Исайя Вавилонский (Ис.40:1 - 66:24)

Ис 42:1-25

42-я глава открывается одним из самых известных и важных текстов Исайи Вавилонского; традиционно этот текст называют первым мессианским гимном (всего в книгу включено четыре таких гимна, в 42-й, 49-й, 50-й и 52–53 главах). Содержание этого пророчества о Мессии логически связано с тем, что Исайя говорил в предыдущей главе, так что общепринятое выделение его из контекста следует признать отчасти искусственным. В конце 41-й главы Господь говорил через Исайю о нелепости и бессмысленности язычества, о том, что идолы, которым поклоняется языческий мир, – не более, чем произведения человеческих рук. Что же следует из этого для язычников и для Израиля? Или поставим вопрос иначе: что Бог предполагает делать с этим идолопоклонством? Это не праздный вопрос, потому что в описываемую эпоху, как и ныне, язычество в той или иной форме было присуще большинству обитателей Земли. Прежде, в эпоху завоевания Ханаана столкновение Израиля и язычников несло последним гибель и разорение; израильтяне (а после, часто и христиане) воспринимали это как неминуемую расплату за то, что язычники не почитают Единого истинного Бога. Однако и язычники могут стать орудием Божьим – ведь именно орудием гнева Божьего называет Библия и ассирийцев, и вавилонян. О царе Кире же только что Исайя говорил, как об орудии избавления, избранном и воздвигнутом Самим Богом. Таким образом, невозможно утверждать, что язычники безразличны Богу и Он не действует в их мире, оставляя их на произвол судьбы. Итак, что же противопоставляет Бог мраку язычества и безверия, что предлагает Он «сидящим во тьме и сени смертной» вместо истуканов?

«Вот», – говорит Господь, – «вот Отрок Мой, которого Я держу за руку». Первые девять стихов 42-й главы можно отнести к распространенному в Библии (точнее говоря – в Ветхом Завете) жанру пророчества-констатации, когда Господь через пророка говорит о грядущих событиях как об уже свершившихся, как они видятся Самому Богу. Речь идет о некоем Отроке, Служителе Господнем, Который станет светом для язычников и новым заветом для народа.

Пророчество допускает как минимум три толкования. Во-первых, сам по себе речевой оборот в связи с тем, что говорилось в предыдущей главе о царе Кире, позволяет отнести к нему (по крайней мере, как к прообразу) и этот текст. Однако Отрок Господень в 42-й главе приносит в мир новый закон Господень и заключает новый (пока еще с маленькой буквы) завет с Израилем. Кроме того, о нем Господь говорит удивительные слова «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит»; Отрок Господень действует не так, как цари земли, «не воинством и не силой», как скажет полувеком позже пророк Захария. Этого, конечно, никоим образом нельзя отнести к Киру, завоевавшему Восток именно воинством и силой. Во-вторых, иногда в Библии (в том числе и у Исайи Вавилонского, даже и в этой самой главе) выражение Отрок или раб Господень означает весь Израиль. Именно так понимали этот текст 70 толковников, создавших греческий перевод LXX или Септуагинту. Септуагинта (а вслед за ней и славянский перевод), пользуясь, надо полагать, александрийской, а не протомасоретской версией текста, передает первый стих так: «Иаков – чадо Мое, приму его; Израиль – избранный Мой, к кому благоволит душа Моя…» Именно это понимание стало основным в иудейских толкования пророчеств Исайи Вавилонского. Однако в первых стихах главы говорится о том, что этот Служитель Господень будет заветом и избавлением избранного народа – едва ли можно думать, что это и есть сам народ. Кроме того, по отношению к Израилю слова о кротости, о ненасильственном образе действий могут пониматься только как призыв, откликнуться на который в реальной истории сумеют лишь немногие. Главное же возражение против толкования Семидесяти заключается в том, что все библейские пророчества, как бы самодостаточны ни были используемые ими прообразы, все относятся к личности Мессии, и нет оснований думать, что Исайя Вавилонский отходит здесь от этой традиции.

Наконец, третье возможное толкование, принятое у христиан, относит слова Ис. 42:1–9 к Мессии. Само выражение «Отрок Господень» влечет читателя к этому, потому что его использование в библейском контексте более узко и определенно, чем лексическое значение слов. «Эвед Яхве», Раб Господа – этими словами обозначаются в Ветхом Завете в первую очередь духовные, а отчасти также и политические лидеры народа Божьего. Впервые так назван в Пятикнижии Моисей, а позже, в книге Иисуса Навина, выражение «Моисей, раб Божий», становится, в сущности, техническим термином для обозначения того, кем является Моисей для народа. Позднее так же обозначается наследовавший ему Иисус Навин и другие пророки, особенно Самуил. В том самом пророчестве, на котором основывается в Библии все ожидание Мессии, возвещая через пророка Нафана царю Давиду, что потомок Давида построит дом имени Божьему и будет Богу Сыном, Господь называет Давида – царя и пророка – «Раб Мой, Давид». В оригинале здесь используется то же самое слово «эвед», которым назван Отрок Господень у Исайи. Еще далее, при освящении первого Храма, этим же термином именуется Соломон – не как царь и владыка Израиля освящает он Храм, но как «эвед», раб Божий, скорее духовный, чем политический глава народа. Поэтому молясь, Соломон говорит Богу: «Услышь моление раба Твоего и народа Твоего Израиля, когда они будут молиться на месте сем…» (3Цар.8:30). Точно так же рабами Божьими называются многие пророки; наконец, это выражение у пророка Иезекииля меньше чем за полвека до Исайи Вавилонского обозначает Мессию, Христа. Пророк Аггей называет так Зоровавеля, князя из дома Давидова, возглавившего в описываемую эпоху возвращавшихся из плена израильтян. Таким образом, выражение «раб Божий», переведенное в Синодальном тексте словом «Отрок», является в библейских текстах термином, своего рода титулом, обозначавшим духовного и политического главу Израиля.

Следовательно, в начале 42-й главы речь идет именно о Мессии, Служителе Господа. Именно о нем Моисей, раб Божий, говорил: «пророка, как меня, воздвигнет вам Господь». И именно Мессия, как новый Моисей, заключит, по словам Исайи, завет для народа. Пророчество Исайи изображает Мессию по контрасту с тем, что было описано в предыдущей главе. В отличие от истуканов, на которых уповают язычники, к Нему «благоволит душа» Господа Бога и Дух Божий почивает на Нем. В отличие от неправды и беззакония, свойственного языческим тираниям, Христос «будет производить суд по истине»; речь идет о той самой Истине, о которой Он скажет Своим ученикам: «если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин.8:31,32). Однако Мессия не похож и на царя Кира, огнем и мечом водворяющего на Востоке новый имперский порядок, пусть даже и более либеральный, чем вавилонский. Даже сейчас, через десятки веков после своего произнесения, не могут не поражать слова «не возвысит голоса Своего... трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит». Столь полный отказ от насилия – разве совместимо это с тем, что Мессии предстоит установить Царство на земле, среди нас, подчиняющихся только грубой необходимости и жаждущих власти нас собой? Кто, кроме Бога, может поверить в то, что найдутся люди, которые пойдут за таким вождем? Кто, кроме Бога, может попытаться через бесконечно кроткого Служителя утвердить истину в нашем жестоком мире? Именно эта кротость в сочетании с силой Духа Божьего будет больше всего восхищать и возмущать свидетелей исполнения этого пророчества в Иисусе Христе.

Господь говорит через Исайю о необыкновенной близости Мессии и Самого Бога: «Я… буду держать Тебя за правую руку и хранить Тебя». Конечно, можно понимать эти выражения иносказательно, как символ защиты и благословения Божьего – ведь невозможно, в самом деле, представить себе Непостижимого Бога, держащего за руку земного человека. Но в устах пророков высказывания подобного рода являются также способом выразить недоступное им откровение о Воплощении, о том, что Христос будет единосущным Сыном Всемогущего. И вот Мессия, близость Которого с Богом превосходит всякое разумение, будет заветом для народа. Смысл сказанного не ограничивается тем, что Мессия заключит с домом Израиля новый Завет, о котором уже говорили Иеремия и Иезекииль, подобно тому, как через Моисея был заключен завет на горе Синай. Сам Мессия станет этим заветом, содержанием которого будет не ряд повелений и обещаний, но Он Сам. И Он же, Сам Мессия, станет светом для всех народов; весь мир, в том числе лежащий за пределами Ближнего Востока, будет уповать на Его закон или, по переводу Семидесяти, на имя Его. Нельзя не обратить внимание на то, что это обетование о распространении веры в Единого Бога по всему миру исполнилось именно в Церкви, основанной Господом Иисусом Христом – это еще один аргумент в пользу того, что именно к Нему следует отнести и все пророчество в целом.

В новой хвалебной песни, которая продолжает пророчество о Служителе Господнем, Его приход изображается как мощное явление силы Божьей, обновляющей и животворящей мир. Когда все народы увидят Его, Отрока, призванного Богом, мир засияет новыми красками, и люди, ослепленные идолопоклонством, пойдут новыми путями, неведомыми языческому миру. Все это обещает сделать Господь, и в конце этого гимна Он говорит: «и не оставлю их». Это единственная надежда людей, надежда на то, что Бог не оставит нас, доколе не утвердит Свое царство. В благодарственной молитве, составленной Иоанном Златоустом, мы вспоминаем это и подобные пророчества, прославляя Бога за то, что «не отступил, вся творя, пока не возвел нас на небо».

В заключительной части главы пророк говорит о слепоте и духовной немощи избранного народа, называя его, как и Мессию в начале главы, рабом Божьим. Судьба народа трагична, потому что он не понял и не заметил многое из того, что открывал ему Господь. В сущности, Исайя говорит здесь об отвержении Бога Израилем, о разрушении Синайского завета, как говорили до него Иеремия и Иезекииль. Но для Исайи, помимо всего прочего, весьма важна связь Израиля в целом и Мессии. Едва ли он использует дважды на протяжении одной главы слова «раб Божий» для обозначения Мессии и всего народа просто от недостатка слов. Может быть, пророчества в целом двоятся, и невозможно в точности различить того, что говорится о Христе и об Израиле, потому что они повторяют путь друг друга. Эта неразличимость, в первую очередь, связана с нераздельностью Мессии и Израиля. Так будущий, новый Израиль будет назван апостолом Павлом телом Мессии, а Сам Христос будет назван им новым Адамом, в котором соединяется все человечество. Исайя, как мы увидим далее, предчувствует отвержение Мессии его собственным народом, и все же снова и снова говорит об этом единстве судеб.

Мы часто рассматриваем отношения Христа и Израиля в контексте первого века по РХ, и ограничиваемся только констатацией отвержения Христа религиозными вождями народа. Последовавшие за этим двадцать веков, наполненных бесчисленными преследованиями израильтян христиане привыкли считать расплатой за слова, которые выкрикивала толпа перед дворцом Пилата: «кровь Его на нас и на детях наших». Но именно так и заключил Моисей Завет с вышедшими из Египта – окроплением кровью жертвенного Агнца! В 21-м веке, после Холокоста, ограничиться простым богословием «отвержения и расплаты» уже нельзя. Единство того, что говорит Исайя о Христе и Его народе, приобрело в наше время новое звучание. Не приняв жертву Христа, Израиль, вольно или невольно, сам идет этим путем невинной жертвы – но теперь, вслед за Христом, ему сопутствуют миллионы мучеников из всех народов. Неизменное по сути, пророчество Исайи говорит теперь не только о судьбах вавилонских пленников, но о всем человечестве на многие столетия. И в центре всей последовавшей за этим пророчеством истории – поразительная личность Христа, Служителя Господнего.