Новость дня на 10 Апреля 2020

Заданный Иисусом фарисеям вопрос об Иоанне и о его проповеди с крещением прозвучал, разумеется, не случайно. Не случайно именно в том отношении, что стал ответом на вопрос о Нём Самом, о Его власти и о Его служении. В сущности, вопрос Спасителя становится для беседующих с Ним фарисеев тестом на искренность и на честность, прежде всего, перед самими собой. Казалось бы, речь идёт о вещах не только разных, но и несопоставимых: Иоанн ведь хоть и великий, но лишь пророк, а Иисус — Мессия и Сын Божий.

Но это различие в данном случае не так важно. Важно лишь, что готовы увидеть и услышать спрашивающие Иисуса о Его власти фарисеи. А на этот вопрос им лучше всего было бы ответить себе самим. И вопрос об Иоанне как раз и подводит их к такому ответу. Тут речь не о Мессии, а лишь о пророке, но о пророке, которого народ почитал и выступить против которого было небезопасно.

Вполне возможно, что, если бы те же фарисеи прямо ответили бы Иисусу то, что думали — «от человеков», и Его ответ им был бы иным. Он ведь никого не лишает свободы, Он требует лишь честности и искренности. Человек может ошибаться, может видеть всё в неверном свете, более того — с точки зрения Самого Спасителя в той или иной мере ошибаются все, ведь никто из людей не видит реальность такой, какой её видит Он.

В каждой конкретной ситуации Ему открыто столько же, сколько Его небесному Отцу, а такого о себе не может сказать ни один человек. Но Ему важна не наша безошибочность, а наша внутренняя цельность. Та самая, которая неотделима от искренности и честности перед собой, а значит, и перед другими. И Иисус задаёт фарисеям вопрос, ответ на который должен был показать им самим, есть ли у них эта цельность. И вот оказалось, что собеседники Иисуса тест провалили.

Они не стали отвечать Ему на вопрос — не потому, что не знали ответа, а потому, что испугались. А ведь поддаться страху — самый простой и распространённый способ разрушить ту самую внутреннюю цельность. Но тогда и Иисусу отвечать на заданный Его собеседниками вопрос смысла не имело: ведь Ему пришлось бы так или иначе говорить о Царстве, куда человек с двоящимся сердцем и двоящимися мыслями войти не может. Ответ фарисеев на вопрос Иисуса стал и ответом на вопрос, заданный ими самими. Ответом грустным, но единственно возможным.

В сущности, первосвященники задают учащему в храме Господу Иисусу вполне закономерный вопрос о том, какой властью Он это делает. В Иерусалимском храме от века выступали из среды Израиля пророки и проповедники, возвещавшие Слово Божие и проповедовавшие народу. Им тоже задавали подобный вопрос, и пророки обычно говорили, что они проповедуют по праву призвания Духом Всемогущего. Порой их изгоняли, но весьма часто религиозные авторитеты Израиля удовлетворялись таким ответом. Так, храмовыми пророками были и Осия (в святилище Северного царства), и Наум, и Аввакум, и Малахия, и некоторые другие. Ответ Господа Иисуса Христа качественно иной. Он обращается к первосвященникам и спрашивает их об источнике покаяния. С небес ли было крещение Иоанна, через которого Дух Божий влек сердца людей к тому, чтобы покаянием встретить Агнца Божия. В сущности, ответный вопрос Христа — это вопрос о власти или авторитете Святого Духа, о том внутреннем свидетельстве, которое можно принять, только пережив встречу с Богом в покаянии. И именно на этот вопрос первосвященники отказываются отвечать. И вот с этого отказа и начинается их заговор против Христа, который приведет Его к славе Креста и Воскресения, а для первосвященников и книжников закончится разрушением Иерусалима.

Лука неоднократно подчёркивает ту настойчивость, с которой представители официальных религиозных кругов снова и снова задают Иисусу один и тот же вопрос: какой властью Ты это делаешь (ст. 1–2)? А Иисус снова и снова не отвечает на вопрос прямо. Между тем, рассуждая по-человечески, вопрос можно было бы счесть вполне уместным: в самом деле, только что Иисус, торжествуя, входил в Иерусалим, и восторженная толпа приветствовала Его, как Мессию, и вот Он снова ведёт Себя как-то совершенно непонятно, и неизвестно, чего ожидать дальше от этого странного Человека, Который упорно не желает вмещаться ни в какие рамки.

Иисус, конечно, не для того отказывается отвечать, чтобы навести на Себя и на ситуацию какую-то таинственность, которой Он всегда избегал. Не отвечает Он, очевидно, потому, что Его миссия действительно не вмещалась в привычные для спрашивающих рамки. Он Мессия, но не такой, какого ждал народ, можно было бы назвать Его и Учителем, но не в том смысле, в котором употребляли это слово в религиозных кругах. Конечно, рамки можно было бы и расширить, но ведь такое было возможно лишь с согласия спрашивавших. Иисус пробует сделать это, Он не случайно задаёт им вопрос об омовении («крещении») Иоанна: от честного ответа на него зависит, в какой мере смогут собеседники Иисуса понять и принять не только Иоанна, но и Его Самого. Но те отказываются отвечать, предпочитая уйти от сложного и неприятного вопроса, и тогда Иисус понимает, что дальнейшие разговоры бесполезны (ст. 3–8).

Единственным Его ответом становится притча о винограднике (ст. 9–16), смысл которой, судя по реплике «да не будет!», слушающие Иисуса прекрасно поняли. Но Иисус не оставляет Своим слушателям ложных надежд: Его замечание о краеугольном камне расставляет точки над i (ст. 17–18). Тогда-то и возникает у них желание убить Иисуса, избавиться от этого бескомпромиссного Проповедника (ст. 19–20), Который, как теперь уже стало совершенно очевидно, не оставит их в покое и не пойдёт ни на какой компромисс. Пытались Его поймать и на бескомпромиссности (ст. 21–22): заданный вопрос заведомо ставил отвечающего в проигрышное положение. Ответить «да» означало прослыть предателем и коллаборационистом, ответить «нет» было по римским законам равносильно призыву к бунту со всеми вытекающими последствиями.

Иисус и здесь остаётся верен Себе: Он свидетельствует о Царстве, но не о таком, о котором мечтали слушающие, а о том, которое принёс в мир Он Сам. Так, не вписываясь ни в какие рамки и не идя ни на какие компромиссы, Спаситель, принесший в мир Царство, постепенно оставался один, а Его миссия становилась крестным путём.