Новость дня на 23 Июля 2021

Может сложиться такое впечатление, что этими словами Иисус лишает нас всякой надежды. Назвать себя однозначно добрым человеком — совесть не позволяет. А если я злой человек, то что бы я ни делал, это всегда будет «злое», и деваться некуда.

Но на самом деле речь совсем о другом. Иисус говорит о суждении (не осуждении) «по плодам», о том, чтобы мы не считали, что наши плохие поступки ничего не значат, что они только что-то внешнее, — дескать, а вообще-то я белый и пушистый. Он предостерегает нас от самооправдания, Он хочет, чтобы, увидев своё «злое», мы отвратились от своего внутреннего зла и захотели измениться. А если такое желание возникнет, то Бог может на него ответить, именно наше внутреннее, сердечное изменение — это то, что Он предлагает нам в Своем Новом завете с нами.

Слова Спасителя «не судите, и не будете судимы» можно было бы, разумеется, отнести преимущественно или исключительно к отношениям между людьми, и тогда они, быть может, выглядели неким послаблением, а то и потаканием человеческой слабости, как призыв не обращать внимания на чужие грехи с тем, чтобы и на твои собственные грехи другие тоже не обращали внимания.

Собственно, «цивилизованное общество» и «приличное поведение» как раз и предполагают нечто подобное: в таком обществе люди, ведущие себя «прилично», о чужих грехах если и говорят, то, во всяком случае, не открыто и, уж конечно, не в лицо тому, кого считают грешником. Как видно, инстинкт если не духовного, то психологического самосохранения подсказывает каждому, что, живя в доме из стекла, кидаться камнями не стоит.

Но это ли имеет в виду Спаситель? Есть и иное: неосуждение как предельная объективность в подходе к человеческим поступкам. Один из великих учителей Торы, Гиллель, живший приблизительно за два века до прихода Христа, советовал никому не судить ближнего до тех пор, пока судящий не побывает в его (ближнего) положении. На первый взгляд может показаться, что и Иисус призывает к чему-то подобному.

Но есть и различие: ведь Он говорит всё, что говорит, в контексте той жизни Царства, к которой Он призывает Своих последователей. А к этой жизни не готов никто: безгрешных людей, кроме Самого Спасителя, в мире нет. И судить поэтому никому никого не приходится: ведь все в одинаковом положении, каждому нужно, прежде всего, думать о собственном спасении, о своём пути в Царство.

Тут уж не до осуждения чужих грехов. Но и есть и другая сторона того неосуждения, к которому призывает Своих последователей Иисус. Царство каждому достаётся, как незаслуженный дар. Но лишь при условии, что таким же образом, как незаслуженный дар, его получит каждый, кто готов принять. И все попытки выделить достойных окончатся только одним: в число недостойных попадёт сам оценщик. А Иисус не хочет, чтобы ищущие Царства лишились его из-за духовного чистоплюйства. И советует им духовными чистоплюями не быть. Ради их же спасения.

Сегодняшнее чтение посвящено одной из центральных тем Нагорной проповеди — теме суда. Иисус, как видно, прямо связывает возможность пребывания человека в Царстве с тем, как он оценивает своего ближнего (ст. 37–42). На первый взгляд, такое отношение к окружающим должно исключать всякую их оценку. Но при более внимательном прочтении оказывается, что это не совсем так. Ведь Иисус, очевидно, связывает запрет на оценку с возможностью ошибочных суждений оценивающего касательно своего ближнего (ст. 41–42).

Казалось бы, в такой ошибке нет ничего страшного. Так бы оно и было, если бы наши суждения о ближних нами не абсолютизировались. Не случайно Иисус сравнивает наши оценки с поведением слепца, ведущего другого такого же слепца, как и он сам (ст. 39). И дело тут не в том, кто больше грешен. Дело в том, что любой наш грех, даже если он по сравнению с грехом нашего ближнего действительно подобен соринке по сравнению с бревном, мешает нам и трезво оценить того, кто рядом, и помочь ему. Единственное, что мы в состоянии оценить более-менее адекватно — конкретные дела и поступки, на которые Иисус и советует нам ориентироваться (ст. 43–44).

В известном смысле можно было бы сказать, что вне Царства мы все равно беспомощны перед грехом, и в этой нашей греховности и беспомощности равны перед Богом и друг перед другом. Можно, конечно, попытаться отрицать очевидное и начать подсчёт своих и чужих грехов, но тогда и Бог будет подсчитывать наши грехи с той же скрупулёзностью, с какой мы будем подсчитывать грехи наших ближних (ст. 37). И дело тут не во всепрощении и не в желании Бога нас «смирить». Дело в том, что позиция, дающая нам моральное право считать свои и чужие грехи, заведомо исключает пребывание в Царстве. Ведь в Царстве каждый получает жизнь во всей её полноте, в той полноте, которая исключает любой грех, даже самый ничтожный, так, что наша земная моральная арифметика теряет здесь всякий смысл. И если такая арифметика для нас ещё важна, значит, мы пока не готовы к тому, чтобы войти в Царство.

Но для пребывания в Царстве важно и другое: мера нашей открытости ближнему. Ведь Царство — не только пространство, это ещё и отношение, вернее, целая система отношений людей к Богу и друг ко другу. А отношения Царства предполагают безусловную открытость, готовность делиться тем, что нам дано, с каждым, кому полученное нами необходимо. И если мы вздумаем делиться лишь с теми, кого считаем достойными, в Царстве нам места не будет. Потому, что полнота Царства может быть дана нам в том случае, если мы будем готовы разделить её с каждым. Не с каждым достойным, а с каждым ищущим и жаждущим Царства.