Мысли вслух на4 Ноября 2024

Может сложиться такое впечатление, что этими словами Иисус лишает нас всякой надежды. Назвать себя однозначно добрым человеком — совесть не позволяет. А если я злой человек, то что бы я ни делал, это всегда будет «злое», и деваться некуда.

Но на самом деле речь совсем о другом. Иисус говорит о суждении (не осуждении) «по плодам», о том, чтобы мы не считали, что наши плохие поступки ничего не значат, что они только что-то внешнее, — дескать, а вообще-то я белый и пушистый. Он предостерегает нас от самооправдания, Он хочет, чтобы, увидев своё «злое», мы отвратились от своего внутреннего зла и захотели измениться. А если такое желание возникнет, то Бог может на него ответить, именно наше внутреннее, сердечное изменение — это то, что Он предлагает нам в Своем Новом завете с нами.

Обращаясь к ученикам со словами о том, что они видят нечто такое, о чём мечтали многие пророки и цари древности, но чего они увидеть не могли, Иисус, конечно же, имеет в виду то Царство, которое Он принёс в мир. О нём действительно мечтали и его предчувствовали многие праведники и пророки всех времён.

Но что же такое это Царство? В чём его суть? Сам Спаситель выражает её одной короткой фразой: Отец всё отдал Мне, и Сына не знает никто, кроме Отца, так же, как и Отца не знает никто, кроме Сына и тех, кому Сын захочет Его открыть. Фраза эта на первый взгляд кажется несколько загадочной, особенно на фоне существовавшей в те времена в иудаизме традиции называть Бога небесным Отцом. Но Иисус, очевидно, употребляет эти слова и в том, и одновременно не в том смысле, в котором употребляли их верующие евреи евангельской эпохи. И прежде всего бросается в глава некая не сразу понятная эксклюзивность: ведь Иисус говорит о том, что, кроме Него, Отца больше не знает никто.

Можно было бы объяснить это тем, что только Он несёт в Себе всю полноту Божию, обычному человеку, каким бы глубоко верующим он ни был, такое невозможно по определению. Но дело, видимо, не только в этом: ведь Иисус говорит также и о тех, кому Он может открыть Отца, а тут уже речь идёт, несомненно, о самых обычных, грешных людях. По-видимому, Спаситель ведёт здесь речь не столько о Своей божественности, сколько именно о Царстве: действительно, у жителей Царства с Богом отношения совершенно особые, и, собственно, только они и могут считать себя детьми Божиими в полном смысле слова. А основу Царства составляют те отношения Иисуса со Своим Отцом, о которых Он говорит: Отец отдал Мне всё.

И дело тут, разумеется, не в том, что Иисус стал неким наместником Бога на земле, а в том, что та полнота Божия, которую Он принёс в мир, и стала основой Царства: воплотившись в Сыне, Отец передал Царство и всё, что с ним связано, Ему. И всё происходящее в Царстве происходит в контексте этих отношений, в известном смысле можно было бы сказать, что само Царство существует внутри них, являясь их частью. В непреображённом мире, разумеется, нет и не может быть ничего подобного. Неудивительно, что великие пророки и цари древности были бы счастливы увидеть Царство: ведь именно здесь реальностью становилась та полнота богообщения, которой они искали и не могли найти в мире, испорченном падением.

Рассказ о том, как выглядит и как действует Царство Божие, понятен любому человеку, если, как ни странно, о Царстве не говорить. Когда мы ищем для себя душевного комфорта, то чужие рецепты редко могут подействовать. Если нам очень плохо, мы, конечно, будем кидаться на слова «там тебе будет хорошо». Но ситуация не переменится к лучшему, пока мы не изменимся изнутри. Стоит нашему внутреннему состоянию улучшиться, как проблемы, вчера вызывавшие тоску и печаль, сегодня кажутся уже не столь безнадежными. Все нам становится легко. Правда, моменты просветления редко длятся долго и никогда  — всю жизнь. Воздействие Царства на нашу жизнь неизмеримо сильнее, потому что Царство вечно и присутствие Бога внутри нас постоянно. Этот же факт в другом месте Иисус описал словами: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко». Мы боимся Креста, боимся подчинить себя воле Божьей, боимся быть с Ним. Если впустить Царство внутрь себя, Крест, Воля, иго - все это останется. Только смотреть мы на все это будем без страха, а с радостью.

Сегодняшнее чтение вновь заставляет нас задуматься о том, что такое толпа и человек толпы. Происшествие в Эфесе, было, несомненно, обусловлено не какими-то идейными, а сугубо прагматическими причинами: некий ремесленник, по имени Дмитрий, даже не пытается скрыть того, что опасается он прежде всего за свой бизнес, который, как он думает, может пострадать из-за проповеди Павла (ст. 23 – 26). Но тут же, как бы спохватившись и понимая, что одного этого аргумента будет недостаточно для обвинения, Дмитрий выискивает и более «возвышенную» причину для своего возмущения: речь, как он утверждает, идёт не только о прибыли изготовителей священных изображений, но и о поругании почитаемых всем миром алтарей, так, что можно говорить уже и о преступлении против государства (ст. 27). Конечно, ничего удивительного в подобного рода «логике» нет: людям во все времена было свойственно защищать собственные интересы под видом государственных. Но замечательнее всего то, что даже столь простая аргументация, в сущности, не интересует собравшуюся толпу: в ответ несутся лишь крики «Велика Артемида Эфесская!» (ст. 28). Далее события развиваются стремительно: толпа растёт, как снежный ком, хватая тех, кого она считает виновными (ст. 29 – 31). Впрочем, далеко не все собравшиеся хорошо представляли себе, о чём вообще идёт речь (ст. 32). Здесь перед нами типичное поведение человека толпы, который, становясь частью беснующейся массы, полностью теряет себя как личность. Говорить с людьми, пребывающими в таком состоянии, совершенно невозможно: они не только не хотят, но и не могут никого слушать (ст. 33 – 34). Ведь для того, чтобы услышать, нужно всё же оставаться человеком, а в толпе людей в библейском смысле, людей, сохраняющих образ Божий, просто нет: отдавая себя во власть топы, отдающийся добровольно от этого образа отказывается. Работают лишь элементарные инстинкты и самые простые поведенческие модели: страх перед силой, подчинение вожаку (который, подобно упомянутому в рассказе Дмитрию, может быть, в сущности, случайным человеком), ничего не значащие, но возбуждающие крики. Управлять такой массой не очень сложно, но весьма опасно: слишком мало предсказуемо её поведение. Неудивительно, что представитель власти делает всё, чтобы успокоить и распустить собравшихся: он понимает, что подобного рода сборища не приносят ничего, кроме проблем (ст. 35 – 41). И тогда становится ясно, почему нормальная духовная жизнь и характерный для всякой толпы коллективизм несовместимы. В толпе, как и в любом коллективе, есть «масса», но нет людей. А Богу нужен именно человек, ведь только у человека есть образ Божий. А у «массы», толпы, коллектива образа нет. Ни Божия, ни человеческого.

Павел говорит, казалось бы, абсурдные слова: «Благодарю Бога, что непрестанно вспоминаю о тебе в молитвах моих днем и ночью». Кто молится — Павел или Бог? Почему Павел благодарит Господа за собственные молитвы? Да именно потому, что наша молитва невозможна без действия Бога в нас! В «Хрониках Нарнии» Льюиса Аслан говорит: «Вы не воззвали бы ко мне, если бы я не воззвал к вам». Мы не можем призвать имя Его, если Он не позовёт нас. И потому всякая наша молитва — это Его подарок нам, за который мы можем быть благодарны...

События, сопутствующие апостольской проповеди, в двух разных городах развиваются сходно. Вслед за проповедью в синагоге часть иудеев и часть язычников принимает благовестие, и одновременно происходит раскол, как среди иудеев, так и среди язычников. Неприемлющие весть о Христе совместно противостоят Его ученикам, и если братское единение христиан из иудеев и христиан из язычников закономерно, то союз рьяных иудеев с ревнителями чистоты язычества выглядит противоестественно. Впрочем, во время борьбы за чистоту принципов она-то нередко сама и страдает.

Хотя размежевание иудеев и христиан уже наметилось, многие иудеи всё равно готовы слушать и воспринимать проповедь, и апостолы, немного ранее заявившие о своём уходе к язычникам, продолжают обращаться к иудеям и находят среди них отклик. Так часто бывает: вроде бы уже ясно, что за человек перед тобой, а он поворачивается неожиданной стороной, и ты видишь, что с ним не всё так ясно, как только что казалось...