Первое Послание Иоанна, Глава 5,  стихи 16-19

Иоанн свидетельствует о том, что не всякий грех является грехом к смерти. Ему можно было бы возразить, что любой грех несёт в себе смертоносный яд, но здесь нет противоречия: апостол этого не отрицает, но говорит о степени отравления. Согрешающего брата надо не осуждать, но молиться о его падении и сожалеть о нём. Если же всякий, рождённый от Бога, не грешит, то из этого следует, что если я не могу не грешить, то меня к рождённым от Него отнести нельзя. Но тогда какое отношение эти слова имеют к нам, многочисленным постоянно оступающимся грешникам? Слова эти дают нам надежду на то, что если мы продолжим идти за Христом, Он освободит нас от всех греховных наклонностей и зависимостей.

Можете ли вы себе представить обычного человека (не Сына Человеческого), который бы не грешил? Великие святые говорили о себе как о великих грешниках. А здесь апостол Иоанн говорит о «безгрешности» как о чем-то вполне известном: «Мы знаем...»

Возможно, решение этого парадокса, как во многих ситуациях духовной жизни, заключается в формуле из четырех слов: «уже да, еще нет». Рождение от Бога, как и спасение, как и вхождение в Царство, — понятие динамическое, оно не свершилось, а свершается в нас, и по мере этого свершения мы удаляемся от греха, потому что и сами храним себя от зла, и лукавому в нас не за что «зацепиться».

Завершая разговор о духовной жизни христианина, Иоанн вновь возвращается к вопросу о грехе и о Царстве. Апостол утверждает: полнота жизни Царства связана с личностью Иисуса Христа. Небесный Отец свидетельствует о жизни, полноту которой принёс в мир Сын — Мессия. И Божье дыхание говорит о той же самой жизни, напоминает о ней всякому, кого касается. Речь в данном случае идёт о реальности не религиозной, а духовной, существующей до и над всякой религией. Всякий, ищущий Бога, после прихода в мир Христа и начала истории Царства неизбежно соприкасается с Царством и раньше или позже встретится со Христом, если, конечно, не свернёт с пути и пройдёт его до конца.

Иоанн говорит здесь о христианстве не как о новой религии с новым вероучением, а как о новой жизни, реальность которой объективна так же, как объективна всякая другая реальность, которая никак не зависит от того, во что человек верит или каких мнений он придерживается. Но вот будет ли эта новая реальность иметь отношение к жизни конкретного человека, зависит от самого человека.

Никто никого насильно в Царство не тянет, его присутствие в мире до поры до времени можно вообще игнорировать. Но если всё же человек выбирает христианский путь, вопрос о грехе встаёт ребром. Иоанн между тем говорит о грехах смертельных и несмертельных. В связи с этими словами апостола в истории Церкви сложился даже целый ряд концепций о смертных грехах, о том, какие грехи надо считать таковыми, а какие нет.

Между тем в контексте всего, сказанного Иоанном о грехе и праведности, нетрудно догадаться, что грех, ведущий к смерти, — это грех осознанный и добровольный, грех, в котором человек не раскаивается потому, что выбирает его сознательно, зная, на что идёт. И дело тут не в том, что грех от такого сознательного выбора становится тяжелее, а в том, что человек своим выбором отождествляет себя с грехом, становится с ним единым целым.

Бог, конечно, и в этом случае мог бы отделить человека от его греха, но такое разделение было бы уже нарушением свободной воли человека: получилось бы, что он выбрал одно, а Бог помимо его желания навязывает ему нечто иное. Поэтому человек, сознательно выбирающий грех, в конце концов, если только он последовательно раз за разом подтверждает свой выбор и ни в чём не раскаивается, и оказывается вне Царства: ведь греху в Царстве места нет. А значит, нет в нём места и человеку, который не мыслит себя без своего греха.