Вопрос о бессмысленности прожитой жизни мучил многих, и мучил в самом разном возрасте. Как видно, Иеремия не стал исключением: вопрос о смысле собственной жизни встал и перед ним. Казалось бы, человеку, которого призвал на служение Бог, притом призвал с полной несомненностью, какой отличается всякое подлинное пророческое призвание, сомневаться и жалеть не приходится: ведь бессмысленным его служение не может оказаться по определению. И всё же, как видно, дело обстояло не так просто. Ведь, кроме Бога, были ещё и люди, к которым обращался пророк. Служение пророка — прежде всего, служение свидетеля, и успешность своего служения Иеремия, как видно, оценивал именно с этой точки зрения. А тут дело обстояло плохо: пророка никто не хотел слушать, его проповеди отнюдь не пользовались такой популярностью, как, к примеру, проповеди его великого предшественника Исайи Иерусалимского. Он, скорее, всем мешал: властям, религиозную политику которых Иеремия не принимал, толпе, мнимую религиозность которой он не уставал обличать, состоятельным горожанам, которые хотели покоя и уверенности, в то время, как проповедь пророка постоянно нарушала покой и подрывала уверенность. Ни авторитета, ни популярности, одна ненависть и неприязнь! Но самым мучительным было для Иеремии то, что такое положение дел он, по-видимому, воспринимал, как провал порученной ему Богом миссии. И что могло бы послужить утешением пророку, чьё свидетельство отвергалось? Наверное, только одно: пророческое служение, как и всякое другое служение Богу, самоценно. Дело не только в том, кто и что услышал, но также и в том, кто и что сказал. А с этой задачей Иеремия, очевидно, справился. Несмотря на все усилия людей, его окружавших.