Нередко библейское учение о личном Боге противопоставляют пантеизму как учению языческому. В самом деле: языческому миру пантеизм свойствен, а вот о личном Боге язычники говорят редко. Впрочем, нельзя сказать, чтобы они о Нём не говорили совсем. Но личный духовный опыт...
Нередко библейское учение о личном Боге противопоставляют пантеизму как учению языческому. В самом деле: языческому миру пантеизм свойствен, а вот о личном Боге язычники говорят редко. Впрочем, нельзя сказать, чтобы они о Нём не говорили совсем. Но личный духовный опыт язычника действительно часто носит именно пантеистический характер. Оно и неудивительно: ведь для полноценного богообщения необходимо откровение, чтобы узнать Бога как Личность, Он должен открыться ищущему Сам. Иное дело пантеизм: присутствие Бога в мире — реальность, и эта реальность доступна всякому ищущему.
Не случайно поэтому путь духовных исканий часто и многих приводил прежде всего к пантеизму, который укреплял их язычество: ведь от пантеизма легко перейти к обожествлению космоса. Возможность такого обожествления была одной из причин того, что авторы всех без исключения библейских книг к пантеизму относились весьма насторожённо. Впрочем, пантеизму все-таки нашлось место на библейских страницах: ведь в нём есть некая правда, хоть и не вся.
Если присутствие Божие в мире — реальность, то и пантеизм имеет право на существование, не претендуя, разумеется, на истину в последней инстанции. А в контексте новозаветного откровения, откровения о Царстве он получает новое измерение. В самом деле: пантеизм возможен постольку, поскольку Божье дыхание, Божье присутствие пронизывает собой мироздание, притом с самого начала, с того самого, когда, по слову Поэмы творения, «Дух Божий распростёр крылья над водой».
И само это присутствие делает возможным преображение творения, качественное изменение его природы, которое избавит мир от власти того зла, что вошло в него во время падения. Но для того, чтобы такое преображение стало возможным, полноте Царства надо было войти в мир изнутри, через человека, точнее, через Богочеловека.
И вот теперь, когда это произошло, пантеизм обретает новое качество. Прежде он напоминал о присутствии Бога в творении, теперь — о присутствии творения в Боге. Не в глубине Божьей личности, где нет и не может быть ничего тварного, а в процессе Божьего существования, частью которого и является Его Царство. Бог, погружённый в жизнь мира, в самую её глубину, и мир, включённый в Божью жизнь настолько, насколько она ему открыта — это и есть Царство. И сама Божья жизнь — «над всеми, через всех и во всех».