Новость дня на 29 Сентября 2009

Сегодня очень хочется вспомнить, хотя бы фрагментарно, замечательное стихотворение Бориса Пастернака, посвященное Преображению Господню («Август»). <...>
Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.
Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.
Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.
<...>
Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом…

Осознавал поэт это или нет, но вся ткань его чудесного стихотворения лежит в русле той богослужебной поэзии, в которой Преображение воспринимается как предуготовление учеников к познанию Воскресения: «…избранным от живых и от мертвых свидетелем, с небесе и земли, Тебе на Фаворе представшим, явил еси в Тебе всельшееся исполнение Божества телесне, блистание воскресения Твоего предваряя…» (Акафист Преображению Господню, кондак 1). Именно воскресение во плоти предчувствует поэт: был всеми ощутим физически. Вот эта физическая реальность божественной природы Христа была явлена ученикам, она была ими ощутима. И мы тоже должны стремиться к такой вере, чтобы она реально, физически были ощутима и нами самими и нашими близкими. В этом и есть наше преображение, без которого не будет и воскресения. Ибо таков путь, показанный нам Иисусом.

Это прямое свидетельство Отца Небесного об Иисусе Христе включает в себя трудные для понимания и перевода слова en o eudokesa. Русский Синодальный перевод «в Котором Мое благоволение» далек от совершенства. Ближе всего к греческому оригиналу славянское «о Немже благоволих», но и этот перевод не идеален. Не многим лучше латинское in Quo Mihi bene conplacui («в Котором Я обрел довольство»), которому следуют и переводы на европейские языки. Видимо, точно следующий греческой фразе перевод не передает с достаточной внятностью смысл слов Вседержителя.

Что же хочет Бог сказать ученикам Христа об Иисусе, прежде чем повелеть им слушать Его? Каждый из переводов предлагает свои оттенки. Западные переводы подразумевают, что Сын — единственный, кто послушен воле Отца, кто соблюдает «Его заповедь», как говорит Сам Иисус в Евангелии от Иоанна. Это важно, потому что только вместе с Ним и мы можем исполнить заповедь Отца.

Русский Синодальный перевод подразумевает, что в Иисусе Христе и только в Нем дано нам благоволение Отца к миру и к людям. Любовь Отца выражается в том, что Он отдает Его нам, как говорит Сам Иисус, тоже в Евангелии от Иоанна. Но кроме этого, русский перевод подразумевает также то, что с особой яркостью выходит на первый план в славянском тексте: «Сей есть Мой возлюбленный, Которого Я люблю», или, иными словами, «Сей есть Сын Мой, Любовь Моя». Важно здесь то, что сама любовь Отца пребывает в Сыне и в Нем приходит к нам. Преп. Иоанн Дамаскин называет Христа «Жизнь ипостасная» — пользуясь этим приемом, можно вслед за Дамаскиным назвать его «Любовь ипостасная». И тогда можно попытаться передать этот стих словами «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Любовь Моя — Ее слушайте[сь]».

Сегодняшнее чтение посвящено одному из важнейших событий земного служения Спасителя — Преображению. Судя по упоминанию в рассказе шалашей («кущей», ст. 4), произошло оно в дни еврейского праздника Суккот. Эти дни верующие евреи традиционно проводили в шалашах на природе, в поле или в саду.

Время Суккота было временем благодарения за только что собранный урожай и воспоминания о днях, проведённых в пустыне после Исхода, когда народ ещё не получил своей, обещанной Богом, земли. И именно теперь Иисус открывает Своим ученикам Царство, показывая им его таким, каким мы увидим его в конце времён, когда оно раскроется во всей полноте. Они оказываются как бы в совершенно ином мире, хотя дело, очевидно, происходит на земле, которой ни Сам Иисус, ни Его ученики отнюдь не покидали. Но земля преображается: на неё опускается сияющее облако, появление которого ещё со времён Моисея было связано с богоявлением, обозначая место присутствия Божия (ст. 5). И, как во времена Моисея, из этого облака звучит голос Божий, свидетельствующий об Иисусе. Лик Иисуса и вся его фигура сияет светом преображённой человечности (ст. 2), а рядом с Ним появляются два великих пророка древности — Моисей и Илия (ст. 3).

Очевидно, время в Царстве течёт иначе, здесь нет непреодолимой границы между прошлым, настоящим и будущим, а потому в Царство могут войти все, кто его искал, в какие бы времена ни жили ищущие. Неудивительно, что ученикам не хочется покидать место, где им открылось Царство; они готовы остаться на горе Преображения навсегда, им бы хотелось лишь одного: чтобы этот Суккот не кончался никогда (ст. 4). Но это было невозможно: ведь Царство ещё не раскрылось во всей полноте, впереди был ещё долгий путь, и его нужно было пройти до конца.

В Царстве нет непреодолимой границы между прошлым, настоящим и будущим, но в нашем непреображённом мире она существует, а потому и Царство открывается нам лишь на время: ведь для нас конец времён ещё впереди. И не случайно именно теперь, после того, как Царство открылось ученикам, Иисус начинает рассказывать им о Своём крестном пути, об ожидающей Его смерти и Воскресении (ст. 9–13). Таков путь в Царство; оно рядом, но иначе в него не войти. И Иисус предупреждает Своих учеников о том, что путь будет трудным. Царство явлено в мире, и мир волен теперь принять его или отвергнуть. Но отвержение Царства обернётся крестом для тех, кто жаждет его обрести. И первым на крест взойдёт Тот, Кто принёс Царство в мир.