Евангелисты довольно часто отмечают одну закономерность в земном служении Спасителя: чем больше народу приходило к Нему за помощью или даже за чудом, тем чаще и интенсивнее Он молился, оставляя для этого всех и уходя в уединённые места. Как видно, нужда в молитве у Него возрастала по мере того, как росла интенсивность служения. Для чего, казалось бы, молиться Тому, Кто един со своим небесным Отцом, притом един с самого начала, с самого рождения в мир, с самого зачатия? Но, как видно, дело обстоит не так просто. Конечно, и Божья полнота, и единение с Отцом были присущи Иисусу с самого начала, Его человеческая воля всегда была едина с Божьей волей до полной нераздельности, так, что между ними не было разрыва, свойственного воле падшего человека.
Такой разрыв Спаситель пережил лишь однажды, на кресте, и для Него это была настоящая катастрофа, худшая, чем любые физические страдания: ведь Он никогда прежде не переживал разделения Своей человеческой воли с волей Своего Отца. Такой разрыв — всегда экзистенциальная катастрофа, но мы, падшие люди, настолько привыкли к ней, что уже не ощущаем аномальности такого состояния. Иисус же, в отличие от нас, переживает её предельно ярко и отчётливо. Но во всё остальное время такого разрыва Он не переживал и, казалось бы, не должен был нуждаться в молитве. Точнее, вся Его жизнь должна была быть непрерывной молитвой — так можно было бы подумать, размышляя над духовной жизнью Спасителя.
Но вот оказывается, что одного единения человеческой воли Иисуса с волей Его небесного Отца недостаточно. Оказывается, молитва Ему нужна не меньше, чем каждому из нас. И это неудивительно. В самом деле: духовная жизнь ведь предполагает не только бытие, но и осознание. Полнота духовной жизни человека определяется мерой осознания им собственного существования.
Притом существования на всех уровнях, а не только на каком-то одном или на нескольких. Полноту богообщения, близкую той, которая была нормой для Спасителя, в принципе может пережить каждый человек, и в истории человечества изредка, но встречались люди, в какой-то момент своей жизни готовые сказать «я и Отец одно».
Но для обычного человека, если ему и будет дано такое пережить, это будут лишь мгновения, а для Иисуса такое состояние было нормой жизни даже во время Его земного служения. Однако единство надо было осознать, надо было пережить его всей полнотой человеческой воли. И вот для этого Иисусу была необходима молитва, как и любому из нас.
И даже больше, чем любому из нас — ведь Он Человек не меньше, а больше любого из нас, Человек по-настоящему с большой буквы — в отличие от нас, до большой буквы по определению не дотягивающих. И Его осознание собственного существования в совершенном единении с Отцом было полнее осознания нашего богообщения любым из нас. А значит, и молитва Его была полнее и глубже, чем у любого из нас. Ведь это была молитва от полноты к полноте.
