Мысли вслух на30 Ноября 2024

Если мы действительно спасаемся «не по делам праведности», означает ли это, что праведность для нашего спасения безразлична? Или апостол имеет в виду что-то другое? Наверное, ключевое слово тут всё-таки «дела». Ведь, в конечном счёте, что такое человеческая праведность? И до прихода Христа многие понимали, что падший человек праведником быть не может. Человеческая праведность всегда воспринималась, как отражение праведности Божией, а праведным в полном смысле слова считался лишь Сам Бог. И тогда оказывалось, что праведность — дело богочеловеческое, что человек не сам, не своими силами идёт путём праведности, что этим путём его ведёт Бог, а от человека требуется лишь полное доверие к Богу и верность Ему. И «заслужить» перед Богом человек не может ничего. Он может только не портить того, что Бог делает его руками. И Царство даётся ищущему не за дела праведности, которых у него нет и быть не может, а за саму готовность оставаться верным вопреки собственной греховности и идти за Тем, Кто может избавить от любого греха, если только Ему позволить и попросить Его об избавлении. Здесь-то и проявляется милосердие Божие: ведь милосердие, как понимали его авторы библейских книг, как раз и подразумевала готовность сделать для другого то, чего этот другой вовсе не заслуживает и чего ему делать никто не обязан. Только такое милосердие и может открыть нам путь в Царство.

Желающим следовать за Ним людям Иисус отвечал отнюдь не одинаково. Конечно, говоря вообще, Он имел в виду конкретного человека и его ситуацию, отвечая в зависимости от того, чего от конкретного человека можно было ожидать. Но это общий взгляд; а что же конкретика? В самом деле, Иисус не раз отказывал людям, желавшим остаться с Ним. Вот к Нему подходит человек, который готов идти за Ним, куда угодно. А Иисус отвечает ему, что Он — бездомный, Ему некуда идти, так же, как некуда идти и обратившемуся к Нему человеку. Казалось бы, всё логично. Но вот два приведённых евангелистом других случая: тут Иисус, напротив, зовёт за собой тех, кто, надо заметить, Ему вовсе не отказывает, но лишь просит о совсем небольшой и, рассуждая по-человечески, вполне оправданной отсрочке.

Конечно, понять всё в точности тут практически невозможно: ведь для этого пришлось бы восстановить полностью ту логику принятия решений, которой руководствуется Спаситель как вообще, так и в конкретных случаях. Но кое-что всё же понять можно. Очевидно, для Иисуса главным является не только и не столько наличное духовное состояние человека, сколько его духовные потенции. Он смотрит не только на готовность человека пойти за Ним в данный конкретный момент, но и на то, к чему это приведёт впоследствии.

В самом деле: готовность пойти за тем или иным конкретным человеком (даже тогда, когда речь идёт об обычном человеке) может быть связана с сиюминутным эмоциональным порывом или с какими-то умозрительными построениями, с теми выводами, которые делает человек из сказанных слов и из того, что, как ему кажется, за ними стоит.

Спаситель, разумеется, сразу же, общаясь с человеком, видит все движущие силы и все мотивы высказанного желания: ведь человеческое сердце для Него так же прозрачно, как и для Его Отца.

Он, конечно же, прекрасно понимает: если человек ожидает тёплого, уютного убежища от всех ветров, какие дуют в мире, такому человеку с Ним не по пути: ведь Он не сможет предложить ищущему безопасного убежища ничего. Иное дело — вырвать человека из такого уютного убежища, если ему уже пришла пора двигаться дальше, пришла пора встать на путь, ведущий к Царству.

Тут Иисус может быть абсолютно бескомпромиссен: никакого промедления, бросай всё и иди за Мной! В самом деле: всякое промедление может оказаться и нередко действительно оказывается лишь поводом для того, чтобы отложить решение, пора принятия которого наступила, а затем и вовсе его избежать. Потому-то и предлагает Иисус тем, время которых пришло, смотреть не назад, а вперёд. Как смотрит только вперёд пахарь, которому нельзя оборачиваться назад, чтобы не испортить всё дело.

Прежде чем действительно сделать из рыбо-ловов человеко-ловов, Иисус сразу показывает им, что имеет в виду. Ведь и Он сам как будто ловит Петра и Андрея, а за ними Иакова и Иоанна, но вовсе не сетью, а своим Словом. В этой «ловле» нет насилия, нет принуждения, а есть та сила, которую точнее всего было бы назвать призывом, зовом. Слова Христа — слова, в которые заложена та огромная притягательность, которая может быть только в словах Истины, в них сама жизнь. И хотя сами апостолы наверняка поначалу не понимали, что Иисус имел в виду, они не противятся этому зову.

То, чего ждет от них Христос, станет им ясно лишь впоследствии. Три года жизни вместе с Учителем, отправление на проповедь, многие и многие искушения и трудности, тьма отчаяния при виде Его крестной смерти и радость Его Воскресения, дар языков, полученный при Пятидесятнице — все это еще впереди, они всего этого еще не знают. Кто знает, если бы они могли предвидеть все это, насколько тяжелее им было вот так просто оставить сети свои и пойти за Ним?

Первые ученики Христа — простые, далекие от книжности люди, рыболовы — они не начинают умствовать, размышлять над словами Иисуса, они просто идут за ним в доверии. Это — удивительная тайна Церкви, тайна призыва Божия к каждому из нас. Да, мы не знаем, что ждет нас впереди, мы не знаем замысла Божия о нас и, возможно, такое знание напугало бы нас. Все, чего зачастую от нас ждет Господь — просто не противиться Его призыву, довериться Ему и пойти за Ним. Да, конечно, это захватывающий дух риск, но ведь путь Его, путь, которым Он хочет вести нас — путь от смерти к Жизни, путь к Его спасению. И от нас требуется сделать первый шаг, принять решение — готовы ли мы ответить на Его призыв так, как ответили Петр, Андрей, Иаков и Иоанн, просто пойти за Ним?

Христос назвал Себя хлебом, и уже одно это было трудно понять слушающим. Но тем, кто помнил о тех необычных образах, которые обычно использовались пророками в своих речах, было бы нетрудно счесть слова о хлебе одной из пророческих притч. Иисус говорит, что Его учение и Он Сам так же необходимы, как повседневная пища, почему бы с этим не согласиться?

И ведь такое понимание нельзя назвать неверным, однако его недостаточно. Вот уже двадцать веков для многих людей, принимающих Христа как мудреца и моралиста, как и для многих из Его слушателей остаются закрытыми и непостижимыми следующие Его слова - о Плоти и Крови.

Представьте иудея, твёрдо усвоившего, что не только вкушение крови запрещено законом Моисеевым, но и что всё, связанное с кровотечением оскверняет и требует очистительных обрядов. И вдруг он слышит о необходимости пить кровь, да ещё и человеческую, да к тому же ещё и Кровь Этого странного проповедника. Даже для пророческого иносказания такой призыв звучит чересчур скандально!

Нам, читающим Евангелие спустя много веков после описанного эпизода, проще увидеть, что здесь Христос говорит о евхаристии, но на этом не надо ставить точку. Смысл евхаристии глубок и непостижим в своей полноте. Иногда не вредно вспомнить, как были потрясены древние иудеи, впервые услышав призыв Иисуса вкушать Его Плоть и пить Его Кровь. Может быть, это поможет нам заново прочувствовать, чем была Тайная Вечеря для первого поколения учеников Христа.

Евангелист Иоанн, в отличие от остальных евангелистов, не упоминает о вкушении учениками Тела и Крови на Тайной Вечери. Но то, что он нам сохранил, столь же важно для понимания того, что на ней происходило.

В радостном призыве хвалить Господа немного слов, но, вслушиваясь в них, можно не только разделить с певцом переполняющие его переживания, но и увидеть, что чувства не лишают его разума и нисколько не мешают понимать смысл того, о чём он поёт. Ведь в первую очередь он предлагает хвалить Бога за Его свойства: святость, силу, могущество и величие, - и только потом он указывает инструменты, с помощью которых можно хвалить. А после призыва, обращённого к венцу творения - людям, призыв обращён ко всему дышащему, к природному миру, над которым Бог поставил человека.

Ни восторженное принятие Бога и созданного Им мира, ни разумное осмысление Божией мудрости, проявляющейся в творении, не противоречат друг другу. Ведь разум - дар Бога.

Продолжая разговор о духовной жизни, Иаков говорит о смирении как о её незыблемом основании. Современное словоупотребление совершенно исказило смысл этого понятия. Под смирением сегодня чаще всего понимают что-то среднее между непротивлением злу и безразличным фатализмом по принципу «что воля, что неволя — всё одно». А в религиозной среде под смирением к тому же подразумевают ещё и определённую манеру поведения, которую вернее было бы назвать не смирением, а смиренничанием: опущенные глаза, тихий голос, скованные движения…

Между тем, ничего такого под смирением в библейских книгах не подразумевается. Кроткий или смиренный человек может очень даже не походить на смиренного человека в нашем нынешнем понимании.

В качестве примера можно вспомнить, например, Моисея, который назван в Книге Исхода «кротчайшим из людей». Очевидно, под смирением в Библии понимается не безразличие и не какое-то особое поведение. Речь явно идёт о чём-то другом. И если посмотреть на того же Моисея, например, или на других людей, которых авторы библейских книг называют смиренными, становится ясно, что роднит их всех между собой и что именно в Библии называется смирением. Речь идёт прежде всего о полном предании себя каждым из них в волю Божью.

Внешне жизнь каждого из этих людей может сильно отличаться от жизни любого другого, но никто из них не жил по собственному произволу. Конечно, Бог никого не заставляет Себя слушаться. Он лишь предлагает человеку Своё участие в его жизни. Человек свободен. Но если он хочет полноценных отношений с Богом, проще всего предоставить свою жизнь в распоряжение Тому, Кто её дал. И действовать впредь только с Его ведома.

Конечно, при этом вполне возможна ситуация, когда Бог какие-то вещи оставляет на усмотрение человека. Но важно, чтобы разрешение действовать по собственному усмотрению исходило именно от Него, а не от самого человека. Говоря словами апостола, не «поедем и сделаем», а «если Бог захочет, поедем и сделаем». И это не формальность, не пустая оговорка.

Тут соотнесённость двух воль: Божьей и человеческой. Та самая соотнесённость, которая, если станет абсолютной, сама по себе исключит любые внутренние метания и шатания, не говоря уже о той внутренней раздвоенности, которую Иаков называет двоедушием. А иначе — суета, иллюзия жизни, попытки достичь цели, никак не заканчивающиеся успехом, и удивление от того, что Бог не отвечает на молитвы и не слушает просьб. Подобие жизни вместо жизни настоящей. Внешняя тьма вместо Царства.