В своих размышлениях о смысле жизни Екклесиаст снова и снова возвращается к мысли о бесполезности любых человеческих дел и усилий, прилагаемых человеком для достижения поставленной им перед собой цели. И дело даже не в невозможности достичь цели как таковой. Нередко, по словам Екклесиаста, случается так, что, имея всё, человек не может воспользоваться ничем (ст. 1 – 2). Можно прожить многие годы, но, если во все эти прожитые годы человеку так и не пришлось испытать радости жизни, можно считать, что человек и не жил вовсе (ст. 3 – 6).
Как видно, основной темой размышлений Екклесиаста становится качество человеческой жизни. Человек трудится ради пропитания, ради физического хлеба, но его жизнь («душа») не насыщается этим хлебом. И мудрость, если она сводится лишь к размышлениям, абстракции, умозрению (к тому, что Екклесиаст называет «бродить душой»), тоже ничего не стоит: важно не только размышлять, но и видеть глазами (ст. 8 – 9). Как видно, в поисках смысла жизни Екклесиаст настолько углубился в размышления, в умозрения и абстракции, что сам почувствовал их чрезмерную зыбкость. Это неудивительно: ведь понятие мудрости в древнем Израиле всегда связывалось не столько с теорией, сколько с практикой, будь то практика, связанная с ремесленным или художественным трудом, или практика общественных отношений, или, наконец, как в послепленной письменности мудрых, практика праведной жизни, неотделимая от соблюдения и исполнения Торы.
Но всякая практика предполагает наличие очевидного для практикующего смысла, который Екклесиаст, как видно, утратил. Можно быть праведником, но праведность не вознаграждается в этом мире и никому в нём не нужна, кроме самого праведника. Можно быть хорошим правителем, но плохих правителей всё равно больше, и жизнь общества никому не под силу изменить к лучшему. А главное в том, что всё оканчивается шеолом, обессмысливающим всё: и усилия человека, направленные на обустройство жизни, и все дела хорошего правителя, и даже саму праведность. Остаётся лишь человек перед лицом неведомой, слепой силы, которая заведомо сильнее его самого (ст. 10). И тогда действительно становится уже совершенно невозможно определить, в чём заключается смысл человеческой жизни и что для человека лучше, и как обрести мудрость, которая сделала бы хоть сколько-нибудь сносной жизнь в этом бессмысленно-враждебном мире (ст. 11 – 12).