Мысли вслух на Мф 17:1-13

На горной вершине происходили самые важные встречи Бога с человеком: Моисей получил закон, Илия услышал дыхание Духа. Теперь на гору всходит Иисус, чтобы начать в Себе Самом преображение человека: от болезни страха и ненависти — к божественному свету. Внизу, на ровной земле пророков всегда ждало разочарование и неприятие: Моисей увидел золотого идола, Илия — отступничество и гонение. Иисус спускается, чтобы отправиться на встречу Своему страданию, смерти и воскресению — чтобы преображение Возлюбленного Сына не остановилось на Нем, чтобы каждый мог пойти по Его пути — стать любимым сыном или дочерью Отца, жить Его светом. В этот день мы можем войти в эту связь Божьего света и Христова креста, открывающего путь всеобщему Воскресению.

Христос преобразился, оставаясь Человеком. Но Он, приоткрыв ученикам частицу Своей божественности, дал им возможность прикоснуться к иной реальности, непостижимой для всех, привыкших жить по правилам земного мира. Вряд ли свет, показанный на горе Преображения, был явлен ученикам во всей его силе и мощи, этого они скорее всего не выдержали бы. Да и то, что было дано увидеть ученикам, произвело на них такое сильное, выбивающее из колеи впечатление, что ученики очень испугались. И всё же им, людям, было дано стать причастными этому свету.

Слова Петра о трёх кущах, о том, что здесь хорошо, закономерны, они глубоко отражают внутреннее состояние не только Петра, но и многих из нас, впервые сталкивающихся с потрясающими явлениями духовного мира. Мы рискуем обо всём забыть и только хотим продолжать находиться там, где нам хорошо. Но духовные радости даются не для того, чтобы мы пассивно получали от них удовольствие. Дав ученикам заряд, Христос вместе с ними спускается в мир, где им (и нам) ещё над многим предстоит потрудиться.

Как говорит Спаситель в конце предыдущей главы, среди Его учеников некоторые увидят Царство, пришедшее в силе, еще до своей смерти. Это слово сбывается через несколько дней, когда трое их них видят Его преображение на горе. В чем же заключается Царство Божье, явленное им в тот день? Они видят (насколько могут вместить) Человека, облеченного в божественную славу, Человека, о котором Сам Бог говорит: «Это Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение»... То есть, перед ними предстает Человек, о Котором Бог может радоваться, а не скорбеть, Человек, вполне осуществивший божественный замысел о Нем, или, выражаясь современным языком, идеальный, настоящий человек, Богочеловек. В чем еще может заключаться для нас Царство Божье, как не в уподоблении Богу, не в становлении такими, какими Он хочет нас видеть? На горе преображения Бог, ставший Человеком, показывает нам путь и цель нашего земного бытия.

Как мы часто делаем на двунадесятые праздники, приведем богослужебные размышления отцов-гимнографов, посвященные празднику и его евангельскому чтению (первые две стихиры принадлежат преп. Косме Маюмскому (ум. ок. 731), авторы третьей стихиры и кондака достоверно неизвестны):

Прежде Креста Твоего, Господи, гора уподобилась небу и облако простерлось как сень, когда Ты преображался и Отец свидетельствовал о Тебе; там были Петр с Иаковом и Иоанном, которым предстояло быть с Тобою и во время предания Твоего, чтобы [они], видев чудеса Твои, не устрашились страданий Твоих, поклониться которым нас в мире сподоби, великой ради Твоей милости.

Прежде Креста Твоего, Господи, Ты взял учеников на гору высокую и преобразился пред ними, сиянием силы озаряя их, чтобы и человеколюбием и властью явить свет воскресения, которого и нас, Боже, в мире сподоби, Милостивый и Человеколюбец.

Прежде солнца воссиявший свет — Христос, на земле телесно жительствуя и прежде Креста весь страшный замысел совершив боголепно, ныне на Фаворской горе тайно Троицы образ являя, трех верховных учеников, Петра, Иакова и Иоанна, одних на нее возвел, и, немного скрыв облик плоти, преобразился пред ними, являя благолепие изначального величия, и то не всесовершенно: удостоверяя их, но и щадя, чтобы видя это они не лишились жизни, но сколько могли вместить и видеть телесными очами; и пророков верховных Моисея и Илию привел, достоверно свидетельствующих о Его Божестве, и что Он есть истинное сияние Отца, владычествующий над живыми и мертвыми. Тьма и облако осенили их, и голос Отца свыше из облака свидетельствовал, говоря: Сей есть Тот, Кого Я нетленно из чрева прежде денницы родил, Сын возлюбленный Мой, Кого Я послал спасти во Отца и Сына и Духа Святаго крещаемых, и верно исповедающих нераздельную единую власть Божества, Его слушайте. Ты Сам, Человеколюбче, Христе Боже, и нас озари светом неприступной Твоей славы, и сделай достойными наследниками бесконечного Царствия Твоего, Преблагий.

На горе преобразился Ты, Христе Боже, и ученики Твои, насколько вмещали, славу Твою видели, чтобы, когда увидят Тебя распинаемым, уразумели добровольность страдания и миру проповедали, что Ты — воистину Отчее сияние.

Сегодня очень хочется вспомнить, хотя бы фрагментарно, замечательное стихотворение Бориса Пастернака, посвященное Преображению Господню («Август»). <...>
Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.
Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.
Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.
<...>
Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом…

Осознавал поэт это или нет, но вся ткань его чудесного стихотворения лежит в русле той богослужебной поэзии, в которой Преображение воспринимается как предуготовление учеников к познанию Воскресения: «…избранным от живых и от мертвых свидетелем, с небесе и земли, Тебе на Фаворе представшим, явил еси в Тебе всельшееся исполнение Божества телесне, блистание воскресения Твоего предваряя…» (Акафист Преображению Господню, кондак 1). Именно воскресение во плоти предчувствует поэт: был всеми ощутим физически. Вот эта физическая реальность божественной природы Христа была явлена ученикам, она была ими ощутима. И мы тоже должны стремиться к такой вере, чтобы она реально, физически были ощутима и нами самими и нашими близкими. В этом и есть наше преображение, без которого не будет и воскресения. Ибо таков путь, показанный нам Иисусом.

Этот эпизод Преображения Господня вдохновлял многих богословов, проповедников и иконописцев. То, что Христос явил Свою славу ученикам, — это очень важный момент в отношениях между Богом и людьми. Бог еще раз подтверждает сказанное Им через пророка Амоса, что Он ничего не делает, не открыв Своей тайны людям. В этом чуде Иисус дает ученикам увидеть Его преображенный вечной славой лик, так чтобы у них была потом возможность узнать Его в воскресении (не Его вина, что ученики пали на лица свои). А явление Илии и Моисея, беседующих с Христом, позволяло ученикам лучше понять слова Иисуса: «У Бога все живы» (ср. Лк. 20:38).

Но кроме того, здесь Бог повторяет Свое свидетельство о Сыне — совершенном Сыне совершенного Отца. Совершенство отцовства — в любви Отца к Сыну. Совершенство сыновства — в послушании Сына благой воле Отца. Поэтому в Сыне явлено все благоволение Отца, в Его жизни раскрывается воля Божия о всех нас, и из этого вытекает: «Его слушайте»

Это прямое свидетельство Отца Небесного об Иисусе Христе включает в себя трудные для понимания и перевода слова en o eudokesa. Русский Синодальный перевод «в Котором Мое благоволение» далек от совершенства. Ближе всего к греческому оригиналу славянское «о Немже благоволих», но и этот перевод не идеален. Не многим лучше латинское in Quo Mihi bene conplacui («в Котором Я обрел довольство»), которому следуют и переводы на европейские языки. Видимо, точно следующий греческой фразе перевод не передает с достаточной внятностью смысл слов Вседержителя.

Что же хочет Бог сказать ученикам Христа об Иисусе, прежде чем повелеть им слушать Его? Каждый из переводов предлагает свои оттенки. Западные переводы подразумевают, что Сын — единственный, кто послушен воле Отца, кто соблюдает «Его заповедь», как говорит Сам Иисус в Евангелии от Иоанна. Это важно, потому что только вместе с Ним и мы можем исполнить заповедь Отца.

Русский Синодальный перевод подразумевает, что в Иисусе Христе и только в Нем дано нам благоволение Отца к миру и к людям. Любовь Отца выражается в том, что Он отдает Его нам, как говорит Сам Иисус, тоже в Евангелии от Иоанна. Но кроме этого, русский перевод подразумевает также то, что с особой яркостью выходит на первый план в славянском тексте: «Сей есть Мой возлюбленный, Которого Я люблю», или, иными словами, «Сей есть Сын Мой, Любовь Моя». Важно здесь то, что сама любовь Отца пребывает в Сыне и в Нем приходит к нам. Преп. Иоанн Дамаскин называет Христа «Жизнь ипостасная» — пользуясь этим приемом, можно вслед за Дамаскиным назвать его «Любовь ипостасная». И тогда можно попытаться передать этот стих словами «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Любовь Моя — Ее слушайте[сь]».

Иоанн Креститель всегда был чуть-чуть впереди Иисуса. Он родился на полгода раньше, он умер, видимо, на те же полгода раньше. Словно он все время на своем, как ни странно это звучит, более простом примере учит нас понимать все то, что для человека постичь невозможно. То, что предшествовало его рождению, можно легко назвать чудом, но насколько несравнимо это с Благовещением и Рождеством! Он первый приветствовал Деву и Ребенка, Которого Она ждала. Каждый раз все, что он говорит, для нас означает только одно: смотрите, это так просто узнать, принять, поклоняться и служить Иисусу. Постоянная близость святого и непостижимого рядом заставляла его быть аскетом и подвижником, как мы бы это сейчас назвали. Не потому, что этого требовал Бог, а потому что он такой же как и мы, грешный человек.

Спрашивая про Илию, ученики пытаются выяснить у Иисуса, соответствует ли Его приход мессианским пророчествам. Если Он - Мессия, то Ему должен был предшествовать второй приход великого пророка. Ответ Христа заставляет их несколько сместить ракурс. Господь не говорит, что Илия уже приходил а, значит, Он и есть ожидаемый Спаситель. Он говорит, что Иоанн Креститель и был тем самым предтечей, но обращает внимание не на факт своего мессианства, который из этого следует, но на то, как реагируют на этот приход люди. Смерть и унижение, которые пережил Иоанн, предстоят Ему самому. Готовя апостолов к этому, Он обращает их внимание на жертвенную роль Мессии. Быть может, многие из них после казни Предтечи уже разочаровались в нем, посчитав его обычным человеком. И эти слова Христа помогают взглянуть на Крестителя по-новому, увидеть в нем богоизбранность, но не в привычном мирском понимании.

Этот разговор происходит сразу после Преображения Господня, когда Иисус просит учеников умолчать о том, что теперь они получили свыше подтверждение, что Иисус и есть Мессия, Спаситель, которого ожидает дом Израилев. И вопрос учеников вполне закономерен, хотя продиктован сомнением. Они с детства знают, что приход Мессии должен предварить приход пророка Илии, и вот, традиция, которую они знают с детства, входит в противоречие с их собственным, только что пережитым, опытом. И Христос дает им понять, что уже был человек, "приготовивший Ему пути", Иоанн, которого не приняли и убили. И что Ему самому предстоит отвержение и страдание. Эти страшные слова – предостережение всем нам.

Очень часто мы имеем сложившееся представление о том, как может и как не может проявляться благодать, пытаясь втиснуть Божественный замысел в свои, земные представления. И тогда нас так же подстерегает опасность не заметить, проглядеть, ненароком отвергнуть того, кто послан Богом, отказаться тем самым от Него самого. И есть только один путь – слушать Слово Божие и жить в доверии, не полагаясь на готовые рецепты и не возлагая чрезмерных надежд на чужой опыт.

Так Христос отвечает на вопрос о пророчестве Малахии, который говорит: "Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня" (Мал. 4:5). Поразительно, что слова Библии о Мессии понимаются иносказательно, а слова о Предтече - буквально. Иудеи ожидают прихода Илии, и ученики удивляются толкованию Христа. Это дает нам возможность увидеть дистанцию между тем, что хочет сказать нам Бог и тем, что мы в состоянии услышать. И поэтому ученики Христа по воскресении Его говорят о том, что понимать Ветхий Завет мы можем только через Новый. Только реальные события жизни Иисуса Христа позволяют нам отличить, что же Ветхий завет говорил нам иносказательно, а что - буквально.

Не так уж просто отличить пророчество от предсказания, и в ответ на слова Господа Иисуса Христа о Воскресении ученики спрашивают Его приходе Илии. После того, как при Преображении Господнем ученики видят беседующих с Ним Моисея и Илию, они вспоминают пророчество Малахии, и задают свой вопрос Господу Иисусу. Быть может, ученики понимают пророчество слишком буквально? В первую очередь именно это и говорит им Господь, указывая, что это пророчество исполнилось в Иоанне Крестителе, пророке в духе и силе Илии. Так понимают Христа ученики, и это мнение было общепринятым в апостольский век. Позднейшие толкователи, впрочем, сочли ответ Христа некорректным, и стали утверждать, что Илия придет перед вторым пришествием, как Иоанн — перед первым.

Но главное в ответе Христа другое. Он переводит разговор с того, что должен был исполнить Бог, и исполнил ли Он это, на то, как принимают люди Его посланцев. Выражаясь современным языком, проблема не в том, достаточно ли точно Бог исполнил пророчество Малахии, а в том, что люди не узнали Его посланца, не приняли его проповедь и убили его. Смысл пророчества, таким образом, не в буквальности исполнения, а в том, чтобы мы могли стать участниками предреченного дела Божьего.

«Илии надлежит прийти прежде…» Казалось бы, это утверждение, основанное на знании Писания. Но почему-то оно не дает людям распознать в деяниях Иоанна Крестителя приход Илии. Видимо дело в том, что знание Писания бывает разное, бывает по букве, а бывает по духу. Вспомним, что сатана, когда искушал Спасителя, тоже цитировал Писание. «И бесы веруют» (Иак 2:19) Это значит, что и бесы могут исповедовать все то, что исповедует добрый человек. Но есть какая-то существенная разница. Уловить в чем она, понять ее по-настоящему глубоко нам всем безмерно необходимо. Ибо самое больное для нас встречать среди братьев и сестер по вере людей на самом деле страшных. Если сравнивать Илию и Иоанна по букве, то действительно может показаться, что это два совсем разных человека. Илия, убивающий языческих жрецов, Илия, который весь буря и огонь. Помните, как ученики Иисуса, Иаков и Иоанн, спрашивают у Него, можно ли подобно Илии послать огонь, чтоб уничтожить нечестивых (Лк 9:52-56)? И Иоанн Креститель, который, конечно, произносит грозные, обличительные слова, все-таки омывает каждого, кто приходит к нему. А значит, дарует прощение, значит, действует милостью, а не насилием. Казалось бы, эти два человека, полная противоположность друг другу. И все-таки Христос говорит, что в Иоанне приходит Илия... Но подумаем о духе этих двух людей. Понятно, что их роднит и бесконечно сближает их пророческое существо со всей его болью о предательстве по отношению к Богу. Но их роднит еще и другое, оба они человеки не чуждые мучений сомнения. Илия просит себе смерти (3-я Цар 19:4), но и Иоанн, ожидая смерти, испытывает муки отчаяния и сомнения, если не Он, значит нужно бороться за жизнь, устраивать побег и т.д., а если Он значит нужно принять смерть, т.е. по сути это тот же вопрос о жизни и смерти. Примечательно, что говорит Илия, когда просит о смерти: возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих. Подобное смирение можно сравнить, с тем смирением, что движет Иоанном, когда он говорит: я не достоин понести обувь Его (Мф 3:11). И то и другое самосознание пророков можно слить в единую формулу, я только человек.

Иисус постоянно разрушает те традиционные религиозные и околорелигиозные мифы и представления, которые были свойственны эпохе Его земного служения. Одним из таких традиционных представлений было представление об Илии, который придёт незадолго до прихода Мессии. О последних днях жизни Илии и о его уходе сложилось немало легенд, главным образом в связи с его видениями колесницы Яхве незадолго до конца. По-видимому, эти видения и дали основание говорить о том, что Илия не умер, а был взят на небо живым. И о том, что он вернётся незадолго до дня Суда и прихода Мессии. Очевидно, апостолы разделяли это общераспространённое в те времена мнение, и недоумевали, почему Илия не пришёл раньше Иисуса. А Иисус указывает им на то, что не стоит все традиционные представления и народные предания понимать буквально. В них, конечно, есть свой смысл. Но смысл этот чаще оказывается аллегорическим, чем буквальным. Илия действительно пришёл, роль Илии сыграл Иоанн Креститель. Говорить о буквальном возвращении Илии, конечно, не приходилось, но можно было сказать, что в лице Иоанна он действительно вернулся: ведь важна не личность, а то откровение, которое через эту личность Бог даёт миру. То, что должен был сказать миру Илия, сказал Иоанн. Так что же: человек всего лишь функция? Личность человека не важна, важно лишь, что Бог хочет сказать через него? Наверное, всё-таки нет. Дело тут в другом: дело Божие, как видно, никогда не делается в соответствии с привычными человеку религиозными мифами и богословскими моделями. Когда дело касается науки, моделирование реальности имеет своё значение, для научного исследования моделирование — метод вполне корректный. Но вот когда дело касается откровения, оно перестаёт работать. Ведь в тварном мире, особенно когда дело касается непреображённой природы, приближения и допуски вполне оправданы, так же, как оправданы усреднения и прочие приёмы, связанные с действием закона больших чисел. А вот в Царстве, как видно, это всё не работает. Применительно к жизни Царства и к действию промысла Божия любая модель превращается в миф. И Иисус делает всё, чтобы избавить Своих учеников и последователей от влияния подобного рода мифов. И не потому, что они не адекватны той духовной реальности, с которой им предстоит иметь дело, а потому, что миф легко может помешать тому, кто находится под его влиянием, увидеть и Мессию, и Царство, подменяя их миражами. А мираж в пустыне, как известно: опасен. Здесь это нередко вопрос жизни и смерти.