В рассказе о войне царей главное внимание читателя привлекает, конечно же, фигура Мелхиседека. Между тем, он...
В рассказе о войне царей главное внимание читателя привлекает, конечно же, фигура Мелхиседека. Между тем, он интересен ещё и в том смысле, что позволяет лучше понять ту ситуацию, которая складывалась в Палестине во времена Авраама. Единой власти тогда на этой территории не было, а войны между небольшими городами-государствами, находившимися, в основном, в Галилее и в долине Иордана, были обычным делом. В такие войны нередко оказывались втянутыми и племена, жившие на прилегающих землях. Так случилось и с Лотом: поселившись в окрестностях Содома (Быт 13:12), он попал в плен вместе с жителями потерпевшего поражение в войне города (ст. 11 – 12). Аврааму пришлось вызволять попавшего в беду родственника, что он и сделал, напав ночью на лагерь победителей (ст. 14 – 16). А Мелхиседек, как было принято в те времена, благословил возвращавшегося победителя (ст. 17 – 20). Кем же был Мелхиседек? В тексте рассказа он назван «священником», но соответствующее еврейское слово стало обозначать священника лишь гораздо позже, после Исхода, а во времена Патриархов оно обозначало не священника, а пророка. К тому же, речь идёт здесь о боге, который не имеет никакого отношения к Богу Авраама. Хотя он и назван в русском тексте «Богом Всевышним», его еврейское имя («Эль-Эльон») встречается только в этом рассказе, и сам Авраам никогда не называл Своего Бога таким именем. Мелхиседек, очевидно, служил не Богу Авраама. И всё же его бог был не обычным ваалом, из тех, которые во множестве встречались в древности и в Палестине, и в других ближневосточных землях. Судя по тому, что его называли «владыкой неба и земли», он не был простым покровителем города или области, какими были ваалы. Он был, вероятно, небесным богом наподобие греческого Зевса или римского Юпитера, и в его почитании отражались слабые отблески древнего, уже почти полностью исчезнувшего единобожия. И вот теперь этот пророк небесного бога благословляет Авраама, и его благословение наполняется смыслом, о котором, быть может, сам Мелхиседек и не думал, смыслом, который в полноте раскроется гораздо позже, когда во Христе возможность общения с Богом Авраама откроется каждому, а на смену смутным предчувствиям язычества придёт ясность подлинного богообщения.