Сегодняшним христианам привычно говорить о бессмертии души, как о чём-то само собой разумеющемся. При этом обычно само собой предполагается также и посмертное воздаяние, в самом простом его варианте — те самые рай и ад. Между тем, в Библии о бессмертии души ничего не говорится. Равно, впрочем, как и о самой душе, по крайней мере, в нашем её понимании. То еврейское слово, которое на русский язык переводится обычно, как «душа», на самом деле обозначает жизненную силу, которая ничего личностного в себе не несёт. Более того: такая же сила присуща и животным тоже, поскольку они — живые существа.
То, что мы переживаем в себе, как личностное начало, как самосознание, связано не с этой жизненной силой, а с «дыханием жизни», которое Бог вдувает человеку «в ноздри» в момент сотворения. Об этом же самом дыхании говорит и автор Книги Товита: если Бог отнимет Своё дыхание у человека, человек умирает. Смерть же представляет собой утрату «души» в её библейском понимании: жизненная сила покидает человека, который превращается в тень, в подобие себя прежнего, в котором уже нет или почти нет жизни, но ещё слабо теплится нечто, похожее на сознание, хотя память о мире живых человек в таком состоянии полностью утрачивает.
Мир таких теней известен многим народам, в Библии он называется шеолом. Иногда, однако, когда жизнь становится совершенно невыносимой, человек может попросить Бога о том, чтобы Он прервал его жизнь. Для этого Богу нужно немного: всего лишь отнять у человека то дыхание жизни, которое Он дал ему при рождении. И Товит, уставший от жизненных невзгод, именно об этом и просит Бога.
Самоубийство никогда не считалось в Библии допустимым, это было нарушение шестой заповеди, заповеди, запрещающей убийство, по отношению к самому себе. Но попросить Бога, чтобы Он, если захочет, прервал ненужную человеку жизнь, было вполне допустимо: ведь речь в данном случае не шла о самоубийстве, человек лишь просил о том, чтобы Бог положил конец его жизни, он не убивал себя сам.
Такая просьба могла показаться окружающим малодушной, как это было в случае другого библейского героя — Иова, который тоже просил Бога о смерти, а друзья Иова упрекали его в малодушии, но грехом такая просьба всё же не была. Так и Товит, доведённый до крайности, решается обратиться к Богу с просьбой прервать его жизнь. Но тут в его жизни, так же, как и в жизни Иова, начинается нечто интересное и неожиданное.
Книга Товита представляет собой, так сказать, семейную хронику. В ней переплетаются рассказы о Товите и сыне его Товии, с одной стороны, о родственнике его Рагуиле и дочери Рагуила Сарре, с другой. Значительное место занимает утверждение бытовых добродетелей: обязанности хоронить умерших, творить милостыню, исполнять волю родителей. В то же время подчеркивается действие Провидения, близость Бога, проявляющаяся через посредство ангела Рафаила. Следует отметить значительное сходство тематического содержания кн Товита с семейными историями из жизни праотцев, о которых повествуется в кн Бытия. По своей форме она стоит между кн Иова и Есфири, Захарии и Даниила. Есть в ней точки соприкосновения и с Премудростью Ахиахара (ср Тов 1:22; Тов 2:10; Тов 11:18; Тов 14:10), апокрифическим произведением, основное содержание которого восходит по меньшей мере к 5 в. до Р.Х. Т. о. можно предположить, что кн Товита была написана около 200 г до Р.Х., вероятно в Палестине и по-арамейски.
В славяно-русской Библии, как и в Вульгате, эти три книги, следующие за историческими, составляют небольшую группу, отличающуюся целым рядом особых черт.
1) Текст их плохо установлен. В основе кн Товита лежит неизвестный нам семитский оригинал. Бл. Иероним использовал для лат. перевода (Вульг) т. н. «халдейский» (в действительности же арамейский), ныне утерянный, текст. Однако недавно в одной из Кумранских пещер были обнаружены отрывки четырех арамейских рукописей и евр рукописи этой книги. Греческий, сирийский и латинский переводы кн Товита являются разновидностями греч текста, из которых наиболее важны две: одна представлена Ватиканской (В) и Александрийской (А) рукописями, другая Синайским кодексом и древнелатинской версией, вероятно более древней, подтвержденной теперь Кумранскими фрагментами.
Евр оригинал кн. Иудифи также утерян. Греч, текст представлен в трех вариантах, во многом расходящихся между собой. Текст Вульг в свою очередь сильно отличается от греческого и еврейского. Бл. Иероним, вероятно, переработал прежний латинский перевод, использовав арамейский пересказ.
Кн. Есфири существует в краткой евр и более пространной греч версии. Есть два варианта греч текста: распространенный вариант греч Библии и искаженный вариант «Лукиановской рецензии» (редакции). В греч версии содержатся добавления к евр: сон Мардохея (до Есф 1:1) и его объяснение (после Есф 10), два указа Артаксеркса (после Есф 3:12), молитвы Мардохея и Есфири (после Есф 14:17), другой рассказ об обращении Есфири к Артаксерксу (Есф 5:1-2), наконец добавление, объясняющее происхождение греч версии (после Есф 10:3). В нашем издании сохранен тот же порядок, что и в греч тексте, но добавления напечатаны в скобках, без нумерации.
2) Кн. Товита и Иудифи не включены в евр Библию, не признают их и протестанты. Эти книги, наз. католиками второканоническими, (т.е. вошедшими позже канонических в канон Писаний: различение между прото- и второканоническими относится к хронологии, а не к достоинству книг) в святоотеческую эпоху были признаны католической Церковью после некоторых колебаний. Читатели пользовались ими уже очень рано. В официальных списках канона они появляются на Западе со времени римского синода 382 г., а на Востоке со времени т. н. «Трулльского» Константинопольского собора 692 г., хотя православные продолжают называть их неканоническими (Трулльский собор, подтвердив правила Карфагенского собора, таким образом включил эти книги в список свящ. книг. Православные считают их благочестивыми, полезными, назидательными, но византийские канонисты продолжают говорить, что по достоинству они не равны каноническим книгам. Вопрос о их богодухновенности подлежит дальнейшему обсуждению).
Второканоническими католики считают и греческие части кн. Есфири. Евр. текст Есфири вызывал споры среди раввинов еще в 1 в. по Р.Х., но в дальнейшем книга стала пользоваться у евреев большим почетом: она была признана ими, как впоследствии протестантами, богодухновенной.
3) Все эти книги принадлежат к литературному жанру, который в наше время можно определить как назидательную историческую повесть.
Как с историей, так и с географией авторы повествований обращаются весьма вольно. Согласно кн Товита, старый Товит в молодости видел еще разделение царства после смерти Соломона в 931 г (Тов 1:4), был уведен в плен вместе со всем коленом Неффалимовым в 734 г (Тов 1:5 и Тов 1:10), а его сын Товия умер уже только после разрушения Ниневии в 612 г (Тов 14:15). Сеннахирим показан в книге прямым преемником Салманасара (Тов 1:15), так что царствование Саргона в повествовании пропущено. От Раг Мидийских, расположенных в горах, до Экбатаны, помещенной автором на равнине, как будто бы только два дня пути, тогда как на самом деле Екбатана лежит на 2.000 м над уровнем моря, намного выше Раг, и один город отстоит от другого на 300 км. В кн. Есфири историческое обрамление более определенно: город Сузы описан правильно, некоторые персидские обычаи подмечены верно. Артаксеркс (евр переделка имени Ксеркса) является исторически известной личностью, и нравственный образ этого царя соответствует тому, что о нем говорит Геродот. Однако указ об истреблении иудеев, который он соглашается подписать, мало соответствует той политике терпимости, которую проводили Ахемениды; еще менее правдоподобно, что он разрешил истреблять своих собственных подданных и что 75.000 персов дали перебить себя без сопротивления. В годы, на которые указывается в рассказе, персидская царица, супруга Ксеркса, носила имя Аместрис, и в действительной истории нет места ни для Астини, ни для Есфири. Если Мардохей был уведен в плен при Навуходоносоре (Есф 2:6), то при Ксерксе ему должно было быть около 150 лет.
В книге Иудифи к истории и географии проявляется еще более вольное отношение. Действие отнесено ко времени Навуходоносора, «царствовавшего над Ассириянами в Ниневии» (Иф 1:1), тогда как Навуходоносор был царем Вавилона, а Ниневия была уже разрушена его отцом Набопаласаром. Наоборот, возвращение из плена, которое произошло только при Кире, представлено уже как совершившийся факт (Иф 4:3, Иф 5:19). Олоферн и Рагой — имена персидские, некоторые же детали рассказа напоминают греч. обычаи (Иф 3:7, Иф 15:13).
Изображение движения войск Олоферна (Иф 2:21-28) не соответствует географическим данным. Когда он доходит до Самарии, названий мест становится больше, и мы как будто вступаем теперь на более твердую почву. Но многие из этих названий неизвестны и звучат странно. Даже местонахождение города Ветилуи, являющегося центром описанных действий, невозможно определить на карте, несмотря на кажущиеся топографические уточнения рассказа. Эти вольности объясняются, очевидно, тем, что целью авторов являлось создать не историческую хронику, а произведения иного типа. По всей вероятности, отправными точками служили реальные факты, которые свободно комбинировались, чтобы предложить читателям одновременно назидательную книгу и увлекательный рассказ, вроде современного исторического романа. Поэтому важно определить цель каждого автора и смысл преподанного в его книге поучения.
1-6 Под тяжестью бедствий: слепоты, бедности, упреков от жены — Товит совершает пламенную молитву. Молитва эта в целом и отдельных подробностях имеет строго библейский характер и во многих случаях имеет немало для себя аналогий в других библейских местах, особенно в разных, содержащихся в Библии, молитвах известных священно-исторических лиц. Так смиренное исповедание Товитом правды и милости всех Божьих дел и путей (ст. 2) и по мысли и частью по букве напоминают, например, слова Псалмопевца Пс 24:10; пророка Иеремии (Иер 22:1); пророка Даниила (Дан 4:34 и др.). Верование в то, что за грехи отцов иногда наказываются потомки (ст. 3), как известно, проходит через весь Ветхий Завет, нашло выражение в Моисеевом законодательстве (Исх 20:5; Чис 14:18), встречало подтверждение в разных исторических фактах (например, за грех Хама был проклят сын его Ханаан, за грех Давида умер сын его от Вирсавии; тяжкие последствия грехов Соломона пришлось нести сыну его Ровоаму), и, хотя крайности и злоупотребления этим верованием вызывали пророческое осуждение и опровержение (Иер 31:29; Иез 18:1-4), однако оно держалось в народе иудейском вплоть до времен новозаветных, как видно из суждения апостолов о слепорожденном (Ин 9:2). В отношении к судьбам Израиля верование это имело особенный смысл (ст. 4, сн. Втор 23:15), как это, например, исповедал, подобно Товиту (ст. 4-5), пророк Даниил (Дан 9:4-13). Наконец, и просьба Товита о смерти (ст. 6) имеет аналогию себе в молитвах: Иова (Иов 7:15), пророка Илии (3 Цар 19:4; ср. толк. 3 Цар 19:4) и др., хотя, конечно, прошение это имеет лишь относительную ценность и значение (ср. Иона 4:3 и сл.). Само собою, однако, разумеется, что эти черты сходства книги Товита с другими библейскими книгами не могут говорить в пользу мнения (Эйхгорна и др.), будто в кн. Товита мы имеем свободное подражание или развитие сообщений др. книг библейских.
Непосредственно после «Второй книги Ездры» и пред «Книгою Иудифь» в славянской и русской Библии помещается «Книга Товита» (у LXX и в Вульгате книги Товита и Иудифь обыкновенно стоят между кн. Неемии и кн. Есфирь). Подобно обеим названным выше книгам и некоторым другим123 , книга Товита не имеется в еврейской Библии, а лишь в греческой и в других переводах Библии. Все эти книги, не вошедшие в священный канон иудеев палестинских, принятый и христианскою церковью, хотя и имевшиеся в Александрийском каноне иудеев-эллинистов, в православной церкви именуются, как известно, неканоническими; причем православно-церковное воззрение на эти книги одинаково чуждо крайностей католицизма (называющего неканонические книги девтероканоническими) и протестантства (где преобладает воззрение на эти книги, как на апокрифы): не признавая этих книг совершенно равными боговдохновенным каноническим писаниям, православная церковь, однако, почитает неканонические книги близкими по духу к каноническим, составленными при свете книг богопросвещенных писателей, а потому высоковажными и полезными; — по св. Афанасию Великому, неканонические книги «назначены отцами для чтения новообращенным и желающим огласиться словом благочестия» (S. Athanasii Opp. t. I. Colon. 1686, p. 39-40). Такой высотой авторитет издавна принадлежал и доселе принадлежит в христианской церкви, в частности, книге Товита. Хотя ни у Иосифа Флавия, ни у Филона, ни в Талмуде нет прямых свидетельств о Товите и книге Товита, а равно нет такого свидетельства и в Новом Завете (где лишь отдельные выражения имеют сходство по мысли или по форме изложения с местами из книги Товита, например, Мф 7:12; Лк 6:31, сн. Тов 4:15; Лк 14:13, сн. Тов 4:7.16; Ин 16:5, сн. Тов 12:20; 1 Фес 4:5, сн. Тов 7:7; 1 Тим 6:19, сн. Тов 4:9; Откр 8:2-4, сн. Тов 7:15; Откр 21:18-19, сн. Тов 13:16-17), однако в древней христианской церкви книга Товита пользовалась общею известностью и высоким уважением, а в отдельных церквях имела даже богослужебное употребление наравне с книгами Священного Писания. Многие отцы и учителя церкви высоко ценили книгу Товита, например, св. Афанасий Великий и св. Иоанн Златоуст каждый заносит эту книгу, без всяких ограничений, в свое «Обозрение» (Synopsis) книг Священного Писания. Такое значение книги Товита в христианской церкви основывается на чисто историческом характере этой книги, в целом и отдельных датах вполне согласной с другими ветхозаветными и иными историческими бесспорными данными, и на нравоучительной цели повествования книги.
Как видно из самого названия книги у LXX Τοβίτ, Τοβείθ (Τοβείτ, Τοβιτ), в Вульгате Tobi, Tobias, liber Tobiae, liber utriusque Tobiae, содержанием ее служит повествование о судьбе, испытаниях и счастии благочестивого израильтянина времен ассирийского плена Товита и сына его Товии4 . Церковно-традиционный взгляду усвояет, согласно свидетельству Тов 12:20; Тов 13:1, самому Товиту — одному или совместно с сыном — и писание самой книги, кроме заключительной 14-й главы ее. И действительно, вся ситуация книги делается несравненно более понятною при предположении происхождения книги вскоре после описанных в ней событий и именно от главных лиц повести или по крайней мере от лица, близкого к семье Товита, чем при многочисленных предположениях западных библеистов критического направления, которыми написание книга Товита отодвигается не только на период после вавилонского плена, но даже в первые века христианства.
Первоначально книга Товита была написана на еврейском или библейско-арамейском языке, как ясно свидетельствует блаж. Иероним, называющий книгу Товита Librum, chaldaeo sermone conscriptum (Migne. Patrol. curs. compl. lat. t. XXIX, col. 23-26), и Ориген (Epist. ad African, с. 13. Migne. Patrol. с. с. gr. t. XI, col. 80). Но существующие еврейские тексты книги: a) Hebraeus Mьnsteri, — изданный Себ. Мюнстером в 1516 г. в Константинополе (затем в 1542 в Базеле и несколько раз позже, например, Нейбауером в Оксфорде в 1878 г.) и б) Hebraeus Fagii, изд. Павлом Фагием в Изне в 1542 г., очевидно, позднейшего происхождения (блаж. Иерониму они не были известны), отражают воззрения талмудизма и раввинства и для изучения текста и содержания книги имеют гораздо меньшее значение, чем греческий текст книги, особенно по Синайскому списку этого текста, — тексты, латинские — до-иеронимовские древнелатинские переводы и перевод блаж. Иеронима — Вульгата, текст сирский и текст халдейский, или арамейский. Весьма позднего происхождения переводы: эфиопский, коптский, армянский, грузинский, славянский и др.
На русском языке о книге Товита до последнего времени было лишь несколько коротких трактатов: 1) свящ. Г. И. Смирнова-Платонова. Очерк о книге Товита — в «Православном обозрении», 1862, № 10; 2) и 3) краткие исторические сведения о книге Товита даны в академических лекциях — Митр. Моск. Филарет. О книгах так называемых апокрифических — в «Чтен. общ. любит. дух. просв.», 1876, май, — и митр. Киевский Арсений. Введение в священные книги Ветхого Завета — в «Трудах Киевск. Дух. Академии» за 1872 г. и отдельно. Киев 1873; 4) и 5) замечания на книгу Товита истолковательного характера — у прот. М. Хераскова. Обозрение исторических книг Ветхого Завета. Владимир-на-Клязьме. 1879; с. 398-411 и у Д. Афанасьева. Книги исторические Священного Писания Ветхого Завета. Ставрополь, 1886, с. 369-385. В 1901 год вышло специальное исследование о книге Товита профессора Киев. Дух. Академии Н. М. Дроздова. О происхождении книги Товита. Библиологическое исследование. Киев, 1901, с. 640. Это — капитальнейший и во всех отношениях превосходнейший ученый труд, представляющий последнее слово науки по текстуально критической, историко-экзегетической, исторической и др. сторонам научного исследования книги Товита. Почтенным трудом проф. Дроздова мы немало пользуемся при составлении своего «Комментария на книгу Товита».
См. «Понятие о Библии».
Третий отдел ветхозаветных священных книг составляют в греко-славянской Библии книги «учительные», из которых пять — Иова, Псалтирь, Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней признаются каноническими, а две — Премудрость Соломона и Премудрость Иисуса сына Сирахова1 неканоническими. В противоположность этому в еврейской Библии двух последних, как и всех вообще неканонических, совсем не имеется, первые же пять не носят названия «учительных», не образуют и особого отдела, а вместе с книгами: Руфь, Плач Иеремии, Есфирь, Даниил, Ездра, Неемия, первая и вторая Паралипоменон, причисляются к так называемым «кетубим», «агиографам», — «священным писаниям». Сделавшееся у раввинов-талмудистов техническим обозначением третьей части Писания название «кетубим» заменялось в древности другими, указывающими на учительный характер входящих в ее состав произведений. Так, у Иосифа Флавия современные учительные книги, кроме Иова, известны под именем «прочих книг, содержащих гимны Богу и правила жизни для людей» (Против Аппиона I, 4); Филон называет их «гимнами и другими книгами, которыми устрояется и совершенствуется знание и благочестие» (О созерцательной жизни), а автор 2-ой маккавейской книги — «τὰ του̃ Δαυιδ καὶ ἐπιστολὰς βασιλέων περὶ ἀναθεμάτων» — «книги Давида и письма царей о приношениях» (2:13). Наименование «τὰ του̃ Δαυιδ» тожественно с евангельским названием учительных книг псалмами» («подобает скончатися всем написанным в законе Моисееве и пророцех и псалмех о мне»; Лк 24:44), а это последнее, по свидетельству Геферника, имело место и у раввинов. У отцов и учителей церкви, выделяющих, согласно переводу LXX, учительные книги в особый отдел, они также не носят современного названия, а известны под именем «поэтических». Так называют их Кирилл Иерусалимский (4-е огласительное слово), Григорий Богослов (Σύταγμα. Ράκκη, IV, с. 363), Амфилохий Иконийский (Ibid. С. 365), Епифаний Кипрский и Иоанн Дамаскин (Точное изложение православной веры. IV, 17). Впрочем, уже Леонтий Византийский (VI в.) именует их «учительными», — «παραινετικά» (De Sectis, actio II. Migne. Т. 86, с. 1204).
При дидактическом характере всего Священного Писания усвоение только некоторым книгам названия «учительных» указывает на то, что они написаны с специальной целью научить, вразумить, показать, как должно мыслить об известном предмете, как его следует понимать. Данную цель в применении к религиозно-нравственным истинам и преследуют, действительно, учительные книги. Их взгляд, основная точка зрения на учение веры и благочестия — та же, что и в законе; особенность ее заключается в стремлении приблизить богооткровенную истину к пониманию человека, довести его при помощи различных соображений до сознания, что ее должно представлять именно так, а не иначе, Благодаря этому, предложенная в законе в форме заповеди и запрещения, она является в учительных книгах живым убеждением того, кому дана, кто о ней думал и размышлял, выражается как истина не потому только, что открыта в законе, как истина, но и потому, что вполне согласна с думой человека, стала уже как бы собственным его достоянием, собственной его мыслью. Приближая богооткровенные истины к человеческому пониманию, учительные книги, действительно, «совершенствуют сознание и благочестие». И что касается примеров такого освещения их, то они прежде всего наблюдаются в кн. Иова. Ее главное положение, вопрос об отношении правды Божией к правде человеческой, трактуется автором с точки зрения его приемлемости для человеческого сознания. Первоначально сомневавшийся в божественном правосудии, Иов оказывается в результате разговоров уверовавшим в непреклонность божественной правды. Объективное положение: «Бог правосуден» возводится на степень личного субъективного убеждения. Подобным же характером отличается и кн. Екклезиаст. Ее цель заключается в том, чтобы внушить человеку страх Божий (Иов 12:13), побудить соблюдать заповеди Божии. Средством к этому является, с одной стороны, разъяснение того положения, что все отвлекающее человека от Бога, приводящее к Его забвению, — различные житейские блага не составляют для человека истинного счастья, и потому предаваться им не следует, и с другой — раскрытие той истины, что хранение заповедей дает ему настоящее благо, так как приводит к даруемому за добрую жизнь блаженству по смерти, — этому вечно пребывающему благу. Равным образом и кн. Притчей содержит размышления о началах откровенной религии, законе и теократии и влиянии их на образование умственной, нравственной и гражданской жизни Израиля. Результатом этого размышления является положение, что только страх Господень и познание Святейшего составляют истинную, успокаивающую ум и сердце, мудрость. И так как выражением подобного рода мудрости служат разнообразные правила религиозно-нравственной деятельности, то в основе их лежит убеждение в согласии откровенной истины с требованиями человеческого духа.
Раскрывая богооткровенную истину со стороны ее согласия с пониманием человека, учительные книги являются показателями духовного развития народа еврейского под водительством закона. В лице лучших своих представителей он не был лишь страдательным существом по отношению к открываемым истинам, но более или менее вдумывался в них, усваивал их, т. е. приводил в согласие со своими внутренними убеждениями и верованиями. Погружаясь сердцем и мыслию в область откровения, он или представлял предметы своего созерцания в научение, для развития религиозного ведения и споспешествования требуемой законом чистоте нравственности, как это видим в кн. Иова, Екклезиаст, Притчей и некоторых псалмах (78, 104, 105 и т. п.), или же отмечал, выражал то впечатление, которое производило это созерцание на его сердце, в лирической форме религиозных чувствований и сердечных размышлений (Псалтирь). Плод богопросвещенной рефлексии о божественном откровении, данном еврейскому народу в закон, учительные книги носят по преимуществу субъективный характер в отличие от объективного изложения истин веры и благочестия в законе и объективного же описания жизни еврейского народа в книгах исторических. Другое отличие учительных книг — это их поэтическая форма с ее характерною особенностью — параллелизмом, определяемым исследователями еврейской поэзии как соотношение одного стиха с другим. Это — род рифмы мысли, симметрия идеи, выражаемой обыкновенно два или иногда три раза в различных терминах, то синонимических, то противоположных. Сообразно различному взаимоотношению стихов параллелизм бывает синонимический, антитический, синтетический и рифмический. Первый вид параллелизма бывает тогда, когда параллельные члены соответствуют друг другу, выражая равнозначащими терминами один и тот же смысл. Примеры подобного параллелизма представляет Пс 113 — «когда Израиль вышел из Египта, дом Иакова (из среды) народа иноплеменного, Иуда сделался святынею Его, Израиль владением Его. Море это увидело и побежало, Иордан возвратился назад, горы прыгали, как овцы, и холмы, как агнцы». Параллелизм антитический состоит в соответствии двух членов друг другу через противоположность выражений или чувств. «Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего. Сытая душа попирает и сот, а голодной душе все горькое сладко» (Притч 27:6-7). «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Пс 19:8-9). Параллелизм бывает синтетическим, когда он состоит лишь в сходстве конструкции или меры: слова не соответствуют словам и члены фразы членам фразы, как равнозначащие или противоположные по смыслу, но оборот и форма тожественны; подлежащее соответствует подлежащему, глагол — глаголу, прилагательное — прилагательному, и размер один и тот же. «Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых; повеления Господа праведны, веселят сердце; страх Господа чист, просвещает очи» (Пс 18). Параллелизм бывает, наконец, иногда просто кажущимся и состоит лишь в известной аналогии конструкции или в развитии мысли в двух стихах. В этих случаях он является чисто рифмическим и поддается бесконечным комбинациям. Каждый член параллелизма составляет в еврейской поэзии стих, состоящий из соединения ямбов и трохеев, причем самый употребительный стих евреев — гептасиллабический, или из семи слогов. Стихами этого типа написаны кн. Иова (Иов 3:1-42:6), вся книга Притчей и большинство псалмов. Встречаются также стихи из четырех, пяти, шести и девяти слогов, чередуясь иногда с стихами различного размера. Каждый стих является, в свою очередь, частью строфы, существенным свойством которой служит то, что она заключает в себе единую, или главную, мысль, полное раскрытие которой дается в совокупности составляющих ее стихов. Впрочем, в некоторых случаях то две различные мысли соединены в одной строфе, то одна и та же мысль развивается и продолжается далее этого предела.