Что означают слова Варуха об «огорчении Иерусалима»? То, что говорит пророк о Боге, в общем-то, понятно: о том, что народ Божий забыл Того, Кто сделал его народом, говорили многие пророки. А что такое «огорчение Иерусалима»? Можно, конечно, было бы думать, что речь идёт о Храме, который был местом присутствия Божия, и те мерзости, которые порой происходили в городе, по сути, перед лицом Божиим, конечно, радости Ему не доставляли. Но только ли в этом дело? Достаточно вспомнить, какой была общая и духовная обстановка в городе незадолго до вавилонского нашествия. Ни о каком раскаянии, ни о каком обращении не было и речи. Всеми, наоборот, овладело некое, совершенно поразительное, духовное и житейское легкомыслие, так, что никто из жителей не принимал всерьёз нависшей над городом опасности, легко поддаваясь на обещания во множестве появившихся в городе «пророков», обещавших чудесную победу над всеми врагами. А основой для таких умонастроений стала дурно понятая и извращённая яхвистская традиция. Корни проблемы, по-видимому, уходили во времена тех гонений, которые обрушились на последователей Исайи Иерусалимского (их называли иногда «бедняками») во время правления Манассии. Тогда яхвистская община города, по сути, разделилась на две части, из которых одна поддержала власть, а другая оказалась гонимой. Такое предательство единоверцев, разумеется, не осталось без духовных последствий: на протяжении последующего столетия духовный уровень яхвистской общины Иерусалима довольно заметно и резко упал. Элементом массового религиозного сознания в это время стали древние, ещё дояхвистские, предания о зачарованных стенах города, которые выдержат любую осаду, уверенность в собственном правоверии, в том, что Бог никогда не оставит Иерусалим, который после проведённой Иосией религиозной реформы стал единственным на земле местом, где были возможны яхвистские жертвоприношения. При всём этом жители города ощущали себя наследниками, носителями и продолжателями великой традиции, восходящей к Моисею и Давиду, полагая, что для этого достаточно лишь родиться евреем и несколько раз в году приходить в Храм для совершения положенных жертвоприношений, завершавшихся пышным и весёлым празднованием. Такое вырождение действительно великой традиции, превращение священного города в карикатуру на самого себя, естественно, не могло доставить радости ни Богу, ни тем немногим праведникам, которые ещё оставались в Иерусалиме. На таком фоне катастрофа, постигшая Иудею, становится событием вполне закономерным: ничего другого при том духовном состоянии народа, в котором он пребывал накануне Вавилонского плена, ожидать не приходилось.