Бытие (в помощь изучающим Священное Писание)

Понедельник [Быт. III,21-IV,7]

История Каина и Авеля — это продолжение грехопадения, или, вернее сказать, это начало пути падшего человечества. История эта кажется нередко очень простой и объяснимой одной лишь элементарной человеческой завистью. Такое, конечно, тоже возможно — нередко самые ужасные поступки человека коренятся в самых элементарных низменных чувствах, и зависть среди них далеко не на последнем месте. Но есть в рассказе священнописателя одна чрезвычайно интересная деталь, которой многие не замечают: конфликт между братьями происходит на религиозной почве. И Каин, и Авель олицетворяют собой определённый религиозный тип, и это делает историю первого братоубийства особенно значимой. В сущности, речь идёт о вопросе, из-за которого в истории человечества пролилось крови больше, чем из-за любого другого вопроса: чья жертва угодна Богу, или, выражаясь современным языком, чья вера «правильнее». На первый взгляд, очень непросто определить, почему всё же жертва Авеля оказалась угоднее Богу, чем жертва Каина. Авель пастух, Каин земледелец, и некоторые историки религии усматривают здесь исторические реминесценции, связанные с влиянием определённых религиозных движений в древнем Израиле, отрицавших оседлую жизнь и городскую цивилизацию. Однако, будь это так, речь могла бы идти в лучшем случае о более или менее достоверном отражении религиозных взглядов или далёкого прошлого, или такого настоящего, которое интересно лишь очень немногим (если иметь в виду аналогичные движения, существующие и в наши дни). Однако вся логика св. Писания опровергает такой подход: ведь, с точки зрения Библии, для Бога важен не род занятий человека, а отношения его со своим Творцом. И с этой точки зрения рассказ о Каине и Авеле очень интересен. Интереснее же всего в нём то, что это, в сущности, рассказ не о Каине и Авеле, а об одном лишь Каине. Все душевные движения Каина отслежены библейским автором весьма подробно, в то время, как Авель почти выпадает из поля его зрения. Приём, характерный для древневосточной литературы: рассказчик сосредоточивает внимание на том, кто сам сосредоточен на себе. Каин по каким-то одному ему ведомым признакам определяет, что Богу его дар оказался не угоден, и отворачивается от неба с гневом и досадой («огорчился»  — не вполне точный перевод; с точки зрения современного словоупотребления, точнее было бы «возмутился и рассердился»). При такой реакции у Каина уже должна была бы быть целая богословская концепция: он должен был уже иметь свои представления о том, какие отношения должны быть у человека с Богом, как Бог должен отвечать человеку и какие знамения надо считать признаком благоволения или неблаговоления  Божия. У Авеля, похоже, ничего подобного нет: он просто приносит свою жертву из любви к своему Творцу и, по-видимому, успокаивается на этом, считая, что от него больше ничего не требуется. Видимо, именно такое отношение и является с библейской точки зрения правильным, и «правильной» в этом смысле окажется вера, где меньше всего заранее раз и навсегда определённых правил.