Мысли вслух на22 Апреля 2025

Как сказал один мудрый человек: «Если бы Ангел не отошел от Девы Марии, святой Иосиф остался бы без супа». Это правило регулирует и нашу жизнь, придавая ей необходимый баланс между духовным и земным. Нельзя всю жизнь оставаться в присутствии ангелов. Бог открывает нам Себя в вечности, но эта вечность прорывается в наш мир на секунды, минуты, может быть часы. А потом мы возвращается к своему «супу», и основной проблемой становится сохранить то, что было открыто.

Складывать слова в своем сердце, как это делала Дева Мария, не очень простое дело. Ежедневная молитва, ежедневное чтение Писания, церковная жизнь — все это требует отдельных усилий, когда нет ни ангелов, ни мистических озарений, когда есть только «суп». Но именно такая жизнь, когда Слово не заглушается тернием, когда быт не поглощает сложенное в сердце, и позволяет принести плод во сто крат больше посеянного (Мф 13:1-23).

Весть о Воскресении Иисуса составляет сердцевину апостольской проповеди, центр христианства. Сегодня евангелист показывает, какой невместимой, ошеломляющей она была для первых учеников. Лука описывает их сомнения и колебания для того, чтобы отразить опыт своей общины (местной церкви), но его рассказ вполне может относиться и к нам. Мы ведь тоже не раз слышали о Воскресении, не раз читали о нем в Евангелии, слышали на проповеди в церкви, сами рассказывали другим. Но, как двум Эммаусским путникам, нам очень трудно поверить в Воскресение, пока Сам Господь незаметно для нас не расширит наши сердца, не откроет для нас Своим Духом Писание, свидетельствующее о Его Воскресении.

Воскресение — не абстрактная богословская концепция. Вера в него основана на личной встрече с Воскресшим — как встретили Его мироносицы, как узнали Его в преломлении хлеба двое учеников, как Он предстал перед всеми апостолами. Но она также основывается и на нашей встрече — пусть мы еще не узнали, Кто говорил с нами на дороге нашей жизни — но горение сердца и радость о Воскресшем Господе уже свидетельствует о том, что мы становимся причастниками Его славы.

Ответ на вопрос о том, что такое христианство и что делать христианину, из уст Петра звучит совершенно ясно. Прежде всего речь идёт о раскаянии в совершённых грехах и об омовении во имя Иисуса Христа, которое от этих грехов и от их последствий избавляет раз и навсегда. А затем начинается новая жизнь, жизнь в Царстве, неотделимая от того, что апостол называет «даром Святого Духа». Так звучит Синодальный перевод. Но греческий текст допускает иную, более вероятную, интерпретацию: получите дар от Бога — Святого Духа.

То Божье дыхание, которым пронизано Царство, и есть главный подарок христианам от Бога. Подарок, полученный через Христа, в единении с Ним как с Царём этого Царства. Здесь и заключён ответ на вопрос о том, что же делать христианину. Жить. Жить в Царстве. Если бы христианство было какой-нибудь новой религией, вопрос о том, что делать её адептам, был бы вполне уместен. Но в том-то и дело, что Пётр говорит не о религии. Ничего нового в религиозном отношении он своим слушателям не предлагает. Даже омовение (или, как его принято называть по-русски, крещение) христиан — всего лишь разновидность существовавших в те времена очистительных омовений.

Разница тут не в религиозной форме, а в содержании, в том, что связывалось с омовением. Тут было не простое очищение, а очищение, в котором очищающиеся просили об очищении Самого Спасителя. С тем, чтобы потом очистившиеся оказались связаны с Ним и смогли бы приобщиться к жизни того Царства, Царём которого Он является. Очистительное омовение тут становилось своего рода пропуском в Царство.

Но это был лишь первый шаг, а дальше в Царстве надо было жить. Жить так, чтобы сердце христианина стало местом, где пребывает Царство. Чтобы оно было не только вокруг, но и внутри. Потому, что иначе не бывает, иначе к жизни Царства не приобщиться. Дыхание Царства, входящее в сердце христианина, и становится главным подарком от Бога. Теперь надо научиться жить с этим даром, жить так, чтобы не растерять его. Это и есть главная христианская наука — наука жизни в Царстве, наука обретения и сохранения в своём сердце Божьего дара — дыхания Царства.

Эти строки очень много говорят об удивительном смирении Иоанна Крестителя. Будучи величайшим пророком, великим аскетом и уважаемым всеми учителем, он видел в себе лишь предтечу Того, Который должен прийти за ним. Многие принимали его за Христа, видели в нем Спасителя, которого ожидали иудеи долгие столетия. Возможно, ему предлагали какие-то блага и почести, которые положены Мессии. И от всего этого он отказывается, отводя себе скромную роль того, кто готовит путь Иисусу.

В другом месте Иоанн говорит, что пришло время ему "умаляться". Его словам чуждо ложное смирение, он не принижает себя, а, напротив, трезво отдает себе отчет в том, кто он такой. Вопрос о том, в чем твое призвание, в чем твоя роль в этом мире, – очень сложный и болезненный для многих. Жизнь Иоанна Крестителя помогает нам поверить, что каждый призван осознать и принять свою миссию. Прожить ту жизнь, которая бы действительно стала приготовлением пути Господу.

Завершение сооружения Скинии ознаменовалось явлением над ней Божьего присутствия. Впоследствии, уже в священнической среде, его назовут «славой Яхве» (в русском переводе, как правило, «слава Господня»). Здесь же оно просто описано таким, каким его видели — может быть, и не все, но, во всяком случае, многие: иначе о нём не говорилось бы в Книге Исхода с такой уверенностью. Это то же самое Присутствие, которое впервые открылось на Синае Моисею, когда он пас овец своего тестя.

Моисей увидел его в виде сияющего облака, опустившегося на куст — и здесь тоже облако, хотя его сияние хорошо видно, судя по описанию, в основном ночью, а днём оно представляется именно облаком, лёгкой туманностью. Как бы то ни было, речь идёт о зримом Присутствии, о чём-то таком, чем Бог Сам обозначает на земле выбранное Им место. Туда, на это место, и предстоит приходить тем, кто хочет встретиться с Ним лицом к лицу. Конечно, дело не в том, что Бог представляет Собой свет или вообще какое бы то ни было излучение. Божье присутствие — феномен не физический и не психический, хотя без физической и психической природы мы бы вообще ничего не увидели.

Дело тут в Божьей воле — той самой, которая сотворила мир и человека, а потом создала народ Божий и вывела его из Египта. Дух не имеет ни цвета, ни формы, ни природы, поэтому Бог каков Он есть остаётся для нас невидимым. Там же, где действует Его воля, может появиться и нечто видимое, если только Он этого захочет. Он же хочет встречи, хочет преодолеть ту пропасть, которая отделяет нас от Него. Его воля направлена на её преодоление. Она направлена в мир, и не просто в мир, а в ту его часть, где Он хочет создать мост, соединяющий Его с нами.

Между тем воля, направленная на творение, порождает то, что мы воспринимаем как форму, как объект, как нечто. Как Присутствие. Присутствие, за которым стоит воля, воля Того, Кто учит народ идти за Собой. Не случайно ведь упоминается в рассказе, как шли евреи по пустыне: когда облако двигалось, двигались и они, когда стояло на месте — и они стояли. Двигаться только вместе с Богом и только за Ним — таков путь Исхода. Если идти так, то и Бог будет видим, и Божье присутствие станет реальностью.

Продолжая разговор о приоритетах, Павел отмечает ещё один очень важный момент для понимания того, что такое жизнь в Царстве. Он говорит коринфским христианам: вам не о чем спорить, каждому из вас принадлежит весь мир. Ваши все, кто встречается вам на духовном пути, и жизнь, и смерть, и настоящее, и будущее. Но при одном непременном условии: вы — Христовы. Ведь Христос — Божий, говорит апостол коринфянам, и если вы Христовы, значит, вы тоже Божии, а тогда всё Божие — и ваше тоже (ст. 21–23). Однако жить так возможно лишь тогда, когда сам живущий становится носителем Царства. Апостол выражает эту мысль, напоминая своим читателям, что они сами и есть тот храм Божий, где Бог пребывает так же, как до пришествия Христа Он пребывал лишь в тех местах, которые Сам отмечал как места Своего особого присутствия, таких, как, например, Иерусалимский Храм (ст. 16–17).

Но Царство всё, целиком и полностью оказывается местом особого присутствия Божия, а христиане становятся его живыми носителями. И главной задачей как отдельного христианина, так и церковной общины в целом оказывается именно хранение Царства, которое возможно лишь в том случае, если система приоритетов ни отдельного человека, ни общины не искажается. Не случайно Павел обращает особое внимание на недопустимость для христиан подмены мудрости Царства мудростью «века сего» (ст. 18–19): ведь мудрость была в те времена, прежде всего, искусством праведной жизни, в известном смысле она была синонимом такого понятия, как духовность, так что в данном случае апостол, в сущности, предостерегает от подмены духовности Царства духовностью мира сего. А от этого в свою очередь зависит и качество того служения, которое несёт каждый христианин.

Павел не случайно говорит о фундаменте, на котором тот или иной последователь Христа строит своё дело (ст. 11–15). Апостол прекрасно понимает, что для истинных служителей Христа и Царства фундамент может быть только один, общий для всех. А качество постройки зависит от того, каким материалом располагает строитель. И здесь мера укоренённости в Царстве оказывается определяющей: аллегорически апостол различает материалы от алмаза до соломы. Конечно, из причастных Царству не погибнет ни один, но качество духовной жизни и, соответственно, служения всё же имеет значение. Можно спастись, выскочив из своего служения, как из горящего дома, но такой вариант спасения и такое служение едва ли кто-нибудь решится назвать нормальным. И Павел призывает именно к полноценной жизни в Царстве и к настоящему служению, а не к прозябанию, следствием которого становится крах, не оканчивающийся окончательной гибелью горе-служителя лишь по милости Божией.