Новость дня на 13 Декабря 2024

В сущности, первосвященники задают учащему в храме Господу Иисусу вполне закономерный вопрос о том, какой властью Он это делает. В Иерусалимском храме от века выступали из среды Израиля пророки и проповедники, возвещавшие Слово Божие и проповедовавшие народу. Им тоже задавали подобный вопрос, и пророки обычно говорили, что они проповедуют по праву призвания Духом Всемогущего. Порой их изгоняли, но весьма часто религиозные авторитеты Израиля удовлетворялись таким ответом. Так, храмовыми пророками были и Осия (в святилище Северного царства), и Наум, и Аввакум, и Малахия, и некоторые другие. Ответ Господа Иисуса Христа качественно иной. Он обращается к первосвященникам и спрашивает их об источнике покаяния. С небес ли было крещение Иоанна, через которого Дух Божий влек сердца людей к тому, чтобы покаянием встретить Агнца Божия. В сущности, ответный вопрос Христа — это вопрос о власти или авторитете Святого Духа, о том внутреннем свидетельстве, которое можно принять, только пережив встречу с Богом в покаянии. И именно на этот вопрос первосвященники отказываются отвечать. И вот с этого отказа и начинается их заговор против Христа, который приведет Его к славе Креста и Воскресения, а для первосвященников и книжников закончится разрушением Иерусалима.

Лука неоднократно подчёркивает ту настойчивость, с которой представители официальных религиозных кругов снова и снова задают Иисусу один и тот же вопрос: какой властью Ты это делаешь (ст. 1–2)? А Иисус снова и снова не отвечает на вопрос прямо. Между тем, рассуждая по-человечески, вопрос можно было бы счесть вполне уместным: в самом деле, только что Иисус, торжествуя, входил в Иерусалим, и восторженная толпа приветствовала Его, как Мессию, и вот Он снова ведёт Себя как-то совершенно непонятно, и неизвестно, чего ожидать дальше от этого странного Человека, Который упорно не желает вмещаться ни в какие рамки.

Иисус, конечно, не для того отказывается отвечать, чтобы навести на Себя и на ситуацию какую-то таинственность, которой Он всегда избегал. Не отвечает Он, очевидно, потому, что Его миссия действительно не вмещалась в привычные для спрашивающих рамки. Он Мессия, но не такой, какого ждал народ, можно было бы назвать Его и Учителем, но не в том смысле, в котором употребляли это слово в религиозных кругах. Конечно, рамки можно было бы и расширить, но ведь такое было возможно лишь с согласия спрашивавших. Иисус пробует сделать это, Он не случайно задаёт им вопрос об омовении («крещении») Иоанна: от честного ответа на него зависит, в какой мере смогут собеседники Иисуса понять и принять не только Иоанна, но и Его Самого. Но те отказываются отвечать, предпочитая уйти от сложного и неприятного вопроса, и тогда Иисус понимает, что дальнейшие разговоры бесполезны (ст. 3–8).

Единственным Его ответом становится притча о винограднике (ст. 9–16), смысл которой, судя по реплике «да не будет!», слушающие Иисуса прекрасно поняли. Но Иисус не оставляет Своим слушателям ложных надежд: Его замечание о краеугольном камне расставляет точки над i (ст. 17–18). Тогда-то и возникает у них желание убить Иисуса, избавиться от этого бескомпромиссного Проповедника (ст. 19–20), Который, как теперь уже стало совершенно очевидно, не оставит их в покое и не пойдёт ни на какой компромисс. Пытались Его поймать и на бескомпромиссности (ст. 21–22): заданный вопрос заведомо ставил отвечающего в проигрышное положение. Ответить «да» означало прослыть предателем и коллаборационистом, ответить «нет» было по римским законам равносильно призыву к бунту со всеми вытекающими последствиями.

Иисус и здесь остаётся верен Себе: Он свидетельствует о Царстве, но не о таком, о котором мечтали слушающие, а о том, которое принёс в мир Он Сам. Так, не вписываясь ни в какие рамки и не идя ни на какие компромиссы, Спаситель, принесший в мир Царство, постепенно оставался один, а Его миссия становилась крестным путём.

Между лидерами фарисейского религиозного братства и теми, кого условно можно было бы назвать «простым народом», была существенная разница, в частности, и в восприятии некоторых людей и событий. Конечно, говоря о «простом народе», надо всё же учитывать, что совсем уж простым он не был. Неграмотный еврей в евангельские времена был большой редкостью, так же, как и еврей, не читающий и даже не изучающий Тору и Пророков — то, что сегодня мы назвали бы Священным Писанием.

При каждой синагоге непременно была религиозная школа, где всех местных мальчиков, а иногда и девочек обучали не только грамоте, но и элементарной работе со священными книгами, включая особую практику молитвенного, или медитативного, чтения. Культура работы со священными книгами была распространена в еврейском обществе достаточно широко, а среди учителей Торы (которых в Евангелии называют обычно «книжниками») большинство было занято как раз обучением такой работе детей и взрослых, нередко бесплатно или за очень скромную плату.

Но, с другой стороны, были в еврейском мире и академии, где Тору и другие священные книги изучали подробнейшим образом. Это был особый мир знатоков, образованных богословов, изощрённых комментаторов священных текстов, пускавшихся порой в такие тонкости и доходивших до таких глубин, о которых простые читатели Торы иногда даже не догадывались. К сожалению, этому несколько замкнутому мирку академических богословов была, как нередко бывает в подобных случаях, свойственна изрядная толика учёного снобизма, заставлявшая смотреть на упомянутых простых читателей как на невежд в Торе.

И он же, учёный снобизм, заставлял относиться если не с пренебрежением, то как минимум с подозрением к тем, кого можно было бы назвать народными духовными авторитетами, к числу которых принадлежал, между прочим, и Иоанн Креститель. Конечно, нередко такая сдержанность бывала оправданна: массовое религиозное сознание не слишком разборчиво в выборе своих религиозных лидеров. Но априорная недоверчивость порой мешала и академическим книжникам, и образованным лидерам религиозных братств разглядеть подлинных Божьих людей, как и произошло в случае Иоанна Крестителя.

И тогда вождям фарисейского движения оставалось лишь лавировать между собственной недоверчивостью и даже некоторой духовной брезгливостью, с одной стороны, и народными симпатиями, с другой: ведь открытое выражение совей позиции могло для них кончиться плохо. Однако такое лавирование отнюдь не способствует ни духовной цельности, ни полноценной духовной жизни — и вопрос Спасителя должен был заставить Его собеседников задуматься об этой простой, но неочевидной для них истине.