Исайя Вавилонский (Ис.40:1 - 66:24)

Ис. 51:1-52:2

Песнь избавления, составляющая 51-ю и начало 52-й глав, построена на призыве к упованию на Бога и к слушанию Его голоса, - так же, как и предыдущая глава. Господь напоминает об Аврааме, который навеки будет образцом доверия: спасение и восстановление Израиля являются исполнением обетования, данного именно Аврааму. Обращает на себя внимание, что в речи, которую пророк произносит от лица ГОСПОДА, он использует те же самые обороты, которыми в предыдущих главах (напр., Ис. 42) он говорил об Отроке ГОСПОДА, Мессии.

Возможно, мы имеем дело с повтором одних и тех же характерных выражений в проповедях, произнесенных пророком в разное время и в разных контекстах; однако этот феномен свойственен не только Второисайе - многие другие пророки (например, Иезекииль) также повторяют одно и то же от лица Самого Бога и от лица Мессии. Это слишком характерно для пророческой письменности, чтобы можно было удовольствоваться простым объяснением, что пророки много раз говорили примерно одно и то же, от лица Бога или от лица Мессии - как придется. Скорее это следовало бы счесть целенаправленным гомилетическим приемом, за которым стоит ощущение, что через Мессию некоторым таинственным для пророков образом говорит и действует Сам Незримый, и закон Бога и закон Мессии - одно и то же.

Пророки не говорят прямо о Богочеловечестве Мессии; едва ли вообще в их задачу входит говорить что бы то ни было о позднейшей догматике, халкидонской в частности. Тем не менее, налицо подчеркнутое единство слов Самого Бога и Мессии. В самом ли деле пророк осознанно предполагает между Ними иную, более глубокую связь, чем в отношениях Бога с любым из людей? Может быть и нет; может быть, пророки исходят из довольно очевидной идеи, что Сам Бог будет действовать через Мессию. Тем не менее, именно здесь источник представлений иудейский учителей о том, что в Мессии, как в Торе, в Имени и Премудрости Бога, как в Духе Его, присутствует и действует Сам Непостижимый Единый Бог (отчасти именно эти представления и помешали им признать Мессией Иисуса на Кресте). И здесь же, надо полагать, библейские корни веры христиан в единосущие Отца и Сына и в Богочеловечество Христа, халкидонской веры, сформулированной почти через тысячу лет после Второисайи.

Вторая часть главы посвящена описанию избавления, когда спасенные люди возвратятся на Сион, когда освобожден будет пленный, когда чаша ярости Господней будет отнята из руки Израиля и отдана его мучителям. В этот день Иерусалим облечется в одежды своего величия и будет жить в святости и правде - уже не будет входить в него необрезанный и нечистый. Коротко говоря, мир будет восстановлен во все своей красоте и свободе (первый Исайя, Иерусалимский, говорил в связи с этим о льве, который возляжет рядом с ягненком). Во-первых, важно, что для этого Бог вложит в уста Сиона Свое слово и скажет: «ты Мой народ». А во-вторых, «краткое содержание» этой песни Второисайя формулирует в Ис. 51:3: «сделает пустыню Эдемом и степь - садом ГОСПОДА». Часть древних и современных переводов (вслед за Вульгатой) предпочитает здесь слово «Эдем»; другие - (вслед за Септуагинтой) слово «παράδεισος», рай. Последнее - персидское слово, используемое древнегреческими авторами (от Ксенофонта до Плутарха) в значении «прекрасного парка», «заповедника превозданной природы» и т.п. Но пророк говорит о том, во что превращается этот мир в результате спасительного действия Божьего - а не о заоблачных высях и небесных красотах. Не спасаемый народ «изымается» в горний мир, где избранные прогуливаются среди цветущих деревьев, а этот мир превращается в Эдем, когда слово Бога входит в уста людей. Эсхатологическое видение всей главы заключается, таким образом, в том, что Царство Бога устанавливается в истории Израиля.

«Народ, у которого в сердце закон Мой» - сильное утверждение; однако для пророка, который более чем трезво видит себя и свой народ, оно не является «художественным» преувеличением. От лица Господа Второисайя призывает этот народ не бояться поношения, подобно тому, как Мессия не закрывает лица от поругания. Чаша страданий народа Божьего перейдет к его мучителям, и поношения их превратятся в ничто - если народ, как его Мессия, вложит в уста слова Господа. И Господь Сам будет его Утешителем.

Это слово - Утешитель, naham (и производные от этого корня) - весьма часто встречается в библейском тексте и переводится несколькими разными словами. В одних случаях, как, например, в Ос. 11:8 «Повернулось во Мне сердце Мое, возгорелась вся жалость Моя!», или в Пс.134:14 «Ибо Господь будет судить народ Свой и над рабами Своими умилосердится» речь идет о том, что Бог жалеет людей, милует их, сожалеет о бедствии (Ио. 2:13) и раскаивается в том, что навел его на народ (Пс. 106:45). Этот же корень использует Второисайя в словах «Утешайте, утешайте народ Мой» (Ис. 40:1, см. выше). То же самое слово, впрочем, встречаем мы и в Числ 23:19: «ибо не человек Он, чтобы Ему изменяться», и в 1 Цар. 15:29: «не раскается Верный Израилев; ибо не человек Он, чтобы раскаяться Ему».

Это фундаментальная вещь, которую Библия говорит о Боге: будучи Сам неизменным и поступая безошибочно, Бог, тем не менее, жалеет людей и сострадает нам. Даже в бедствии, по правде пришедшем на род человеческий («ибо правдою и судом истинным вся навел еси на нас», как выражается свт. Василий Великий), сердце Бога на нашей стороне. Бог может сжалиться и делает это.

С богословской точки зрения здесь есть некоторая трудность, выявившаяся вскоре после Халкидонского собора в т.наз. теопасхитских спорах. С одной стороны, Слово Божье постоянно говорит о сострадании Бога к нам (греч. συμπάθεια); с другой стороны, богословы, говоря о том, что Богу чужды человеческие страсти, пользуются термином бесстрастие (греч. ἀπάθεια). И то, и другое справедливо: Бог не подвержен страстям и Бог сострадателен; тем не менее, термины (в русском языке так же, как и в греческом), вступают в известное противоречие друг с другом. В связи с этим, в частности, скифские монахи-теопасхиты, опираясь на халкидонскую веру в нераздельность божественной и человеческой природы Иисуса Христа, подчеркивали, что во Христе Бог пострадал на Кресте. Их противники, опираясь на халкидонскую же веру в неслиянность двух природ, отказывались согласиться с этим (и отказывались от теопасхитской формулировки «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, распныйся за ны, помилуй нас»). Трудно сказать, в том ли дело, что противники теопасхитов спроецировали на Единого Бога качества, приписываемые философскому божеству в эллинской мысли, или в том, что страдающие люди часто ищут не утешителя, который пожалеет, а слияния с абсолютом, который сам не подвержен страданию - на мой субъективный взгляд, первое более вероятно. На практике христиане просто путают бесстрастие с равнодушием; так вот чуждый страстей Бог Библии отнюдь не равнодушен.