканчиваются при Асе, истребившем при помощи Венадада Сирийского население Аина, Дана, Авел-Беф-Моахи и всей земли Неффалимовой (3Цар 15.20). Обоюдный вред от этой почти 60-тилетней войны был сознан, наконец, в обоих государствах: Ахав и Иосафат вступают в союз, закрепляя его родством царствующих домов (2Пар 18.1), – женитьбою сына Иосафатова Иорама на дочери Ахава Гофолии (2Пар 21.6). Но не успели зажить нанесенные ею раны, как начинаются войны израильтян с сирийцами. С перерывами (3Цар 22.1) и переменным счастьем они проходят через царствование Ахава (3Цар 20), Иорама (4Цар 8.16–28), Ииуя (4Цар 10.5–36), Иоахаза (4Цар 13.1–9) и Иоаса (4Цар 13.10–13) и настолько ослабляют военную силу израильтян, что у Иохаза остается только 50 всадников, 10 колесниц и 10 000 пехоты (4Цар 13.7). Все остальное, как прах, развеял Азаил Сирийский, (Ibid: ср. 4Цар 8.12). Одновременно с сирийцами израильтяне ведут при Иоасе войну с иудеями (4Цар 14.9–14, 2Пар 25.17–24) и при Иеровоаме II возвращают, конечно, не без потерь в людях, пределы своих прежних владений от края Емафского до моря пустыни (4Цар 14.25). Обессиленные целым рядом этих войн, израильтяне оказываются, наконец, не в силах выдержать натиск своих последних врагов – ассириян, положивших конец существованию десятиколенного царства. В качестве самостоятельного государства десятиколенное царство просуществовало 259 лет (960–721). Оно пало, истощив свои силы в целом ряде непрерывных войн. В ином свете представляется за это время состояние двухколенного царства. Оно не только не слабеет, но скорее усиливается. Действительно, в начале своего существования двухколенное царство располагало лишь 120 000 или по счислению александрийского списка 180 000 воинов и потому, естественно, не могло отразить нашествия египетского фараона Сусакима. Он взял укрепленные города Иудеи, разграбил самый Иерусалим и сделал иудеев своими данниками (2Пар 12.4, 8–9). Впоследствии же число вооруженных и способных к войне было увеличено теми недовольными религиозной реформой Иеровоама I израильтянами (не считая левитов), которые перешли на сторону Ровоама, укрепили и поддерживали его царство (2Пар 11.17). Сравнительно благоприятно отозвались на двухколенном царстве и его войны с десятиколенным. По крайней мере, Авия отнимает у Иеровоама Вефиль, Иешон и Ефрон с зависящими от них городами (2Пар 13.19), а его преемник Аса в состоянии выставить против Зарая Эфиоплянина 580 000 воинов (2Пар 14.8). Относительная слабость двухколенного царства сказывается лишь в том, что тот же Аса не может один вести войну с Ваасою и приглашает на помощь Венадада сирийского (3Цар 15.18–19). При сыне и преемнике Асы Иосафате двухколенное царство крепнет еще более. Не увлекаясь жаждой завоеваний, он посвящает свою деятельность упорядочению внутренней жизни государства, предпринимает попытку исправить религиозно-нравственную жизнь народа, заботится о его просвещении (2Пар 17.7–10), об урегулировании суда и судебных учреждений (2Пар 19.5–11), строит новые крепости (2Пар 17.12) и т. п. Проведение в жизнь этих предначертаний требовало, конечно, мира с соседями. Из них филистимляне и идумеяне усмиряются силой оружия (2Пар 17.10–11), а с десятиколенным царством заключается политический и родственный союз (2Пар 18.1). Необходимый для Иосафата, как средство к выполнению вышеуказанных реформ, этот последний сделался с течением времени источником бедствий и несчастий для двухколенного царства. По представлению автора Паралипоменон (2Пар 21), они выразились в отложении Иудеи при Иораме покоренной Иосафатом Идумеи (2Пар.21.10), в счастливом набеге на Иудею и самый Иерусалим филистимлян и аравийских племен (2Пар.21.16–17), в возмущении жителей священнического города Ливны (2Пар.21.10) и в бесполезной войне с сирийцами (2Пар 22.5). Сказавшееся в этих фактах (см. еще 2Пар 21.2–4, 22.10) разложение двухколенного царства было остановлено деятельностью первосвященника Иоддая, воспитателя сына Охозии Иоаса, но с его смертью сказалось с новой силой. Не успевшее окрепнуть от бедствий и неурядиц прошлых царствований, оно подвергается теперь нападению соседей. Именно филистимляне захватывают в плен иудеев и ведут ими торговлю как рабами (Иоиль 3.6, Ам 1.9); идумеяне делают частые вторжения в пределы Иудеи и жестоко распоряжаются с пленниками (Ам 1.6, Иоиль 3.19); наконец, Азаил сирийский, отняв Геф, переносит оружие на самый Иерусалим, и снова царство Иудейское покупает себе свободу дорогой ценой сокровищ царского дома и храма (4Цар 12.18). Правлением сына Иоаса Амасии кончается время бедствий (несчастная война с десятиколенным царством – 4Цар 14.9–14,, 2Пар 25.17–24 и вторжение идумеев – Ам 9.12), а при его преемниках Озии прокаженном и Иоафаме двухколенное царство возвращает славу времен Давида и Соломона. Первый подчиняет на юге идумеев и овладевает гаванью Елафом, на западе сокрушает силу филистимлян, а на востоке ему платят дань аммонитяне (2Пар 26.6–8). Могущество Озии было настолько значительно, что, по свидетельству клинообразных надписей, он выдержал натиск Феглафелассара III. Обеспеченное извне двухколенное царство широко и свободно развивало теперь и свое внутреннее экономическое благосостояние, причем сам царь был первым и ревностным покровителем народного хозяйства (2Пар 26.10). С развитием внутреннего благосостояния широко развилась также торговля, послужившая источником народного обогащения (Ис 2.7). Славному предшественнику последовал не менее славный и достойный преемник Иоафам. За время их правления Иудейское царство как бы собирается с силами для предстоящей борьбы с ассириянами. Неизбежность последней становится ясной уже при Ахазе, пригласившем Феглафелассара для защиты от нападения Рецина, Факея, идумеян и филистимлян (2Пар 28.5–18). По выражению Вигуру, он, сам того не замечая, просил волка, чтобы тот поглотил его стадо, (Die Bibel und die neueren Entdeckungen. S. 98). И действительно, Феглафелассар освободил Ахаза от врагов, но в то же время наложил на него дань ((2Пар 28.21). Неизвестно, как бы сказалась зависимость от Ассирии на дальнейшей истории двухколенного царства, если бы не падение Самарии и отказ преемника Ахаза Езекии платить ассириянам дань и переход его, вопреки совету пророка Исаии, на сторону египтян (Ис 30.7, 15, 31.1–3). Первое событие лишало Иудейское царство последнего прикрытия со стороны Ассирии; теперь доступ в его пределы открыт, и путь к границам проложен. Второе окончательно предрешило судьбу Иудеи. Союз с Египтом, перешедший с течением времени в вассальную зависимость, заставил ее принять участие сперва в борьбе с Ассирией, а потом с Вавилоном. Из первой она вышла обессиленной, а вторая привела ее к окончательной гибели. В качестве союзницы Египта, с которым вели при Езекии борьбу Ассирияне, Иудея подверглась нашествию Сеннахерима. По свидетельству оставленной им надписи, он завоевал 46 городов, захватил множество припасов и военных материалов и отвел в плен 200 150 человек (Schrader jbid S. 302–4; 298). Кроме того, им была наложена на Иудею громадная дань (4Цар 18.14–16). Союз с Египтом и надежда на его помощь не принесли двухколенному царству пользы. И, тем не менее, преемник Езекии Манассия остается сторонником египтян. Как таковой, он во время похода Ассаргадона против Египта делается его данником, заковывается в оковы и отправляется в Вавилон (2Пар 33.11). Начавшееся при преемнике Ассаргадона Ассурбанипале ослабление Ассирии сделало для Иудеи ненужным союз с Египтом. Мало этого, современник данного события Иосия пытается остановить завоевательные стремления фараона египетского Нехао (2Пар 35.20), но погибает в битве при Мегиддоне (2Пар 35.23). С его смертью Иудея становится в вассальную зависимость от Египта (4Цар 23.33, 2Пар 36.1–4), а последнее обстоятельство вовлекает ее в борьбу с Вавилоном. Стремление Нехао утвердиться, пользуясь падением Ниневии, в приефратских областях встретило отпор со стороны сына Набополассара Навуходоноора. В 605 г. до Р. X. Нехао был разбит им в битве при Кархемыше. Через четыре года после этого Навуходоносор уже сам предпринял поход против Египта и в целях обезопасить себе тыл подчинил своей власти подвластных ему царей, в том числе и Иоакима иудейского (4Цар 24.1, 2Пар 36.5). От Египта Иудея перешла в руки вавилонян и под условием верности их могла бы сохранить свое существование. Но ее сгубила надежда на тот же Египет. Уверенный в его помощи, второй преемник Иоакима Седекия (Иер 37.5, Иез 17.15) отложился от Навуходоносора (4Цар 24.20, 2Пар 36.13), навлек нашествие вавилонян (4Цар 25.1, 2Пар 36.17) и, не получив поддержки от египетского фараона Офры (Иер 37.7), погиб сам и погубил страну.
Если международные отношения Иудеи сводятся к непрерывным войнам, то внутренняя жизнь характеризуется борьбой с язычеством. Длившаяся на протяжении всей истории двухколенного царства, она не доставила торжества истинной религии. Языческим начало оно свое существование при Ровоаме (3Цар 14.22–24, 2Пар 11.13–17), языческим и кончило свою политическую жизнь (4Цар 24.19, 2Пар 36.12). Причины подобного явления заключались прежде всего в том, что борьба с язычеством велась чисто внешними средствами, сводилась к одному истреблению памятников язычества. Единственное исключение в данном отношении представляет деятельность Иосафата, Иосии и отчасти Езекии. Первый составляет особую комиссию из князей, священников и левитов, поручает ей проходить по всем городам иудиным и учить народ (2Пар 17.7–10); второй предпринимает публичное чтение закона (4Цар 23.1–2, 2Пар 34.30) и третий устраивает торжественное празднование Пасхи (2Пар 30.26). Остальные же цари ограничиваются уничтожением идолов, вырубанием священных дубрав и т. п. И если даже деятельность Иосафата не принесла существенной пользы: «народ еще не обратил твердо сердца своего к Богу отцов своих» (2Пар 20.33), то само собой понятно, что одни внешние меры не могли уничтожить языческой настроенности народа, тяготения его сердца и ума к богам окрестных народов. Поэтому, как только умирал царь гонитель язычества, язычествующая нация восстановляла разрушенное и воздвигала новые капища для своих кумиров; ревнителям религии Иеговы вновь приходилось начинать дело своих благочестивых предшественников (2Пар 14.3, 15.8, 17.6 и т. п.). Благодаря подобным обстоятельствам, религия Иеговы и язычество оказывались далеко неравными силами. На стороне последнего было сочувствие народа; оно усвоялось евреем как бы с молоком матери, от юности входило в его плоть и кровь; первая имела за себя царей и насильно навязывалась ими нации. Неудивительно поэтому, что она не только была для нее совершенно чуждой, но и казалась прямо враждебной. Репрессивные меры только поддерживали данное чувство, сплачивали язычествующую массу, не приводили к покорности, а, наоборот, вызывали на борьбу с законом Иеговы. Таков, между прочим, результат реформ Езекии и Иоссии. При преемнике первого Манассии «пролилась невинная кровь, и Иерусалим... наполнился ею... от края до края» (4Цар 21.16), т. е. началось избиение служителей Иеговы усилившеюся языческой партией. Равным образом и реформа Иосии, проведенная с редкою решительностью, помогла сосредоточению сил язычников, и в начавшейся затем борьбе со сторонниками религии они подорвали все основы теократии, между прочим, пророчество и священство, в целях ослабления первого язычествующая партия избрала и выдвинула ложных пророков, обещавших мир и уверявших, что никакое зло не постигнет государство (Иер 23.6). Подорвано было ею и священство: оно выставило лишь одних недостойных представителей (Иер 23.3). Реформа Иосии была последним актом вековой борьбы благочестия с язычеством. После нее уж не было больше и попыток к поддержанию истинной религии; и в плен Вавилонский евреи пошли настоящими язычниками.
Плен Вавилонский, лишив евреев политической самостоятельности, произвел на них отрезвляющее действие в религиозном отношении. Его современники воочию убедились в истинности пророческих угроз и увещаний, – в справедливости того положения, что вся жизнь Израиля зависит от Бога, от верности Его закону. Как прямой и непосредственный результат подобного сознания, возникает желание возврата к древним и вечным истинам и силам, которые некогда создали общество, во все времена давали спасение и, хотя часто забывались и пренебрегались, однако всегда признавались могущими дать спасение. На этот-то путь и вступила прибывшая в Иудею община. В качестве подготовительного условия для проведения в жизнь религии Иеговы ею было выполнено требование закона Моисеева о полном и всецелом отделении евреев от окрестных народов (расторжение смешанных браков при Ездре и Неемии). В основу дальнейшей жизни и истории теперь полагается принцип обособления, изолированности.
* * *
1 «Для всех вас, принадлежащих к клиру и мирянам, чтимыми и святыми да будут книги Ветхого Завета: Моисеевых пять (Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие), Иисуса Навина едина, Судей едина, Руфь едина, Царств четыре, Паралипоменон две, Ездры две, Есфирь едина».
2 «Читать подобает книги Ветхого Завета: Бытие мира, Исход из Египта, Левит, Числа, Второзаконие, Иисуса Навина, Судии и Руфь, Есфирь, Царств первая и вторая, Царств третья и четвертая, Паралипоменон первая и вторая, Ездры первая и вторая».
1 а) Букв.: судили.
1 б) Или: на моавские поля.
2 а) Этимологию имени Элимелех связывают с выражением «Мой Бог - царь», Ноеминь - со словом «приятная», Махлон - «слабый», «болезненный», Хильон - «подлежащий истреблению».
2 б) Ефрата - второе название Вифлеема; употребляется для различения Вифлеема (Бет-Лехема - дома хлеба) иудейского и Вифлеема галилейского.
4 а) В соответствии с Законом (Втор 7:1-3), израильтянам разрешалось брать моавитских жен, но моавитянин не мог войти в общество Господне (Втор 23:3) даже в десятом поколении.
4 б) Этимологию имени Орпа связывают со словами «отвернувшаяся», имени Руфь (Рут) - «дружелюбная», «верная», «провидящая», «насыщающая», «доставляющая в изобилии».
6 Букв: приходил осматривать или посетил (чтобы оказать милость или наказать, см. Пс 105:4).
13 Так в LXX. Еврейский текст этой части стиха труден. Вульгата и Син. пер.: я весьма сокрушаюсь о вас. Друг. возм. пер.: ведь мои тяжкие страдания будут невыносимы для вас.
14 а) LXX: и вернулась к народу своему.
14 б) Или: Руфь крепко держалась за нее.
15 Букв.: возвращайся (и ты) вслед за невесткой твоей.
16 Букв.: не принуждай / упрашивай меня оставить тебя (и не идти) вслед за тобой / от тебя отвратиться.
17 Букв.: и там похоронена буду.
19 Букв.: они.
20 а) Имя Ноеминь созвучно евр. нооми - «сладкая».
20 б) Имя Мара созвучно евр. мара - «горькая»; ср. 1:13.
20 в) Евр. Шаддай традиционно переводилось как «Всемогущий» или как «Вседержитель»; то же в ст. 21.
21 LXX: унизил / сломил.
22 Жатва ячменя начиналась после весеннего равноденствия.
«Не уговаривай меня, (Ноеминь): я не оставлю тебя и не вернусь, ведь куда твой путь - туда и мой, где твое пристанище - там и мое, твой народ будет моим народом, твой Бог - моим Богом. Где ты умрешь, там и я умру, в одну ляжем землю. Пусть Господь сделает со мной, что Он хочет, - только смерть меня с тобой разлучит» (1:16, 17).
Эти поразительные слова произносит не богобоязненная иудейка, а прежде не знавшая истинного Бога Руфь-моавитянка, и они являются живым свидетельством высоты духа этой замечательной женщины, от них веет внутренней красотой, которая удивляет нас своей искренностью, непосредственностью и глубиной. Будучи моавитянкой, она предпочла покинуть свою родину и остаться с Ноеминью, разделить с ней тяготы жизни и принять ее веру, отказавшись от богов своего народа. Такой неожиданный поступок Руфи, по сути, самооотречение не может не восхищать.
Книга Руфи - одна из двух книги Библии, названных по имени женщины. Это одна из самых трогательных и светлых книг Ветхого Завета. Описанные события приходятся на период судей, один из самых мрачных в израильской истории, время духовного упадка, всеобщей развращенности и кровавых междоусобиц. Однако в ней нет описания войн, насилия, страшных грехов и преступлений. Книга по-своему уникальна. Ее содержание значительно отличается от описания жизни Израиля, представленного в исторических и пророческих книгах Ветхого Завета. Отличается эта книга и от возвышенно лирических учительных книг Священного Писания. Это простая, трогательная история о доброте и преданном служении ближнему - о неизменной любви, которая в итоге оказывается служением Богу. В подлиннике это проявление сострадания, взаимопомощи и преданности Руфью, ее свекровью Ноеминью и их родственником Боазом передано емким, светлым и многозначным древнееврейским словом хесед, обозначающим «милосердие» и «неизменную любовь» (см. 1:8; 2:20; 3:10).
Главная героиня книги Руфи, вдова израильтянина из Вифлеема, предстает в этом кратком и непритязательном рассказе как образец верности, смирения и чистоты. Приняв религию единого Бога и породнившись с родственником покойного мужа Боазом, она стала праматерью царя Давида. Будучи иноземкой (моавитянкой), она становится частью народа Божьего, и именно ей суждено было занять место в родословной Иисуса Христа. Евангелист Матфей подчеркивает значение этого факта, приводя имя Руфи в родословии Спасителя (Мф 1:1-16).
Большинство исследователей считают, что книга Руфи была написана в период царей, по всей вероятности, в дни царствования Давида или Соломона. Согласно иудейской традиции, ее автором мог быть пророк Самуил.
В книге заключена великая истина, не подвластная времени: побуждая к милосердию, Господь ведет уповающего на Него от горькой личной утраты к обретению полноты жизни. Господь верен в проявлении любви и заботы о Своем народе, каждодневно являя к нему Свою милость. И всякий человек, считающий себя восприемником Его благодати, подобно Руфи, Ноемини и Боазу, призван отвечать Богу верностью и послушанием, быть милостивым и сострадательным к нуждающемуся и неимущему.