Смысл детального описания Храма, которое приводит пророк Иезекииль, в первую очередь заключается в самой этой детальности. Этим подчеркивается для самого пророка и особенно для его слушателей подлинность и реальность его видения. Оно настолько ясно, что можно измерить все помещения Храма, все его части. Однако это не просто гомилетический прием, призванный воздействовать на слушателей. Логика слова пророка состоит в том, что туманное и неопределенное будущее нельзя описать в точности. Как о разрушении Храма Господь говорил, что оно сбудется непременно, и ничто не в силах предотвратить его, так и слово о восстановлении есть предвидение того, что в какой-то незримой реальности, в ином измерении времени уже совершилось. Иезекииль говорит не о здании, которое может быть построено, но о том, что в ином, божественном плане бытия уже существует.
Кроме того, есть еще один важный аспект. Пророк полагает, что его слушателям или, в крайнем случае, их детям, предстоит собственными руками строить этот Храм, хотя в вавилонском плену еще нельзя об этом и помыслить. И в предвидении этого пророк стремится снабдить народ Божий возможно более точным описанием предстоящей постройки.
Самое важное для пророка в этом описании — Святое Святых, место пребывания ковчега Завета, жертвенник и все необходимые для культа помещения. Ведь их наличие в будущем Храме можно объяснить только тем, что в нем будет возобновлено поклонение Единому, и Храм снова станет местом Его присутствия. Значит, то обращение к Вседержителю, которое в Вавилоне силой обстоятельств остается без полноты, найдет в будущем Храме свое логическое завершение в будущих жертвах и богослужениях.
В первой половине книги пророк записывает слова Всемогущего об изгнанниках: «Я Сам буду для них некоторым святилищем». И в течение четверти века это слово исполнялось день за днем. Только жертвы не приносились во вновь родившейся синагоге, потому что они могут быть принесены только в Иерусалиме. И теперь, в видении грядущего Храма, времена и сроки смещаются и соединяются, давая людям почувствовать вкус вечности. Поклонение и молитва могут приноситься Богу иудеями в Вавилонии, потому что в божественном Замысле уже существует будущий Храм, который их детям еще предстоит построить.
Такое рассуждение антилогично, оно опрокидывает человеческие представления о причинах и следствиях, потому что в его основе лежит иное представление о причинности. Единственная ее основа — воля Творца, исполнению которой не может противостать ничто. Раз определенная, эта воля не меняется и не может не исполниться, потому что Бог — единственная реальность и единственная реальная сила в этом мире. Это отнюдь не частность, потому что чаяние Царства будущего века и жизнь сегодня в Царстве, которому только предстоит явиться в полной славе — характерная черта Нового завета, вестником которого стал, в числе прочих пророков, и Иезекииль.
5 Боковые комнаты были и в храме Соломона (3 Цар 6).
12 Это здание упоминается только в описании храма Иезекиилем; возможно, что это те кладовые, о которых говорится в 1 Пар 26 17.
В отличие от кн. Иеремии, кн. Иезекииля представляет собой стройное целое. В начале ее пророк рассказывает о том, как Бог призвал его к пророческому служению (Иез 1-3). Затем следуют четко разделенные 4 части: 1) гл. Иез 4-24 содержат почти исключительно упреки и грозные предостережения израильтянам накануне осады Иерусалима; 2) гл. Иез 25-32 — пророчества, предвещающие наказание языческим народам, их сообщникам и лазутчикам в среде израильтян; 3) в гл. Иез 33-39 пророк утешает свой народ во время и после осады, обещая ему лучшее будущее; 4) в гл. Иез 40-48 он предрекает политический и религиозный строй будущей общины в Палестине. Однако в этом логическом построении можно обнаружить некоторые погрешности. Имеется много повторений, напр., Иез 3:17-21 = Иез 33:7-9; Иез 18:25-29 = Иез 33:17-20 и т.д. Рассказ об одном видении прерывается другим (см напр Иез 1:4-3:15 и Иез 2:1-3:9). Гл. Иез 11:1-21 (описание грехов Иерусалима) представляет собой продолжение гл. Иез 8. Даты, указанные в Иез 26-33, отчасти нарушают хронологическую последовательность событий. Объясняется это вероятнее всего тем, что над книгой работали ученики, пользовавшиеся записями или воспоминаниями, которые они обрабатывали и дополняли; но не подлежит сомнению, что эти ученики верно воспроизвели мысли и, в общем, даже слова своего учителя, о чем свидетельствует единство формы и содержания книги. Редакционная работа особенно заметна в последних главах (Иез 40-48), содержание которых восходит тем не менее к самому Иезекиилю.
Перед нами вырисовывается великий образ пророка-священника. Его главная забота — храм, как первый храм, оскверненный нечистыми обрядами (Иез 8) и покидаемый славой Ягве (Иез 10), так и храм будущий, план которого он тщательно описывает (Иез 40-42) и в который Ягве возвращается (Иез 43). Иезекииль — строгий блюститель Закона: в его перечислении измен Израиля повторяется, как рефрен, (Иез 20) упрек в «осквернении субботы». Ему отвратительно все, что Закон объявляет нечистым (Иез 4:14; Иез 44:7), и он тщательно отделяет священное от мирского (Иез 45:1-6; Иез 48:9 сл).
Вопросы права или морали он разрешает как священник, и вследствие этого его учение носит несколько законнический характер. Мысли и выражения Иезекииля проникнуты духом Закона Святости (Лев 17-26). Таким образом, книга пророка включается в «священническую» традицию, подобно тому, как кн. его предшественника Иеремии принадлежит к традиции Второзакония. Однако ритуализм Иезекииля не помешал ему воплощать свои пророчества в необычных для представителя священнического сословия действиях; он прибегает к символическим действиям даже чаще других пророков. По повелению Божию он мимически представляет сцены осады Иерусалима (Иез 4:1-5:4), ухода изгнанников (Иез 12:1-7), остановку царя Вавилонского на перекрестке путей (Иез 21:19-20), объединение Иудеи с Израилем (Иез 37:17 сл). Он является знамением для Израиля (Иез 24:24) даже и в личных испытаниях (напр, смерть жены), которые Бог посылает ему, как прежде Осии, Исаии и Иеремии.
И наконец, Иезекииль — тайновидец. В его книге описаны только четыре видения, но они занимают в ней значительное место: Иез 1-3; Иез 8-11; Иез 37; Иез 40-48. В них открывается фантастический мир: четыре животных, несущих колесницу Ягве, культовый хоровод в храме со множеством зверей и идолов, равнина, усеянная костями, которые оживают по слову пророка, будущий храм — как бы начерченный по плану архитектора — с вытекающим из него чудесным потоком среди сказочного пейзажа. Сила воображения пророка проявляется и в нарисованных им аллегорических картинах, как напр, две сестры Огола и Оголива (Иез 23), затопление Тира (Иез 27), Фараон-крокодил (Иез 29 и Иез 32), гигантское дерево (Иез 31), сошествие во ад (Иез 32). По контрасту с этой силой зрительного восприятия язык Иезекииля несколько однообразен и расплывчат. Однако его поэтическое образы грандиозны и рельефны, они отражают священный ужас перед божественной тайной, который испытал сам пророк.
Можно сказать, что Иезекииль пролагает новый путь. В центре его внимания не прошлое, а будущее избранного народа: на смену прежнего Союза-Завета придет Союз вечный. Завет мира (Иез 16:60; Иез 37:26 сл), который будет установлен Богом не в награду за «возвращение» народа к Нему, а исключительно по Его милосердию и благоволению. Ответом на этот призыв благодати Божией должно быть искреннее раскаяние (Иез 16:62-63). О Мессии пророк говорит немного, хотя и возвещает будущего Давида как «Пастыря» своего народа (Иез 34:23; Иез 37:24) и как «Князя» (Иез 34:24). Будущий общественный строй народа Божия он представляет себе чисто теократическим (Иез 45:7 сл). Он идет дальше учения о коллективной ответственности и утверждает принцип индивидуального воздаяния (Иез 18 ср Иез 33) уже здесь на земле. Такое решение богословской проблемы, которому нередко противоречит жизненный опыт, постепенно подготавливает умы к восприятию откровения о загробном воздаянии. Священник и ревнитель храма, Иезекииль порывает однако, вслед за Иеремией, с представлением, что местопребывание Бога на земле связано с местом совершения богослужения. Соединяя в своем лице священника и пророка, он выступает как представитель традиций, часто противополагавшихся друг другу: обряды имеют для него ценность, поскольку отражают религиозное чувство, с которым они совершаются. Иезекииль глубоко сознает необходимость внутреннего обновления: нужно испросить у Бога «новое сердце и новый дух» (Иез 18:31), и тогда Господь даст«иное», «новое» сердце и вложит в человека «новый дух» (Иез 11:19; Иез 36:26). Такое понимание богооткровенной сущности религии и связанное с ним утверждение, что благоволение Божие предшествует раскаянию, приводит нас к учению о благодати, развитому апп Иоанном и Павлом. Трудно переоценить вклад Иезекииля в дело очищения религиозной жизни Израиля. Как и Иеремия, хотя и по-иному, он стоит у истоков высоко духовного течения, оросившего живой водой души ВЗ-ных праведников и влившегося затем в Новый Завет. Иисус Христос — Добрый Пастырь, возвещенный Иезекиилем, — положил начало поклонению в духе, которого пророк чаял.
В то же время Иезекииль является родоначальником и апокалиптического направления. Его грандиозные видения предваряют видения Даниила; его влияние сказывается и в величественных образах Откровения патмосского тайнозрителя Иоанна.
В евр Библии под общим заглавием «Поздние пророки» объединены книги: Исаии, Иеремии, Иезекииля и двенадцати т. н. малых пророков. Они следуют за группой книг, называющихся книгами «ранних пророков» (от кн Ис Нав до кн Царств включительно). В греч же Библии книги пророков помещаются после учительных книг и расположены в ином порядке. К ним присоединены кн Плач и кн Даниила (которые в евр Библии отнесены к последней части канона), а также книги, ненаписанные или не сохранившиеся на евр языке: кн Варуха (после кн Иеремии), Послание Иеремии (после Плача) и, наконец, добавления к кн Даниила. В Вульг в основном сохранилось то же распределение, однако мы видим в ней возвращение к евр. порядку в том отношении, что Двенадцать «малых» пророков помещены после четырех «великих», и Послание Иеремии присоединено к книге Варуха, помещенной вслед за Плачем.
Пророческое служение
Для всех великих религий древности характерно появление вдохновенных людей, утверждавших, что они говорят от имени Бога. В частности, у соседей Израиля засвидетельствованы случаи пророческого экстаза в Библосе (текстом 11 столетия до Р.Х.), наличие прорицателей и пророков в Хаме на Оронте в 8 веке и в еще большей мере — в Мари на Евфрате в 18 в. до Р.Х. Обращение этих пророков к царям напоминает по форме и содержанию обращения древнейших израильских пророков, о которых говорится в Библии. В ней упоминается и о прорицателе Валааме, вызванном из Месопотамии Валаком, царем Моавитским (Numeri 22-24) и о 450 пророках Ваала, вызванных уроженкой Тира Иезавелью и посрамленных Илией на Кармиле (1 Regum 18:19-40). В той же книге идет речь и о 400 пророках, к которым обратился за советом Ахав (1 Regum 22:5-12). Они представляли, подобно первым, большую группу исступленных зкстатиков, но прорицали от имени Ягве. Хотя в данном случае их претензия говорить от лица Ягве оказалась несостоятельной, не подлежит сомнению, что в древний период истории пророческое движение в Израиле носило групповой характер и представляло собой явление религиозно-социального характера.
Самуил предрекает Саулу, что он встретит «сонм пророков» (1 Samuelis 10:5, ср 1 Samuelis 19:20), Авдий укрывает группу пророков от Иезавели (1 Regum 18:4), группы сынов пророческих находятся в связи с Елисеем (2 Regum 2:3-18; 2 Regum 4:38 сл, 2 Regum 6:1 сл, 2 Regum 9:1),но затем больше не появляются; косвенное упоминание о них мы встречаем еще только у пророка Амоса (Amos 7:14). Часто они приводили себя в исступление игрой на музыкальных инструментах (1 Samuelis 10:5), и это состояние передавалось присутствующим (1 Samuelis 10:5-10), иногда же пророчество выражалось в символических действиях (1 Regum 22:11).
К музыке прибег однажды, перед тем как пророчествовать, и пророк Елисей (2 Regum 3:15). Чаще совершали символические действия пророки Ахия Силомлянин (1 Regum 11:29 сл), Исаия (Isaiae 20:2-4), Иеремия (Ieremiae 13:1 сл, Ieremiae 19:1 сл, Ieremiae 27:2 сл) и особенно Иезекииль (Ezechielis 4:1-5:4, Ezechielis 12:1-7, Ezechielis 12:18; Ezechielis 21:18-23 сл, Ezechielis 37:15 сл). Во время совершения этих действий, или помимо их, они иногда ведут себя необычным образом, но не эти состояния представляют собой самое главное в жизни и деятельности тех пророков, слова и действия которых запечатлены Библией. Этим последние отличаются от исступленных членов пророческих групп.
В Библии всех пророков называют наби. Производный от этого слова глагол означает говорить или вещать, иногда бредить (1 Samuelis 18:10); появлению последнего смыслового оттенка могло способствовать поведение некоторых пророков. По всей вероятности, этот глагол связан с корнем, означающим «звать, возвещать». Таким образом, наби является либо тем, кто призван, либо тем, кто возвещает; и тот и другой смысл этого понятия приводит нас к пониманию сущности ВЗ-ного пророчества. Пророк — вестник или истолкователь божественного слова. Это ясно выражено в двух параллельных местах кн Исход: Аарон будет истолкователем Моисея, как если бы он был его «устами», а Моисей будет его вдохновителем «вместо Бога» (Exodus 4:15-16); для фараона Моисей будет «Богом», а Аарон будет его «пророком», наби (Exodus 7:1). Этому созвучны слова Ягве к Иеремии: «Я вложил слова Мои в уста твои» (Ieremiae 1:9). Пророки, сознавая божественное происхождение своей проповеди, начинают ее словами: «Так говорит Ягве», «слово Ягве», «открыл мне Ягве». Обращенное к ним слово подчиняет их себе, и они не могут о нем молчать: «Господь Ягве сказал, — кто не будет пророчествовать?» — восклицает Амос (Amos 3:8), и Иеремия тщетно борется с овладевшей им силой (Ieremiae 20:7-9).
Однажды они услышали властный призыв Божий (Amos 7:15; Isaiae 6), Господь избрал их своими вестниками; начало повести об Ионе показывает, к чему приводит уклонение от этого призвания. Они посланы выражать волю Божию и сами должны быть ее «знамениями». Не только их слова, но и действия, вся их жизнь — пророчество. Несчастный брак Осии имеет символическое значение (Osee 1:1-3); Исаия должен ходить нагим (Isaiae 20:3), ибо он сам и его дети представляют собой «указание и предзнаменование» для Израиля (Isaiae 8:18); жизнь Иеремии есть подлинное выражение его проповеди (Ieremiae 16), а когда Иезекииль выполняет кажущиеся странными повеления Божии, он становится «знамением дому Израилеву» ( Ezechielis 4:3; Ezechielis 12:6, Ezechielis 12:11; Ezechielis 24:24).
Божие призвание может сообщаться пророку по-разному — в видении (напр, у Isaiae 6, Ezechielis 1:2, Ezechielis 1:8 и др.; Danielis 8-12; Zachariae 1-6), реже в ночном сновидении (напр, у Danielis 7; Zachariae 1:8 сл; ср Numeri 12:6),через слуховое восприятие, но чаще всего через внутреннее вдохновение (соответственно этому часто повторяются выражения: «Было ко мне слово Ягве», «Слово Ягве к...»). Происходит это иногда внезапно, иногда в связи с каким-либо, казалось бы, незначительным обстоятельством, как вид ветки миндального дерева (Ieremiae 1:11), двух корзин со смоквами (Ieremiae 24), или посещение горшечника (Ieremiae 18:1-4). Полученная весть передается пророком также различными способами: при помощи лирики, прозаического рассказа, в притчах или посредством кратких фраз наподобие прорицаний; нередко используются и литературные формы увещания, диатрибы, судебного диалога, проповеди, писаний мудрецов, богослужебных псалмов, гимнов любви, сатиры, надгробного плача...
Эти разнообразные виды восприятия и возвещения связаны с личностью пророка, но в основе их пророческой деятельности есть нечто общее: каждый истинный пророк проникнут сознанием того, что он только орудие, а произносимые им слова принадлежат одновременно и ему и не ему. Он непоколебимо убежден, что принял слово Божие и обязан его передать. Это убеждение основано на таинственном опыте непосредственного общения с Богом. Вступление Бога в душу пророка приводит его как бы в «сверхнормальное» психологическое состояние.
Пророческая весть редко обращена к отдельному человеку (Isaiae 22:15 сл) или же это происходит в более широком контексте (Ieremiae 20:6; Amos 7:17). Когда же пророк обращается к царю или к первосвященнику, ставшему главой народной общины после возвращения из Плена (Zachariae 3), он видит в них лиц, ответственных за весь народ. За исключением этих случаев, великие пророки, писания которых дошли до нас, отличаются от своих предшественников в Израиле и от прорицателей восточного языч. мира тем, что их слово обращено ко всему народу. Во всех рассказах о призвании пророков они посылаются к народу Израильскому (Amos 7:15; Isaiae 6:9; Ezechielis 2:3), даже ко всем народам, как, напр, Иеремия (Ieremiae 1:10).
То, что пророк возвещает, касается и настоящего и будущего. Он послан к своим современникам и передает им Божии повеления. Но поскольку он Божий глашатай, он стоит над временем, и его предсказания как бы подтверждают и продолжают его наставления. Наби иногда возвещает предстоящее в близком будущем событие как знак, который подтвердит его слова и миссию (1 Samuelis 10:1 сл; Isaiae 7:14; Ieremiae 28:15 сл; Ieremiae 44:29-30), он предвидит кару как наказание за проступки, которые обличает, и спасение как награду за обращение, которого требует. У более поздних пророков завеса приподнимается даже над последними временами, над эпохой конечного торжества Бога, но из этого всегда вытекает поучение и для настоящего. Поскольку пророк есть только Божие орудие, то, что он возвещает, может выходить за пределы его времени, даже за рамки сознания пророка, оставаясь окутанным тайной, пока не осуществится.
Иеремия послан «истреблять и разрушать, строить и насаждать». Возвещаемое пророками имеет две грани: обличительную и утешительную. Их слова нередко суровы, исполнены угроз и упреков, и эта беспощадность может служить свидетельством подлинности пророчества (Ieremiae 28:8-9; ср Ieremiae 26:16-19; 1 Regum 22:8), ибо грех, препятствующий следовать заповедям Божиим, неотступно занимает мысль пророка. Однако перспектива спасения народа никогда не исчезает. Кн Утешения (Isaiae 40-55) представляет собою одну из вершин пророчества, и нет оснований сомневаться в подлинности более древних текстов, содержащих возвещения радости, как напр, у Amos 9:8-15; Osee 2:14-23; Osee 11:8-11. В отношениях Бога к Его народу милость и справедливость сочетаются.
Пророк послан к народу Израильскому, но его пророчества относятся и к другим народам. У великих пророков имеется ряд пророчеств против языч. народов (Isaiae 13-23; Ieremiae 46-51; Ezechielis 25-32). Амос начинает свою пророческую деятельность с возвещения суда над соседями Израиля. Авдий излагает пророчество об Едоме, а кн Наума представляет собой одно только пророчество против Ниневии, куда Иона был послан проповедовать.
Пророк уверен, что говорит от имени Бога, но как могут его слушатели убедиться в том, что он подлинный пророк? Ведь встречаются и лжепророки, о которых нередко идет речь в Библии. Они могут заблуждаться искренно, могут быть и сознательными лжецами. Истинным пророкам приходится вступать с ними в спор (1 Regum 22:8 сл; Ieremiae 23:28; Ezechielis 13). Как удостовериться, что возвещаемое исходит действительно от Бога? Согласно Библии, есть два критерия: первый — исполнение пророчества в будущем (Ieremiae 28:9; Deuteronomii 18:21-22), второй и главный — согласованность пророческого учения с ягвистской доктриной (Ieremiae 23:22; Deuteronomii 13:1-5).
Иногда пророки фигурируют рядом со священниками (Ieremiae 8:1; Ieremiae 23:11; Ieremiae 26:7 сл и др.; Zachariae 7:3 и др.), напр, Иеремия говорит, что при иерусалимском храме имелась комната «человека Божия» — по всей вероятности пророка. Все это показывает, что деятельность некоторых пророков была связана с храмом.
Из всей совокупности фактов и текстов, относящихся к пророчеству, можно сделать следующее заключение: пророк — человек, имеющий непосредственный опыт богопознания, получивший откровение Божией святости и Божиих соизволений, судящий о настоящем и провидящий будущее в свете Откровения Божия. Он послан Богом напоминать людям о Его требованиях и возвращать их на путь Его любви и послушания Ему. Так понятое пророчество представляет собою явление, присущее только Израилю, свидетельствующее об особом действии Провидения Божия в истории избранного народа.
Пророческое движение
Первым и величайшим из пророков, согласно Библии, является Моисей (Deuteronomii 18:15, Deuteronomii 18:18; Deuteronomii 34:10-12; Numeri 12:6-8). О его преемнике Иисусе Навине говорится, что «в нем есть Дух» (Numeri 27:18, ср Deuteronomii 34:9). В эпоху Судей мы встречаем Девору пророчицу (Iudicum 4-5) и безымянного пророка (Iudicum 6:8), затем выступает великий образ Самуила, пророка и тайновидца (1 Samuelis 3:20; 1 Samuelis 9:9; ср 2 Paralipomenon 35:8).
Пророческий дух развивается в это время в группах экзальтированных людей (ср 1 Samuelis 10:5; 1 Samuelis 19:20). Позднее мы встречаем общины более трезвые — «сынов пророческих» (2 Regum 2 и др.), и даже еще в послепленную эпоху говорится о деятельности пророков как сословия (Zachariae 7:3). Но за пределами этих объединений, влияние которых на религиозную жизнь народа остается неясным, появляются отдельные выдающиеся личности: Гад (1 Samuelis 22:5; 2 Samuelis 24:11) и Нафан при Давиде (2 Samuelis 7:2 сл; 2 Samuelis 12:1 сл; 1 Regum 1:11 сл), Ахия при Иеровоаме (1 Regum 11:29 сл; 1 Regum 14:2 сл), Иуй при Ваасе (3 Цар 16 7), Илия и Елисей при Ахаве и его преемниках (3 Цар 17 до 4 Цар 13 и др.), Иона при Иеровоаме II (4 Цар 14 25), пророчица Олдама при Иосии (2 Regum 22:14 сл), Урия при Иоакиме (Ieremiae 26:20). К этому списку кн. Паралипоменон добавляют Самея и Адду при Ровоаме (2 Paralipomenon 12:5 сл, 2 Paralipomenon 12:15; 2 Paralipomenon 13:22), Азарию при Асе (2 Paralipomenon 15:1 сл), Одеда при Ахазе (2 Paralipomenon 28:9 сл) и несколько безымянных пророков.
Большинство пророков нам известно только по упоминанию о них в исторических или пророческих книгах. Некоторые образы выступают более четко. Нафан возвещает Давиду непоколебимость его «дома», на котором почиет благоволение Божие — это первое в ряду пророчеств, относящихся к Мессии, Сыну Давидову (2 Samuelis 7:17). Тот же Нафан обличает Давида, впавшего в грех с Вирсавией, но, увидев его раскаяние, заверяет в Божием прощении (2 Samuelis 12:1-25). Еще лучше мы осведомлены об Илии и Елисее. Когда наплыв чужеземных культов подвергает опасности религию Ягве, Илия выступает поборником веры в истинного Бога и одерживает на вершине горы Кормил блестящую победу над пророками Ваала (1 Regum 18). Его встреча с Богом на Хориве, месте, где был установлен Союз-Завет, непосредственно связывает его с Моисеем (1 Regum 19). Защищая истинную веру, Илия защищает и нравственность, он изрекает осуждение Божие на Ахава, убившего Навуфея, чтобы овладеть его виноградником (1 Regum 21). Таинственный конец его жизни окружен ореолом, который в иудейском предании все возрастал. В противоположность Илии, Елисей принимает непосредственное участие в жизни своей эпохи. Он выступает в связи с войнами против моавитян (2 Regum 3), сириян (2 Regum 6-7), участвует в захвате власти Азаилом в Дамаске (2 Regum 8:7-15) и Ииуем в Израиле (2 Regum 9:1-3); к нему обращаются за советом вельможи, израильский царь Иоас (2 Regum 13:14-19), дамасский Венадад (2 Regum 8:7-8), Нееман Сириянин (2 Regum 5). Он находится в связи и с группами «сынов пророческих», много рассказывающих о его дивных деяниях.
Более всего сведений до нас дошло о т. н. канонических пророках, писания которых вошли в Библию. О каждом из них мы будем говорить подробнее в связи с книгой, которая носит его имя. Пока укажем лишь на его место в пророческом движении. Первый из них, Амос, совершает свое служение в середине 8 века, примерно через 50 лет после смерти Елисея. Затем пророческое движение продолжается до Плена, в течение неполных двух веков, над которыми возвышаются гигантские фигуры Исаии и Иеремии. К тому же периоду принадлежат Осия, Михей, Наум, Софония и Аввакум. Последние годы деятельности Иеремии совпадают с началом служения Иезекииля. С появлением этого провидца, жившего в период Плена, окраска пророчеств меняется: у него меньше непосредственности и огня, видения грандиозны и сложны, описания тщательны, возрастает интерес к последним временам — все это предвещает апокалиптическую письменность. Однако великое течение, у истоков которого стоит Исаия, продолжается, о чем свидетельствует т. н. книга Утешения (Isaiae 40-55). Кругозор пророков послепленного периода — Аггея и Захарии — более ограничен: их интерес сосредоточен на восстановлении храма. После них Малахия обличает пороки новой народной общины, а в кн Ионы, использующей древние писания для нового учения, предвосхищается мидрашистская письменность. Апокалиптическое течение, начало которому положил Иезекииль, вновь появляется у Иоиля и во второй части кн. Захарии. Оно вливается в кн Даниила, где видения прошлого и будущего создают метаисторическую картину уничтожения зла и пришествия Царствия Божия. В эту эпоху великое пророческое вдохновение как будто иссякает, так что сынам Израилевым приходится обращаться к прежним пророкам (Danielis 9:6-10, ср Zachariae 7:7-12). Захария (Zachariae 13:2-6) предвидит полное исчезновение института пророков, на который набросили тень лжепророки. Однако почти в те же годы Иоиль (Ioel 2:28) предрекает мессианскую эру, когда произойдет новое излияние Духа.
Учение пророков
Роль пророков в религиозном развитии Израиля чрезвычайно велика. Они преподавали народу подлинный ягвизм и были теми посредниками между Богом и народом, через которых раскрывалось Откровение. Каждый из них внес вклад в созидание учения, в котором можно различить три основных элемента, характеризующие ВЗ-ную религию: монотеизм, морализм, ожидание спасения.
Монотеизм. В течение длительного периода израильтяне допускали, что другие народы могут иметь своих «иных» богов. Это их не смущало: они признавали только Ягве, самого могущественного из богов, требующего поклонения Ему одному. От практического генотеизма к полностью осознанному строгому монотеизму Израиль перешел под влиянием проповеди пророков. Когда самый ранний из них, Амос, представляет Ягве единым Богом, повелевающим силами природы, безраздельно властвующим над людьми и историей, он обращается к древним истинам Откровения, подтверждающим его грозные предупреждения. Содержание этой древней веры и проистекающие из нее правила жизни утверждаются в сознании Израиля со все большей ясностью. Синайское Откровение единого Бога было связано с избранием народа и с установлением Союза-Завета, и поэтому Ягве представлялся Богом собственно Израильским, связанным с израильской землей и святилищами. Пророки же, напоминая о связи Ягве с Его народом, показывают вместе с тем, что Он управляет судьбами и других народов (Amos 9:7). Он судит малые государства и великие империи (Amos 1-2), дает им могущество и отнимает его (Ieremiae 27:5-8); они служат орудием Его кар (Amos 6:11; Isaiae 7:18-20; Isaiae 10:6; Ieremiae 5:15-17), но Он же и останавливает их, когда это Ему угодно (Isaiae 10:12). Объявляя Израиль землею Ягве (Ieremiae 7:7), пророки в то же время предсказывают разрушение святилища (Michaeae 3:12; Ieremiae 7:12-14), и Иезекииль видит, как слава Ягве покидает Иерусалим (Ezechielis 10:18-22; Ezechielis 11:22-23).
Борясь с влиянием языческих культов и с тенденциями к синкретизму, угрожавшими вере Израиля, пророки показывают бессилие ложных богов и идолов (Osee 2:7-15; Ieremiae 2:5-13, Ieremiae 2:27-28; Ieremiae 5:7; Ieremiae 16:20). Во время Плена, когда крушение национальных надежд могло вызвать сомнения во всемогуществе Ягве, критика идолопоклонства становится более острой и рациональной ( Isaiae 40:19-20; Isaiae 41:6-7, Isaiae 41:21-24; Isaiae 44:9-20; Isaiae 46:1-7; ср Ieremiae 10:1-16; По. Иер 1:6; Danielis 14) и сопровождается торжественным исповеданием единобожия (Isaiae 44:6-8; Isaiae 46:1-7 Isaiae 46:9). Единый Бог есть Бог трансцендентный, надмирный. О тайне Его трансцендентности свидетельствуют пророки, называя Его «святым». Это одна из их излюбленных тем, особенно развитая у Исаии (Isaiae 1:4; Isaiae 5:19, Isaiae 5:24; Isaiae 6; Isaiae 10:17, Isaiae 10:20; Isaiae 40:25; Isaiae 41:14, Isaiae 41:16, Isaiae 41:20и т.д.; Osee 11:9; Ieremiae 50:29; Ieremiae 51:5; Habacuc 1:12; Habacuc 3:3). Бог окружен тайной (Isaiae 6; Ezechielis 1), Он неизмеримо выше «сынов человеческих», о чем постоянно напоминает Иезекииль. И в то же время Он близок к Своему народу и проявляет к нему Свою благость (см у Осии и Иеремии аллегорию брака Ягве с Израилем — Osee 2; Ieremiae 2:2-7; Ieremiae 3:6-8, пространно развитую затем Иезекиилем — Ezechielis 16 и Ezechielis 23).
Морализм. Святости Бога противостоит скверна человека, и, видя этот контраст, пророк с особой остротой осознает человеческую греховность. Этот морализм, как и монотеизм, не является чем-то новым: он уже был присущ десяти заповедям, звучал в обличениях Давида Нафаном (2 Samuelis 12) и Ахава Илией (1 Regum 21). В книгах пророков тема греха становится одной из основных: грех отделяет человека от Бога (Isaiae 59:2), оскорбляет Бога праведного (Амос), многомилостивого (Осия) и святого (Исаия). Проблема греха стоит в центре проповеднической деятельности Иеремии (напр Ieremiae 13:23). Именно разгул зла и вызывает Божию кару, которая окончательно свершится в грядущий «День Ягве» (Isaiae 2:6-22; Isaiae 5:18-20; Osee 5:9-14; Ioel 2:1-2; Sophoniae 1:14-18). Поскольку грех совершается всем народом, он требует и коллективного наказания, но у Иеремии (Ieremiae 31:29-30) уже появляется представление об индивидуальном возмездии. Оно ясно утверждается у Иезекииля (Ezechielis 18 ср Ezechielis 33:10-20).
Однако, т. н. «этический монотеизм» пророков не противополагается Закону. Морализм пророков основан на Синайском законодательстве, провозглашенном Самим Богом. И в своих проповедях пророки обличают прежде всего нарушение этого законодательства или пренебрежение им (см напр речь Иеремии — Ieremiae 7:5-10 — основанную на Десятисловии).
Одновременно с этим углубляется и понимание религиозной жизни. Надо «искать Бога», «исполнять Его законы» (Amos 5:4; Ieremiae 50:4; Sophoniae 2:3; ср Isaiae 1:17; Amos 5:24; Osee 10:12, Michaeae 6:8). Бог требует внутренней праведности. Вся религиозная жизнь должна быть проникнута этим духом, и пророки осуждают обрядность, не связанную с заботой о нравственности (Isaiae 1:11-17;Ieremiae 6:20; Osee 6:6; Michaeae 6:6-8). Но это не дает основания видеть в них противников культа; напротив, культ и храм находятся в центре внимания Иезекииля, Аггея, Захарии.
Ожидание спасения. Несмотря на отступничество народа, Бог не желает его гибели, продолжает исполнять Свои обетования и заботится о сохранении «Остатка» (Isaiae 4:3 и др.). Представление о нем впервые появляется у Амоса (Amos 5:15), развивается и уточняется его преемниками. В сознании пророков как бы переплетаются два видения: немедленной кары и последнего суда Божия; под «Остатком» можно понимать как тех, кто выживет среди испытаний данной эпохи, так и тех, кто достигнет конечного спасения (Isaiae 11:10; Isaiae 37:31; Michaeae 4:7; Michaeae 5:7-8; Ezechielis 37:12-24; Zachariae 8:11-13).
Пророки предсказывают эру великого счастья: изгнанники Израиля и рассеянные иудеи (Isaiae 11:12-13) вернутся в святую Землю и наступит период благоденствия (Ис 30 23-26; Isaiae 32:15-17). Но главное заключается не в материальном благополучии и могуществе: они только будут сопровождать пришествие Царствия Божия, Царства правды и святости (Isaiae 29:19-24), которому должны предшествовать внутреннее обращение, Божие прощение (Ieremiae 31:31-34) и богопознание (Isaiae 2:3; Isaiae 11:9; Ieremiae 31:34), приносящие мир и радость (Isaiae 2:4; Isaiae 9:6; Isaiae 11:6-8; Isaiae 29:19).
Для установления Своего царства на земле Царь-Ягве пошлет Своего представителя, Своего «Помазанника», по евр. «Мессию». Первым выразителем этого царского мессианства, отзвуки которого слышатся в псалмах, был пророк Нафан, обещавший Давиду непоколебимость его династии. Однако неуспехи и недостойное поведение некоторых преемников Давида как будто противоречат «династическому» мессианизму, и надежда сосредоточивается на царе, облик которого постепенно проступает в пророческих писаниях и пришествие которого ожидается в неопределенном будущем. Этого спасителя провидит прежде всех Исаия, а затем и Михей и Иеремия. Мессия будет потомком Давида (Isaiae 11:1; Ieremiae 23:5; Ieremiae 33:15), Он произойдет из Вифлеема (Michaeae 5:2).
Дух Ягве почиет на Нем во всей полноте Его даров (Isaiae 11:1-5). Наименования, которые Ему дают пророки: Еммануил (Isaiae 7:14), т.е. «С нами Бог» (см Matthaeum 1:23), Ягве Цидкену, т.е. «Ягве — оправдание наше», — выражают их мессианские чаяния.
Несмотря на надежды, которые одно время возлагались на потомка Давида Зоровавеля, царский мессианизм шел на убыль; ни один представитель дома Давидова не занимал царского престола, и Израиль продолжал находиться под иноземным игом. Правда, Иезекииль все еще ожидает прихода нового Давида, но именует его не царем, а князем и представляет не столько могущественным властителем, сколько посредником и пастырем (Ezechielis 34:23-24; Ezechielis 37:24-25). Во второй части Исаии помазанником Ягве назван не потомок Давида, а персидский царь Кир (Isaiae 45:1), поскольку Бог избрал его орудием для освобождения Своего народа. Но в этой же книге появляется другой спасительный образ — Отрока Ягве, учителя Своего народа и светоча всех народов, с великой кротостью проповедующего правду Божию. Он будет обезображен, отвергнут своими, но принесет им спасение ценой своей собственной жизни (Isaiae 42:1-7; Isaiae 49:1-9; Isaiae 50:4-9 и в особенности Isaiae 52:13-53:12). Наконец, Даниил видит «как бы Сына Человеческого», грядущего на «облаках небесных» и получающего от Бога власть над всеми народами, царство, которое не прейдет никогда (Дан 7 13-14). Однако, накануне нашей эры заметно возрождение раннего мессианства: широко распространяется ожидание Мессии-Царя, но в некоторых кругах ждут Мессию-первосвященника, в других — Мессию трансцендентного.
Первохристианская община относила к Иисусу Христу эти различные пророчества, которые органически сочетались в Его личности. Он — Иисус, т.е. Спаситель, Христос, т.е. Помазанник, потомок Давида, рожденный в Вифлееме, Царь мирный, согласно Захарии, страждущий Отрок Ягве, согласно кн Исаии, младенец Еммануил, возвещенный Исаией, нисходящий с неба Сын Человеческий, которого видел Даниил. Но ссылки на древние пророчества не должны умалять самобытности христианского мессианизма. Иисус Христос, исполнив пророчества, превзошел их, и Сам отверг традиционный царский мессианизм в его политическом понимании.
КНИГИ ПРОРОКОВ
Пророков, которым, согласно библейскому канону, принадлежит какая-нибудь книга, принято называть пророками-писателями. Однако, сказанное выше о пророческом служении показывает неточность этого выражения: пророк — по существу оратор, проповедник, а не писатель. Пророческое слово прежде всего произносится, но следует объяснить, как происходил переход от этого устного слова к письменному.
В книгах пророков можно различить три основных элемента: 1) собственно пророчества, т.е. слова Самого Бога, или поэтические картины, выражающие их поучение, возвещение, грозное предупреждение или обетование... 2) повествования в первом лице, в которых сам пророк .рассказывает о своем опыте и в частности о своем призвании; 3) повествования в третьем лице, воспроизводящие события из жизни пророка или обстановку, в которой осуществлялось его служение. Все эти три элемента могут сочетаться, напр, когда отдельные изречения или речи включаются в повествование.
Повествования, ведущиеся от третьего лица, указывают, что не сам пророк является их автором. Свидетельство этому мы находим в кн Иеремии. Пророк продиктовал Варуху (Ieremiae 36:4) все те слова, которые он произнес от имени Ягве за 23 года (ср Ieremiae 25:3). Так как этот сборник был сожжен царем Иоакимом (Ieremiae 36:23), тот же Варух написал новый свиток (Ieremiae 36:32). Рассказать об этих фактах мог только сам Варух, которому приписываются также и следующее за этим биографическое повествование (Иер 37—44), заканчивающееся словами утешения, обращенными Иеремией к Варуху (Ieremiae 45:1-5); во втором свитке (самим Варухом или другими) к прежнему тексту «еще прибавлено много подобных слов» (Ieremiae 36:32).
По-видимому, аналогичные обстоятельства обусловили возникновение и других пророческих книг. Вполне вероятно, что сами пророки записали или продиктовали часть своих пророчеств или рассказ о личном опыте (ср Isaiae 8:1; Isaiae 30:8; Ieremiae 30:2; Ieremiae 51:60; Ezechielis 43:11; Habacuc 2:2). Это наследие могло быть отчасти сохранено устным преданием, напр, учениками Исаии (на которых очевидно указывается в Ис 8 16). В той же среде сохранились воспоминания о жизни пророка, в которые входили и слова пророческие, предания об Исаии, собранные в книгах Царств (2 Regum 18-20) и перешедшие оттуда в книгу Исаии (Isaiae 36-39), рассказ о столкновении Амоса с Амасией (Amos 7:10-17) и т.д. Из этих элементов образовались сборники, в которых соединялись воедино слова пророков, близкие по своему духу, или освещающие одну и ту же тему (напр слова против языческих народов у Исаии, Иеремии, Иезекииля), или же сочетающие предсказания бедствий с обетованиями спасения (напр у Михея). Эти писания читались и обдумывались поколениями, что содействовало сохранению духовных течений, восходящих к пророкам: современники Иеремии цитируют одно из пророчеств Михея (Ieremiae 26:17-18), часто встречаются ссылки на древних пророков (Ieremiae 28:8); упоминание о них повторяется как рефрен у Ieremiae 7:25; Ieremiae 25:4; Ieremiae 26:5 и т.д., затем у Zachariae 1:4-6; Zachariae 7:7-12; Danielis 9:6, Danielis 9:10; Esdrae 9:11). В среде ревнителей голос пророков звучал как живой, поддерживая веру и благочестие. По вдохновению Божию к этим сборникам продолжали добавляться «еще подобные слова», как напр, в свитке Варуха (Ieremiae 36:32), что приближало их к новым потребностям своего времени или обогащало их содержание. Эти дополнения могли быть довольно пространными, что мы видим в книгах Исаии и Захарии. Наследники пророков были уверены в том, что таким образом они сохраняют полученное ими сокровище и правильно применяют их учение в современной обстановке.
Книги четырех великих пророков — Исаии, Иеремии, Иезекииля и Даниила — стоят в каноне в хронологическом порядке, которому мы здесь и следуем.
1 Пророк вводится теперь в самую внутренность храма, евр. гекал, слово означающее святилище и святое святых, или одно святилище: 3 Цар 6:2,5,17. У входа в святилище, в дверях, ведущих в него, стояли опять две массивные, колонны (план 4: khmo giln), которые были толще предыдущих на 1 локоть, именно были 6 локтей (в направлении hm и gl).
В ширину скинии — замечание непонятное; посему лучше по LXX, которые имеют здесь повторение прежнего выражения: «широта аилам», читать вместо огел, скиния, слова, которое у Иез. нигде не употребляется (исключая имен Огола и Оголива) аил, столб.
2 Дверь (план 4: hg, lm), названная здесь петах, собств. отверстие, а не шаар, монументальная дверь, из храмового притвора в святилище, была ширины в 10 локтей, т. е. такой же ширины, как ворота внешние и внутренние (40:11) и уже на 4 локтя входа в притвор храма (40:48 по LXX); она занимала половину всей передней стены храма, выдаваясь своей величиной: в такую дверь могла быть видна вся внутренность святилища и, может быть, не только из внутреннего двора, но благодаря высокому положению храмового здания, и из внешнего двора; бока дверей (план 4: hk, gi), т. е. остающаяся незанятою для двери часть стены, служившая для двери как бы косяком, — были с каждой стороны по 5 локтей (в притворе храма 3 локтя: 40:48).
Святилище («храм») внутри было длиною (план 4: os или nr) в 40 л., а шириною (on или rs) в 20 локтей, как в Соломоновом храме и Моисеевой скинии. Слав. «долготу их», «их» ошибочный перевод греч. αὐτου̃, его, храма.
3 В святое святых пророк, хотя и священник, не может войти, посему ангел без него «пошел внутрь», т. е. в священную глубь святилища (LXX имеют здесь странное: «и вниде во двор внутренний») и приступил к измерению входа во святое святых. Этот вход, как и ворота внешние и внутренние, как и вход в притвор храма и святилище, имел два столба в 2 локтя, очевидно — толщины, т. е. такой же толщины, как столбы 40:9; следовательно такой толщины была и стена (uu', tt'), отделявшая святилище от святого святых. Дверь (петах, см. ст. 2) была 6 локтей, т. е., очевидно, ширины (t'u'); далее, исправляя совершенно непонятное замечание масор. текста: «ширина двери» (только что указанная! О высоте двери предыдущее выражение никак нельзя понимать, так как о высоте нигде в главе не было речи, исключая сомнительную дату 40:14) по LXX на «бока же дверная», т. е. часть стены, незанятая дверью (rt' и u's), была «седми лактей о сию страну и седми обону». Входы в притвор, святилище в святое святых, как сказано, суживались в арифметической прогрессии: 14-10-6 и соответственно расширялись бока стены: 3-5-7.
4 Святое святых (по евр. здесь zella) было, как в скинии и Соломоновом храме, квадратное 20 локтей. Выражение «в ширину храма», LXX: «пред лицем храма» дает понять, что ангел определил величину святого святых через измерение его лишь передней стены, не входя в него или из благоговения или чтобы пророк, которому уже никак нельзя было идти туда, мог следить за ним глазами; следовательно величина vy (на плане 4) была указана ангелом a priori. LXX странно: «долготу дверей 40 локтей». После святилища LXX со ст. 3 дают какие-то измерения ворот внутреннего двора.
5 Толщина храмовой стены, о способе измерения которой ангелом ничего не сказано (ангел не выходил еще из храма), равнялась 6 локтям. Такая толщина была в духе древней архитектуры, любившей массивность. Эта толщина указана непрямо уже в ст. 1, под видом ширины входных столбов. Столь внушительная толщина — символ резкой обособленности святейшего обитания Божия от мирской скверны — увеличивалась до полного и для данного случая огромного числа 10 (половина всей ширины здания!) шириною в 4 л. примыкающих к стене боковых комнат.
Боковых комнат — евр. цела, как назывались такие же комнаты в Солом. храме 3 Цар 6:5,10; ср. известные cellae языческих храмов; собств. бок, ребро; посему LXX πλευρὰ, слав.: «страна», Вульгата: latus; комнаты, действительно, представляли из себя как бы ребра храма (см. план 4: 1-33). Это был таким образом третий род храмовых комнат подле таим 40:7 и далее и лишкот 40:44 (см. объясн. там). В храме Соломоновом эта пристройка была шириною 5 локтей, вернее — такой ширины были комнаты нижнего этажа ее, среднего же 6, а верхнего 7, вдаваясь в толщину внешней и внутренней стены 3 Цар 6:6). Кругом, в евр. трижды (соотв. 3 стенам): два раза здесь подряд, а третий после слова «храма»; у LXX один раз.
6 Боковых комнат, предназначавшихся должно быть для хранения свящ. утвари и приношений, было тридцать три, комната подле комнаты, букв.: «и боковые комнаты комната подле комнаты три и тридцать раз». Выражение можно понимать не только в смысле 33: слово «раз», евр. пеамим, было тогда лишнее. Так как предлог ел, «к», «у», «подле», у Иез. сплошь и рядом синонимичен предлогу ал, «над», то выражение может значить: «комнат было комната над комнатою 3 и это 30 раз» или, переставляя с LXX и др. древними переводами 3 и 30; «комнат было 30 и это 3 раза», т. е. комнат было по 30 в каждом из 3 этажей; в Соломоновом храме количество таких комнат не указано (3 Цар 6:8); Талмуд считает их там 38: 15 на с., 15 на ю. и 8 на з. Таргум в Иез. храме считает 33 комнаты по 11 в каждом этаже. Ввиду такой традиции и согласия переводов в передаче числа 33 (LXX: «тридесять три дващи»), нельзя отстаивать понимания 30 Ч 3. И поделить длину всей стены храма легче между 33 комнатами, чем между 30; именно если считать комнаты квадратными в 4 локтя (ст. 5), а промежуточные стены между ними считать в 2 локтя (по соответствию с 2 л. ст. 3; см. объясн.), то получим следующий расчет. Южная стена храма: 6 л. толщины ее + 40 л. длины вдоль святилища + 2 л. толщины стены между святилищем и святым святых + 20 л. длины вдоль св. свят. + 6 локтей толщина задней стены = 74; в ней может быть 12 комнат и 18 промежуточных стен: 12 Ч 4 + 13 Ч 2 = 74. Западная стена: 6 + 20 + 6 = 32; в ней могло быть 5 комнат и 6 промежуточных стен: 5 Ч 4 + 6 Ч 2 = 32. Следующая стена, северная = 74 локтям и 12 комнатам. Получаем комнат 12 + 5+ 12 = 29. Две комнаты в углах западной стены с сев. и юж. и 2 в стене притвора (Сменд). Но стены между комнатами могли быть и тоньше 2 локтей. LXX и Вульгата: «тридесят и три дващи», где последнее слово явно соответ. евр. пеаним (дващи — в 2 стенах — юж. и сев.?). Как 30, так и 33 — символические числа.
Далее указывается, в каком отношении находились комнаты к стене храма: «Они вдаются в стену, которая у храма для комнат кругом». Букв.: «и входят в стену, которая для (ле) храма для комнат кругом». Говорится о другой стене, окружающей храм за комнатами, ширина которой указывается в ст. 9; стена самого храма не могла быть обозначена так многословно; притом же далее говорится, что комнаты не касаются стены самого храма.
Так, что от в связи с нею (букв.: чтобы они были укреплены), но стены самого храма не касаются. Ср. 3 Цар 6:6; LXX (от слов «они вдаются...»): «и расстояние (вместо баат, входящие [вдаются], могли читать бецаот, синоним миграот по 3 Цар 6:6) в стене храма в странах (боковых комнатах) окрест (между стеною храма и боковыми комнатами кругом было свободное пространство), еже на прозрак быти входящим (του̃ εἰ̃ναι τοι̃ς ἐπιλαμβανομένοις ὁρα̃ν — так что был просвет и можно было пройти между комнатами и стеною храма), да отнюдь не прикасаются (комнаты) к стенам храма». Вульгата: et erant eminentia — чем предполагается, что поперечные стены комнаты, в виде контрфорсов выходившие от стены храма и служившие разделением между комнатами, не только доходили до наружной стены боковых пристроек, но и выступали некоторою частью из линии этой стены.
7 Стих будет понятен, если предположить, по аналогии с Соломоновым храмами в описании 3 Цар 6:6, что главная стена храма (суживаясь кверху) имела три уступа, на которые положены были (чтобы не долбить и не портить стены) балки для пристойки, благодаря чему комнаты в каждом следующем этаже пристройки была шире предыдущего этажа (на ширину этого уступа, — в Соломон, храме на 1 л. — 3 Цар 6:6). Может быть, полная аналогия с Соломоновым храмом явилась причиной крайней краткости здесь описания, заключающего поэтому много неясностей. Букв. с евр. «И расширялся (кто? по-видимому, все здание храма, но, как видно из дальнейшего, только в боковых комнатах) и оборачивался (насва, — или закруглялся, изменялся) вверх и вверх (т. е. с приближением кверху более и более) для (ле — в отношении) боковых комнат, потому что закруглялся (или изменялся, — тот же глагол в причастной форме мусав; рус. предположительно: «окружность храма») храм (его пристройка?) выше и выше (более и более кверху) кругом кругом храма». LXX: «широта же вышние страны (τη̃ς ἀνωτέρας τω̃ν πλευρω̃ν — каждой верхней боковой комнаты) по приложению (κατὰ τὸ πρόσθεμα — увеличивается сообразно придатку) от стены к вышней (т. е. комнате)». Вульгата по таргуму и равв. «и пространство (platea), кругом поднимающееся вверх винтом (per cochleam, витою лестницей) и вело на самый верх храма извивами (per gyrum)».
И потому (ал-кен, ὅπως, яко да, idcirco) храм (т. е. опять в боковых комнатах; нет у LXX) имел большую ширину вверху. † Проф. А. Олесницкий понимает это место так, что самое здание храма расширялось кверху, составляя в этом отношении противоположность Соломонову. Тогда как исторически Соломонов храм вверху суживался, изображая собою плотяные, тяготевшие к земле формы ветхозаветного богослужения, храм будущий, предуказываемый Иезекиилем, только узкою полосою стоит на земле, все более и более расширяясь кверху и изображая собою все большую и большую открытость религиозного духа в будущем к небесным видениям» (Ветхозаветный храм в Иерусалиме. Спб., 1889, 311). Проф. М. Муретов на это замечает, что Иезеекилев храм, во всех деталях соответствуя Соломонову, едва ли мог и в данном отношении отступать от него (Ветхозаветный храм. М., 1890, 169).
И из нижнего этажа восходили в верхний через средней. Букв.: «и так нижняя (т. е. комната) поднималась к верхней у (ле) средней»; LXX: «и да от долних (комнат) восходят на горняя, а от средних на трекровная» (τὰ τριώροφα, третьеэтажные). Речь явно о лестнице, ведущей в разные этажи 90 или 99 комнат, которая была в Соломоновом храме витою называется в 3 Цар 6:8 лулим. Следы витых лестниц найдены в Месопотамии и Финикии, в Баальбеке; в последней они назывались hil или hul, мн. ч. hilani (А. Олесницкий. Ветхозаветный храм в Иерусалиме, 249). Между собою комнаты могли сообщаться коридором в толстой стене их, именно наружной, в которой были устроены два выхода из комнат (план 4: С, С) на двор (ст. 11).
8 Как уже заметил ранее (40:49) пророк, храм в собственном смысле, т. е. здание святилища и святого святых, стоял на возвышении, так что к нему вела лестница в 10 ступеней. У читателя возникал вопрос, в каком отношении к этому возвышению или насыпи, на которой стоял храм, находились боковые комнаты — был ли фундамент их ниже или одной высоты с фундаментом храма. Пророк теперь, окончив описание пристройки к храму, и разрешает это недоумение. Он окидывает взором теперь все здание храма снизу до верху и видит у дома кругом говах, рус. пер. «верх», слав. «высоту», слово, очень близкое (особенно если читать его гава) к употребленному в Ин 19:13 гаввафа, помост (ср. Иез 40:18). Это говах точнее определяется далее как муседот для боковых комнат, слово, в котором перевод Вульгаты fundata позволяет видеть значение фундамента (а не окружность, как рус: «во всю окружность»; LXX: διάστημα, расстояние. След. фундамент боковых комнат представлял из себя возвышение и та мера, которая далее у пророка указывается для этого возвышения, естественно должна быть не мерою его ширины, а мерою высоты его; только такая мера могла быть здесь указана без точнейшего определения. Эта мера была равна полной единице меры для всех настоящих измерений, именно целой трости ангела, заключавшей в себе 6 локтей — ацилла, прибавляет еще пророк какой-то неизвестный термин (может быть, «локтей до изгиба», отсюда рус. «полных»; или какой-нибудь архитектурный термин — может быть, для такого рода как здесь — выступающего из под здания фундамента). Рус. пер. этого стиха неточен и неясен; его следует исправить приблизительно так: «и я видел высокий помост у дома вокруг, служивший основанием для боковых комнат, мерой в целую трость, шесть полных локтей». Такую мысль, кажется, видели в этом ст. и LXX. Но первое слово «и видел» они, читая его не роити, а тера ле («было видимо у»), сочли архитектурным термином и оставили без перевода τὸ θραὲλ; слав. этот термин исправляет должно быть по евр. тексту на «и видех»: «И видех храма высоту окрест расстояние стран (на всем пространстве комнат) равно трости шести лактей расстояния»; последнее слово соответствующее евр. ацилла, греч. библия, читая не род. п. ед. ч., а им. мн. ч. διαστήματα, относит уже к следующему стиху. Некоторые толкователи видят в этом стихе указание на высоту комнат; 6-ти локтей они действительно могли быть в высоту, потому что высота всего здания должна быть 20 локтей (на осн. ст. 4); но пророк нигде, за исключением 40:5, не дает измерения в высоту; и из текста настоящего стиха трудно извлечь такую мысль.
9-10 Боковые комнаты храма примыкали ко второй, наружной стене храма (βγ на плане 4), которая была естественно такой же толщины, как продолжение ее — стена притвора (40:48), т. е. 5 локтей, на локоть тоньше первой стены. Такая толщина не соответствовала по теперешним архитектурным требованиям 4 локтям ширины боковых комнат, которые эта стена ограждала; но 1) древность любила массивные стены и в ассиро-вавилонских постройках не редкость маленькие пространства, заключенные в несоразмерно толстые стены; 2) эта стена ограждала не столько боковые комнаты храма, сколько самый храм, являясь для него вторым, а считая и самые комнаты третьим ограждением от мира и всей его нечистоты. Таким ограждением являлось далее для храма и свободное открытое пространство, доступное конечно не всем, евр. муна, LXX «прочая», τὰ ἀπόλοιπα, — между (рус. «подле», евр. бет вместо бен, между, как видно из LXX) боковыми комнатами (слав. «странами») храма, т. е. точнее между его второю стеною и другими «комнатами» 10 ст.; этот последний стих нужно соединить с концом 9 ст.: «и открытое пространство подле (чит.: между) боковых комнат храма и между комнатами (какими, см. далее) расстояние шириною в 20 л.». Лучше у LXX: «и прочая (см. выше) между странами (комнатами) храма и между преградами широта двадесяти лактей». Вульгата (9b ст.): «и был внутренний дом в стенах храма», т. е. должно быть: комнаты храма представляли из себя как бы целый дом, скрытый в стенах храма. Комнат 10 ст. по евр. названы не целаот, как боковые комнаты в самом здании храма, а лешахот, как названы, комнаты у внешней стены храма (40:17, см. объясн.), слав. «преграды», греч. ἐξεδρω̃ν, очевидно, те комнаты у внутренней стены храма, которые так подробно будут описаны в 42 гл. и которая пророк называет здесь без пояснения, предполагая их присутствие на внутреннем дворе само собою понятным и известным читателю по Соломонову храму и по аналогии со внешней стеной настоящего храма. Эта ближайшая, священная окружность храма (план 3: FFF) была шириною в 20 локтей; но к этой цифре немного далее (ст. 11) прибавляется еще 5 локтей какого-то другого, более близкого к зданию храма открытого пространства, благодаря чему оно было шириною в 25 локтей, как и следует ожидать по размерам внутреннего двора: 100 локтей ширины двора — 50 л. ширины храма с двумя стенами и комнатами = 50 : 2 = 25. Это открытое пространство имел храм «кругом» (слав.: «окружность окрест храма», т. е. указанная площадь составляла окружность храма), — выражение, которое может иметь здесь только ограниченный смысл («всего» следовало бы вычеркнуть в рус. пер., как неудачное пояснение подлинника) именно с с., ю. и з., так как с в. находился пред храмом уже указанный пророком в 40:47 столоктевый, священный немногим менее самого храма, квадрат с жертвенником посередине; как бы в соответствие с таким смыслом здесь слова «кругом» оно в евр. (как в ст. 5; см. объясн.) повторено трижды.
11 С дворами храма настоящие боковые комнаты сообщались дверьми, которых было 2: одна на северной стороне храма, а другая на южной (план 4: С, С). Таким образом, и в этой частности храм заключал больше симметрии, чем Соломонов, имевший такую дверь только на южной стороне (3 Цар 6:8). К этим дверям направлялись все выходы из всех 90 или 99 боковых комнат, — мысль, которую хотят, по-видимому, выразить и LXX своим началом стиха: «двери (мн. ч.) же преграды к прочему (на открытое пространство) дверей (ед. ч.) единых яже к северу (объединились в одной двери на северной стороне) и дверь к югу». Эти двери вели на открытое пространство, евр. муна, слав.: «прочее», которое описано и измерено в ст. 9 и 10; но выходили они не непосредственно на это пространство, а на меком этого муна (рус. безразлично с прежним: «этого открытого пространства»), на какое-то особенное место в нем, для которого указывается и особая мера, очевидно не входящая в общую меру муна ст. 9 в 20 локтей, мера в 5 локтей. Это «место» могло быть ничем другим, как упомянутым в 8 ст. фундаментом, именно открытою, выдающеюся из под наружной, второй стены храма (боковых его комнат) частью фундамента, панелью здания; теперь таким образом указывается ширина этого фундамента, когда высота его уже указана (ст. 8), именно ширина наружной части его, так как размер остальной части следует сам собою из предыдущих данных. LXX называют эту часть храмового здания: «свет прочего», т. е. освещенная наружная часть храма, примыкающая к открытому пространству, к «прочим» ст. 9; Вульгата по Симмаху: του̃ τόπον τη̃ς προσευχη̃ς — locus ad orationem, считая его местом специально предназначенным для молитвы пред храмом. Эта часть внутреннего двора могла и отделяться каким-нибудь образом, напр. решеткой, от остальной части двора ввиду особенной святости ее от близости к храму.
Кругом, по-евр. савив, дважды должно быть в соответствие тому, что двери находились только с северной и южной стороны храма (см. объясн. в ст. 5 и 10).
12 Самую заднюю часть храмового двора занимало большое здание (бинъян — может быть, и целый ряд построек, так названа в 40:5 внешняя стена храмового двора; LXX τὸ διορίζον, «раздел», промежуточное здание? План 3: Е), назначение которого не указано вероятно потому, что оно было неблагородным, напр. служило для каких-нибудь отбросов. Оно находилось «пред» какой-то гизра, рус. «площадью», слав. «противу прочему», слово от корня «отделять», означающее, как думали LXX, место кругом храма в 25 л. ширины; но Лев 16:22, где созвучным гезэра названо место, куда прогоняли козла отпущения, скорее позволяет слово приложить к той части ближайшей к храму площади, которая находилась за самым храмом и как бы заражалась неблагородным назначением этого здания (посему Вульгата начало стиха: aedificium quod erat separatum). Может быть, это место и здание имеют в виду 43:21, указывая жертву за грех сожигать «на назначенном месте Дома вне святилища». Характеру здания вполне соответствовало то, что обращено оно было (фронтоном, входом) к западу («на западной стороне», «аки к морю», букв. «со стороны моря»: Средиземное море на запад от Иерусалима), к стране мрака. В Соломоновом храме, по-видимому, на том же месте было такое же здание, называвшееся фарурим (4 Цар 23:11) или парвар (1 Пар 26:18). Ширина (hl) этого здания или места, т. е. по терминологии Иезекииля меньшее измерение его, следовательно от востока к западу, была 70 локтей; стена же его была в 5 локтей — уже, как то и естественно, стены храма и даже стены внешнего двора, — а длина 90 локтей. Числа все не столь круглые и символические, как в других частях таинственного храма, что отвечало достоинству здания. Если длину здания увеличить толщиною двух стен его (5 Ч 2), получим 100 локтей, что будет соответствовать длине «открытого пространства», «прочего» (план 3: FFZ) и величине внутреннейшего двора в 40:47 (fef'e'). Что же касается ширины здания, то если к ней прибавить 5 л. толщины его восточной стены, предполагая, что западной ему служила внешняя стена храмового двора, то оно как раз займет остающуюся после всего исчисленного часть двора по его протяжению с востока на запад. Именно его протяжение по 42:16 = 500 л., из них надо вычесть: 50 л. 40:15 + 100 л. 40:19 + 50 л. 40:33 + 100 л. 40:47 + 100 л. длины храма + 25 л. ширины фундамента, останется 75 л.
13 После описания большего заднего здания во дворе храма указывается отношение его размеров к размерам храма. Это отношение замечательно тем, что размеры обоих столь неравных, если не прямо противоположных по достоинству зданий, почти равны между собою и сводятся к числу 100, числу величайшей полноты и символизма. Но для этого равенства требуется некоторая перестановка составных членов, именно в низшей из сравниваемых величин, что опять таки знаменательно. Длина храма, которая впервые определяется (измеряется ангелом) во всей ее целости и выражается в 100 локтях (5 л. толщины в стене притвора, 12 л. по 40:49 у LXX длины притвора, 6 л. толщина главной стены храма, 40 л. длины святилища, 2 л. стены между святилищем и св. св., 20 л. длины св. св., 6 л. толщины глав. храм, стены на запад, 4 л. ширины боковых комнат, 5 л. толщины наружной стены храма). Этой длине равно соответствующее измерение (ширина по ст. 12) заднего здания (евр. бинъя = бинъян ст. 12 в отличие от баит, дом, о здании храма, рус. пристройка, LXX «разделяющая» = «раздел» ст. 12), но взятое не только с его стенами, но и с той частью гизры (рус. площадь, слав. «прочая»), которая находилась между храмом и зданием.
14-15 Ширине храма (букв. «лица храма», фронтона его, слав. «противу храма», рус. «по лицевой стороне»), если к ней прибавить как нечто близкое к ней по святости ближайшую «площадь», гизру восточную (= муна ст. 10 и 11) и благодаря этому считать ее в 100 л. (20 л. ширины внутренности храма, 5 Ч 2 толщины внутренних стен, 4 Ч 2 ширины боковых комнат, 5 Ч 2 толщины наружной стены, 25 Ч 2 «открытого пространства», муны ст. 10, 11), этой ширине отвечало другое измерение заднего здания (длина по ст. 12), именно с той его стороны, которая обращена к гизре (рус. «пред площадью на задней стороне», букв. «пред лицом гизры, которая сзади его»), потому что фронтон здания (который следовало бы измерять) вдавался должно быть во внешнюю стену настолько, что границы здания не были заметны. Но опять ширина храма соответствовала длине заднего здания, если последнюю восполнить величиною каких-то аттик’ов (рус. «боковыми комнатами»), которое имело заднее здание, по ту и другую сторону свою. Что такое эти аттик’и или аттук’и (ketib), упоминаемые здесь впервые и появляющиеся затем в следующем стихе, как принадлежность уже самого здания храма, а затем в 42 гл. как принадлежность стены внутреннего двора и ее комнат, в этом разногласят толкователи. LXX переводят «прочая», ἀπόλοιπα, считая слово таким образом термином, равнозначащим муна, «открытое пространство» ст. 9 и 11; но последнее едва ли могло присчитываться к зданию при измерении его длины; а в дальнейших случаях употребления аттик и совсем невозможно такое значение для него; посему LXX в ст. 16 передают его уже «свещения», ὑποφαύσεις (просветы), а в 42:3 «притворы», στοαὶ, ст. 5 «междустолпие», περίστυλον (галереи, портики); так и Вульгата в последних двух местах, а здесь оставляет без перевода — ethecas; древн. греч. переводы: ἐξθέτας (нечто вроде балкона), Таргум: «угол». Из этих значений наиболее подходит и здесь, и в других местах употребления этого слова: галерея, навес, балкон.
15 Пророк переходит к описанию внутренней отделки храма, и этому описанию предпосылается так называемый именительный самостоятельный (ср. 1:7,9), неосновательно присоединяемый в рус. Библии к предыдущему: «со внутренностью храма и притворами двора». Букв.: «и храм (гекал) внутренний и притворы двора», т. е. что касается храма и его притворов, то они были такие-то (следует далее описание). Притвор в храме был один; посему лучше с LXX читать ед. ч., а пред внутренней поставить «и»; тогда под гекал будет разуметься святилище, «внутренний» — св. св., и к ним будет присоединен «притвор двора», т. е. выходящий на двор. Убранство этих только частей храма и описывается далее. Слав.: «храм же и углы (может быть, потому что отделка их главным образом описывается ниже) и елам внешний» (вместо гацер, двор, LXX читали хацон, внешний, разумея, может быть, притвор в собственном смысле в отличие от святилища, являющегося притвором своего рода для св. св.); дальнейшие слова слав. текста «доски постланы» начинают уже описание отделки и соответствуют нач. 16 ст. в евр. и рус. Библии.
16 Внутренняя отделка храма не везде, конечно, могла быть одинаковой: нижние части стен должны были иметь не такую богатую отделку как верхние. Сначала, видимо, и описывается у пророка нижняя отделка: «и пороги», гасиппим, мн. ч. от саф, порог; так и Вульгата: limina; рус. пер.: «дверные брусья» (по LXX?). LXX читали седуним, πεφατνωμένα, «доски постланы», высланы досками, и относят к предыдущему: храм, давир и притвор были обложены досками штучно, квадратами. Далее букв. с евр.: «и окна решетчатые и аттики (см. объясн. ст. 15, рус.: «боковые комнаты») кругом во всех трех», т. е. святилище, давире и притворе, названных в пред. ст. и которые поэтому могли быть здесь обозначены так кратко; рус. пер. «ярусах». Пороги, окна и аттик’и были самой заметной частью из внутренней отделки; они не описываются (как описанные раньше), а прямо указываются. LXX: «и окна решетчатая свещения (ὑποφαύσεις — просветы, т. е. окна в форме узких просветов) окрест трем»; слав. в скобках «странам», т. е. боковым комнатам; но скорее разумеются «три» части храма, указываемые концом 15 ст.; «еже приницати», ὥστε διακύπτειν, т. е. окна были такой величины и устройства, что через них можно было выглянуть как через щель; «храм же (т. е.: а остальное в нем кроме окон) и яже близ него (притвор и пристройки?) устлан древом окрест».
Далее, по-видимому, говорится, что пол (слав. «помост», букв. «и земля», Вульгата: terra; рус. пер.: «от пола») до окон, т. е. с частью стены до окон, был облицован одинаково. Чтобы закончить описание этой части стены, прибавляется, что окна были «закрытые», мекусот, или скрытые, т. е. что они закрывались или устроены были в стене так, что их не было видно, и этим должно быть отличались от воротных окон, названных в 40:16 «решетчатыми»; это новое определение окон соответствует должно быть в 1 Цар 6:4 определению их шекуфим (рус. пер.: «глухие с откосами»), означающему, по объяснению халд. парафраста, что амбразуры окон были шире с внутренней стороны чем с наружной (по мнению А. Олесницкого (указ. соч. 250) наоборот, иначе они проводили бы в храм дождевую воду). Если принять во внимание громадную толщину храмовой стены (6 локтей) и ту высоту, на которой сделаны были окна (они находились над крышею храмовой трехэтажной пристройки — в Солом. храме на высоте 25 л.), то эти окна скорее являлись «отдушинами, имевшими напр. целью выводить случайный угар от зажжения ламп или кадильный дым» (Олесницкий, 250), чем световыми окнами. Отсюда и название их «скрытыми». Они не мешали тому мраку, в который, подобно скинии Моисеевой, были погружены святилище и св. св. (по наст. месту Иез. окна как будто предполагаются и во св. св.) храма (Иезекиилева, как и Соломонова). В храме Ирода окна закрывались густыми подвижными решетками, которые днем поднимались: по Tamid. III, 6 когда утром на заре, пред жертвоприношением, отворялись двери храма, то вместе с тем открывались и окна; вместе с этим по Мишне (VI, 1) тушились ночные лампады храма и на день оставлялась горящею только одна лампада (Олесницкий, 520). Конечно, окна предоставляются без стекол; не только стекла, но и слюда вошли в употребление позже, и в нынешнем Иерусалиме окна большей частью не застеклены. Проф. М. Муретов для полного отсутствия дневного света во храме (на что указывает, по нему, между прочим увеличение Соломоном числа светильников во храме до 10) считает окна Сол. и Иез. храма только декоративными (указ. соч. 233-239). У LXX замечание об окнах: «окна же отворяемы трояко (ἀναπτυσσόμεναι τρισσω̃ς — трехстворчатые) на приницание (εἰς τὸ διακύπτειν, в которые едва можно было заглянуть)».
17 Чем же украшены были, кроме деревянных панелей и окон, стены храма? Аналогия скинии и Соломонова храма позволяют предвидеть ответ на этот вопрос пророка. Ближе к евр.: «В вышину дверей (ал-меал — собств. «к верху дверей», — слав. «даже до», рус. «от верха дверей», т. е. вниз)» на стенах храма, на стенах храма до (включительно) дома внутреннего, т. е. давира, св. св. (рус: «как внутри храма», но это не может значить ад габаит гапним) и во внешнем, т. е. доме, святилище и притворе (слав. «и до внешнего», — но здесь предлог уже не ад, «до», а ле, «в»; рус. «так и снаружи») одинаково (ве — у, и — и) во внутренней (бапним) и во внешней (бахацон) части здания кругом были миддот». Под последним словом разумеют или обрамленные пространства, большие четырехугольники на стенах, рельефные рамы на стенах для указываемых далее изображений (в Неем 3:11,19-21 это слово об участках земли) или эти самые указываемые далее колоссальные фигуры (рус. пер.: «резные изображения», в Чис 13:32 это слово об исполинах; в Иер 22:14 о каких-то частях или принадлежностях грандиозного дома). Слав. и часть греч. кодексов «меры» (мадад, мерить) должно быть видят указание на симметрическое расположение описываемых далее фигур (Олесницкий, 301; Муретов, 245); то же должно быть Вульгата: ad mensuram. Ватиканский и др. не имеют этого слова.
18 Главное украшение таинственного храма было такое же, как в храме Соломоновом (3 Цар 6:29) и скинии: изображения херувимов. Возвышая мысль к самому престолу Божию, эти изображения превращали храм в высочайшее небо. «Стоя вдоль стен молчаливыми рядами вперемежку с пальмами, они напоминали ряд подобных же фигур на стенах Фив и Корсабада» (De Vogue. Le temple de Ierusalem. P. 32). Чередуясь с пальмами, деревом столь символическими в Св. Писании (см. объясн. 40:16), изображение херувимов производили впечатление размещенных в саду, саду, конечно, священном, небесном, Божием, т. е. рае. В первом видении пророку явились херувимы с 4 лицами; здесь на стене по законам перспективы они не могут иметь всех 4 лиц. Как были сделаны изображения херувимов, были ли они выгравированы или представляли барельефы, евр. глагол асуй не указывает; он значит только «сделаны были». Но LXX имеют: «изваянии», т. е. склоняются к мысли о барельефах.
19 Херувимы имеют здесь лишь два важнейших из своих 4 лиц: человеческое и львиное. Этим показывается вместе с тем, что виденные раньше, как и теперь, у херувимов лица несовершенно выражают их непостижимое существо: их явление людям не может быть всегда одинаково.
Так был отделан весь храм (букв. «дом») кругом, следовательно, может быть, и притвор. Это думают LXX, связывая стих с предыдущим и выпуская в 18 ст. миддот. Присутствие изображений херувимов и в притворе могло указывать на большую святость настоящего храма по сравнение с прежним рукотворенным. Но см. 26 ст.
20 Впрочем, святые и глубоко символические изображения не занимали стены во всю ее высоту; иначе они терялись бы для взора, притом важнейшими частями своими, именно страшно таинственными лицами, в недоступной глазу высоте. Достигая вершины дверей, эти изображения не могли не быть очень высокими (хотя высота дверей не указана нигде, но за свою величину они часто называются шеар, ворота), а если тогда уже соблюдалось элементарное правило нынешней архитектуры об одинаковой высоте дверей и окон, то и страшно высокими; пальмы же могли быть и выше естественной величины. Непонятно последнее замечание стиха: «также и по стене храма» (букв.: «и стена храма»). Единственно возможный, по-видимому, смысл его: такова была стена храма, собств. святилища, где стоит пророк. Масореты ставят над хекал puncta extraordinaria, необычайные знаки: жирную точку над каждою из 5 букв слова, отмечая его сомнительность. LXX, должно быть читая вместо кир, стена, кедеш, имеют: «святое же и храм» и относят эти слова к след стиху.
21 К внутренней отделке храма, вообще ни многосложной, но величественно простой и строго однообразной, нужно было отнести и мезузат, «дверные косяки» (значение слова очень вероятное, хотя и не несомненное; LXX в разных местах переводить различно), которые вероятно и делили все стены на упомянутые в 17 ст. миддот, обрамленные пространства с изображениями в них херувимов и пальм. В настоящем храме, частнее в святилище (гекал), где стоял пророк (LXX прибавляют — и во св. святых: «святое же и храм») мезузат, косяки были четвероугольны, форма более простая и правильная, чем пятиугольная, каковую имели те же орнаменты Соломонова храма (3 Цар 6:31). LXX приписывают эту форму не косякам, а самим дверям: «святое же и храм ἀναπτυσσόμενος τετράγωνα», открывается четыреугольником, слав. «отверзаем на четыри страны». И этот стих заканчивается неясным выражением: «и святилище имело такой же вид, как я видел»; букв. «и лице святого видение как видение». Выражение, как будто желая ограничить данное только что описание дверных косяков святилища, может, по-видимому, иметь тот смысл, что фасад («лице») св. св. («святого» в особенном и преимущественном смысле, противоположном гекал, вообще храм и, в частности, святилище) едва выступал пред взором пророка, имел такие неясные очертания, какие обыкновенно имеют предметы видений и какие не позволяли пророку составить представление и описать с достаточной ясностью такой частности на этом фасаде, как дверные косяки. LXX относят выражение к следующему стиху: «пред лицем святых видение яко зрак требника древяна».
22 В описании внутренности храма главное пророк искусно приберег к концу. Главным же был «жертвенник». Находясь в святилище, где стоит пророк, этот жертвенник мог быть только жертвенником курений. Это был, по-видимому, единственный предмет святилища, которое в Моисеевой скинии имело три предмета, а в Соломоновом храме — множество. Эта единичность вполне отвечала той простоте и строгости, какую имел во всех чертах своих таинственный храм и какая говорила символически о чем-то подобном в самой идеи Божества и спасения. Той же простоте отвечал и материал жертвенника: он был деревянный, составляя этим контраст Моисееву жертвеннику курений, хотя и деревянному, но так обложенному золотом, что его называли золотым (Евр 9:4). О золоте в своем храме пророк Иезекииль вообще не говорит. Жертвенник соответственно идее своей имел высоту бульшую длины: 3 локтя против 2. Ширина его не указана в евр. тексте, может быть, как сама собою разумеющаяся равной длине, но дается LXX: 2 локтя. Соответственно жертвеннику в собственном смысле, жертвеннику всесожжении, этот внутреннейший жертвенник имел рога, евр. микцоот, рус. пер. «углы»; вставляя глагол «имел» в евр. тексте LXX правильно устраняют от «рогов» определение «деревянные», ошибочно усвояемое им рус. пер.: материал их не указывается пророком. Будучи деревянным, жертвенник во всех частях своих, замечает пророк, и в стенках, позволяющих ожидать другого, более дорогого материала, и в основании (евр. орко, длина его, всеми читается по LXX одно, основание его), позволяющем ожидать более прочного материала, был таковым, выражая этим идею простоты, единства, равенства самому себе (как и в Божестве). Всякий жертвенник — это трапеза Божия (Мал 1:7,12). Тем больше такое значение должен был иметь настоящий жертвенник, находившийся в исключительном по своему положению и значению на земле храме Божием, в этом храме занимавший исключительное место — «пред Господом» (букв. «пред лицом Иеговы»), т. е. пред св. св., пред главным пунктом того особого присутствия Божия, какое имеет только таинственный храм, — и наконец, бывший единственной трапезою храма, так как последний не имел трапезы для хлебов предложения. Если к этому прибавить, что пророк ничего не говорит о ковчеге завета в таинственном храме, хотя бы потому что совершенно не мог видеть внутренности св. св., куда не дерзает войти, кажется, и ангел — измеритель (ср. объясн. ст. 4), то настоящий жертвенник является величайшей святыней таинственного храма, единственной в самом храме («Доме»). Тем понятнее, иначе несколько неожиданное, замечание: «это трапеза, которая пред Господом».
23 Описание святилища заключается дверями его, из которых пророк сейчас 42:1) должен выйти. Святилище имело двое дверей: одни вели в него, другие в св. св.: «и двое дверей», буквально с евр. говорит пророк, «для святилища и святого», что рус. пер. едва ли верно передает: «в храме» (в притворе его? гекал у пророка в этой главе означает святилище) «и в святилище» («святое» у пророка в этой главе сокращенное обозначение св. св.: 14 и 21) «по две двери» (двойные двери?). Несколько подобный смысл, впрочем, сообщают евр. выражению и LXX но ценою присоединения сюда первых слов следующего стиха с опущением пред ними «и»: «двои же двери храму и двои двери святому» (св. св.). Еврейское выражение, особенно в понимали LXX, не исключает возможности и принятого новейшими понимания, что здесь речь о двух половинках дверей, о двустворчатых дверях, о чем при первом понимали стиха речь будет только в 24 ст. Дверь — делет, слово, от которого взято название 4-й буквы алфавита далет; так названа дверь у Иез. здесь впервые, может быть, потому, что здесь дается специальное описание ее; ранее же она называется петах, отверстие.
24 Букв. с евр. «и две дверцы (тоже делет, что и в 23 ст., но здесь явно в значении «половинки, створы», рус. доски, греч. θυρώματα в противоположность θύραι, слав. «вереи») у обоих дверей вращающиеся (обе могут открываться, а не — одна глухая) дверцы две у двери одной и две дверцы у другой». 4 раза в стихе цифра «2» и 7 раз, а с концом 23 ст. 8 рая слово «дверь»; должно быть символика. LXX: «двоим же дверем (θυρώματα) вращающимся (στροφωτοι̃ς — подвижным), две вереи (θυρώματα, дверцы, при дальнейшем θύρα, двери) единым и две вереи вторым дверем (θύρα̨)», т. е. при или благодаря подвижности дверец или двустворчатости дверей, каждая дверь представляла собою две двери. Новейшие (Сменд, Бертолет, Кречмар) видят мысль о двустворчатости еще в 23 ст., а настояний стих понимают о двустворчатости каждой из двух половинок дверей, благодаря чему целая дверь является как бы ставкой или ширмой из 4 досок, вращавшихся на оси. Это чтобы легче открывались двери (широкая дверь при ее высоте трудно открывалась бы) или чтобы открытая дверь давала меньшее отверстие и не позволяла проникать в святилище лишнему глазу и свету (Сменд). Такая дверь более походила бы на завесу. Подтверждение такому пониманию находит у LXX и в 3 Цар 6:34, но в последнем месте возможно видеть мысль и о простой двустворчатости.
25 Будучи священными уже по местонахождению своему, двери храма (здесь гекал уже в широком смысле всего здания святил. и св. св.) становились еще священнее от изображения на них херувимов и пальм, коими были украшены они наравне со стенами храма. Благодаря этому, весь храм был «обстоим» непрерывным и бесконечно круговым рядом этих священнейших и столь знаменательных изображений. Двери своими 2 или 4-мя створами давали естественные рамки для этих изображений.
Пред притвором (букв. «пред лицем притвора», слав. «пред лице елам») был деревянный ав (рус. «помост»). Что означается этим словом, употребленным еще только в 3 Цар 7:6 в такой же связи, мнения расходятся. Более вероятным, чем значение «помост» (догадка рус. пер.; в 3 Цар «крыльцо») представляет значение «навес», необходимый для защиты притвора от ветра и дождя. Что такие навесы были употребительны при храмах, показывает храмовая целла Ел-Амрита (Сменд). LXX: σπουδαι̃α ξύλα, «древеса потребна» (запас дров?), а в 3 Цар πάχος, «толстота». Вульгата здесь grossiora ligna (помост?), но в 3 Цар epistytium. Таргум: нижний порог.
26 Пророку осталось сказать о внутренней отделке притвора. Его место менее священное, чем святилище и святое святых, уже не украшали изображения херувимов, а только решетчатые (LXX здесь «сокровены», см. объясн. ст. 16) окна, которые здесь благодаря отсутствию херувимов и так как были ниже, более бросались в глаза и занимали место тех священных изображений. С двух своих сторон каждое окно, как херувим во святилище, имело пальмы (LXX «и размери», читая далет вместо рош в тиморим). Так были украшены только боковые стены (рус. «по бокам», евр. китпот, не кирот, вообще «стены») притвора kk', ii' на плане 4), а также боковые комнаты храма (евр. дома; LXX; страны, πλευρὰ, храма) и какие-то уббим, слово, не поддающееся объяснению, — рус. пер. «и на деревянной обшивке», может быть, мн. ч. от ав ст. 25. LXX: ἐζυγωμένα, т. е. комнаты были соединены друг с другом, к чему слав. прибавляет «древами» (может быть, дуплет от чтения ав как ец), — замечание не безразличное, но не на месте, впрочем в 43 гл. речь именно об этих комнатах.
Содержание, разделение и происхождение книги. Пророка Иезекииля можно назвать боговдохновенным истолкователем плена вавилонского, смысла и значения его в системе промышления Божия об Израиле. Родом священник, отведенный с Иехонией в плен, пророк Иезекииль действовал среди сельских колонистов из еврейских пленников, оставляя Вавилон для своего великого соработника, придворного пророка Даниила. Результатом свыше двадцатилетней деятельности пророка (40:1 и 29:17 ср. с 1:12) и явилась его большая книга. Но в отличие от Исаии и Иеремии, Иезекииль, пленный, удаленный от своих рассеянных по Халдее соотечественников, вероятно просто писал (а не произносил) свои пророчества для распространения в народе (2:9): мы видим его только иногда говорящим прямо к народу (24:16) или старейшинам (да и то пришедшим к нему (8:1; 14:1); кроме того, пред народом совершаемы были им символические действия, вообще же «язык его был привязан к гортани и он был нем» (3:27), открывая уста лишь в исключительных случаях (24:27)12 . Посему он часто в книге приводит места из прежних писателей — прием скорее писательский, чем ораторский. Но нельзя ввиду этого согласится с рационалистическими толкователями Иезекииля, что он скорее писатель, а не пророк: пророчествовать можно и письменно; а благодаря такому характеру пророческого дара, который можно назвать литературным, книга Иезекииля выгодно отличается от других пророческих книг строгим единством содержания, последовательностью и систематичностью.
Рядом пророческих речей, видений и символических действий Иезекииль сначала, обличая нечестие Иудеи, предсказывает падение Иерусалима и окончательное пленение народа, а после разрушения царства предрекает погибель прямым и косвенным виновникам этого разрушения, старым и современным врагам Израиля (окрестным языческим народам), а Израиля утешает светлыми картинами великого будущего. Т. о. книга естественно распадается на две совершенно равные объемом, по 24 главы, части: обличительную и утешительную, из коих вторая почти так же равномерно делится на речи против языческих народов (гл. 25-32), косвенно утешительные для Израиля, и предсказания, прямо утешительные для него (гл. 33-48). Что касается частнейшего деления книги, то оно дается самим пророком в форме дат для его речей. Датирует он речи свои по годам пленения Иехонии, которое было и его пленением, и названы у него следующие годы: 5-й (1:2), 6 (8:1), 7 (20:1), 9 (24:1), 10 (29:1), 11 (26:1; 30:20; 31:1; 33:21), 12 (32:1,17), 25 (40:1), 27 (29:17). След., отдельные пророчества расположены в книге в хронологическом порядке, исключая 29:17-21, которое, очевидно, вставлено в готовую книгу. Ввиду этого ближе всего предположить, что книга возникла постепенно из отдельных отрывков, написанных в указанные годы.
Особенностями книги пророка Иезекииля являются а) таинственность и обилие видений. Пророка Иезекииля справедливо считают родоначальником еврейской апокалиптики, возникновению которой способствовало тогдашнее безотрадное положение Израиля, невольно устремлявшее все чаяния на далекое будущее, на конец времен (эсхатология 37-48 глав). Отсюда книга пророка Иезекииля наполнена видениями, одно другого величественнее, которые сообщают ей необыкновенную возвышенность содержания (к видениям Бож. откровение прибегает тогда, когда сообщаемая человеку тайна не укладывается в слова и понятия). Блаж. Иероним называет книгу пророка Иезекииля океаном и лабиринтом тайн Божиих (на Иез 47). У евреев запрещалось не достигшим тридцатилетнего возраста читать первую и последние главы этой книги (Мишна. Schabb. I, 13b.). Но при такой возвышенности содержания книги христология пророка Иезекииля не из богатых и уступает значительно Исаиной. Это потому что Иезекииль в своих пророческих созерцаниях занимается лишь двумя столь разделенными временем, но очевидно близкими по существу моментами истории Израиля: эпохой плена вавилонского и эпохой окончательного восстановления Израиля в конце времен; длинный же промежуточный период, когда Израиль лишился славы Божией (Шехины), обитавшей в храме на херувимах, и благодаря этому низведен был на степень обыкновенного народа, как бы не существует для взора этого великого еврея, хотя в этот период произошло столь важное для всего человечества событие, как явление Мессии. Посему-то о времени первого пришествия Мессии, Который стал радостью скорее языков, чем отвергнувшего Его Израиля, пророк Иезекииль не мог говорить много, его мысль более направлена на время, близкое ко второму пришествию, когда весь Израиль спасется.
Характерной чертой книги Иез. служат далее б) священнический колорит ее. Всюду проглядывает трогательная любовь автора к храму, его богослужению и обрядности (см. особ. 8 и 40-44 гл.), ревность к закону и обрядовой чистоте (4:14; 18:6; 43:8; 44:7). в) Печать вавилонского происхождения. Херувимы 1 гл. во многом напоминают ассиро-вавилонских крылатых волов и львов. «40-я и сл. главы с их так художественными архитектурными деталями переносят нас живо в среду громадных построек Навуходоносора. В зависимости от жизни в Вавилоне, который тогда был центром мировой торговли, где встречались верхняя и нижняя Азия, Персия и Индия, стоит и то, что никакой пророк не описывает так, как Иезекииль, народов и стран» (Шредер. Lange Bibelwerk. Der Propheth Jeesekiel. 1873, § 7).
Слог пророка Иезекииля. Иезекииль часто поражает читателя блестящими и живыми образами, не имея в этом отношении равного себе. Трудно представить себе что-либо более потрясающее, чем его видение поля, наполненного костями «сухими зело», что-либо более величественное, чем описание славы Божией в 1 гл. что-либо более живое, чем его картина порта Тира (27 гл.) Нападение Гога (38-39 гл.), кощунственное служение идолам в храме и гневное мщение Божие за него (8-11 гл.) — картины, которые не изглаживаются из памяти (Трошон. La Sainte Bible. Les prophetes — Ezechiel. 1884, 9). Григорий Богослов называл Иезекииля удивительнейшим и возвышеннейшим из пророков. Шиллер (по словам Рихтера) с величайшим наслаждением читал Иезекииля и хотел учиться еврейскому языку, чтобы прочесть его в подлиннике. Гроций сравнивал его с Гомером, а Гердер называл еврейским Шекспиром.
Тем не менее по местам язык пророка Иезекииля «темен, шероховат, растянут; выражения оказываются недостаточными для его стремительной мысли» (Трошон, ib). Уже блаж. Иероним находит в слоге пророка Иезекииля очень мало изящества, но без вульгарности (письмо к Павл.). Сменд, Бертолет (Das Buch Jesekiel. 1897) и др. указывают на следующие недостатки стиля Иезекииля. Это писатель, который любит распространяться, и эти распространения иногда мешают пластике и силе. Множество стереотипных оборотов (таковы напр. «Я Господь сказал», «узнаете, что Я Господь»), которые должны звучать особенно торжественно, утомляют читателя. Песни и аллегории, в которых Исаия был таким мастером, у Иезекииля несколько искусственны (гл. 7, 21, 19); из песней ему вполне удаются только плачевные; в аллегориях предмет и образ мало-помалу смешивается, она не проводится до конца; образы поворачиваются на разные стороны (11:3,7; гл. 20, гл. 15): часто он обращается к тем же образам (ср. гл. 17, 19 и 31; гл. 16 и 23). Рефлексия у Иезекииля преобладает над интуицией; он слишком рассудочная и уравновешенная натура, чтобы быть поэтом; притом же его приверженность к установившимся, объективным величинам культа мало мирится с поэзией.
Так как божественное вдохновение не меняет природных дарований человека, а только направляет их на служение откровению, то признание за Иезекиилем и в полной мере таких недостатков стиля не повредило бы вере в его боговдохновенность. Но, кажется, новейшие критики пророка предъявляют к нему требования, совершенно недостижимые для эпохи его. Притом, как говорит Бертолет, в новейшее время сознают все более и более, что Иезекиилю несправедливо ставили в упрек многое такое, что должно быть отнесено к повреждению текста.
Язык пророка Иезекииля представляет много явлений, которые явно принадлежат позднейшему времени. У Сменда 2 страницы занимает перечень оборотов Иезекииля, носящих на себе печать позднейшего времени. В частности язык его оказывается сильно пропитанным арамаизмами (Selle. De aramaismis libri Ez. 1890). Язык пророка не противится вторжению народного вырождающегося наречия. Многочисленные аномалии и грамматические уклонения обнаруживают упадок и близкую смерть еврейского языка и напоминают нам о том, что пророк жил в чужой стране (Трошон 10). Вместе с тем язык пророка свидетельствует о большой оригинальности его ума большим количеством слов и выражений, более нигде не встречающихся (ἄπαξ λεγόμενα).
Подлинность книги пророка Иезекииля не оспаривается даже и теми рационалистами, критический нож которых не оставил живого места в Библии. Эвальд говорит: «самого легкого взгляда на книгу Иезекииля достаточно, чтобы убедиться, что все в ней происходит от руки Иезекииля». С ним согласен де Ветте: «что Иезекииль, который обыкновенно говорит о себе в 1 лице, написал сам все, это не подлежит сомнению» (Трошон 7). Одиночные возражения против подлинности книги делались впрочем с давнего времени. Таково, напр., высказанное в 1799 г. Revue biblique одним английским анонимом против 25-32, 35, 36, 38 и 39 глав. Из новейших возражений против подлинности книги (напр., Гейгера, Ветцштейна, Верна) более значительны Цунца (Gottedienstliche Vortrдge der Iuden. 1892, 165-170), относящего книгу Иез. к персидской эпохе между 440 и 400 г., и Зейнеке (Geschichte des Volkes Israel. 1884, II, 1-20), относящего ее к сирийской эпохе — 164 г. То и другое предположение вызвали серьезное опровержение в самой же рационалистической науке (Kuenen. Hist.-crit. Einl. II, §64). Любопытно, что в свящ. каноне книга Иезекииля принята иудейской синагогой не без колебания, причиной чего было гл. о. несогласие с Пятикнижием обрядов будущего идеального храма 40-48 гл.: «если бы не Анания-бен-Езекия (раввин, современный Гамалиилу, учителю ап. Павла), то книгу Иезекииля считали бы апокрифом; что же он сделал? ему принесли 300 мер масла и он сел и объяснил ее» (т. е. сидел над объяснением ее столько суток, что у него выгорело 300 мер масла, Хагига 13a; ср. Менахот 45a; Шаббат 13b). Но по Бава-Батра (14b) «книгу Иезекииля вместе с 12 пророками, Даниилом и Есфирью мужи великой синагоги (Ездра и др.) написали» (т. е. конечно включили в канон).
Много трудности представляет для библейской критики свидетельство Иосифа Флавия (Иудейские древности X, 5, §1), что Иезекииль написал две книги. Может быть Иосиф Флавий считает две части книги за самостоятельные: книгу о разрушении Иерусалима и книгу о восстановлении его. С меньшим вероятием объясняют Иосифа так, что главы 25-32 или 40-48 гл. были отдельной книгой.
Текст книги пророка Иезекииля причисляется вместе с текстом 1 и 2 Царств к самым поврежденным в Ветхом Завете. Хотя разноречия между еврейско-масоретским текстом и переводом LXX в книге Иезекииля не так часты, как в Псалтири, но, где они есть, там зато весьма существенны; часто в том и другом тексте дается совершенно не одинаковая мысль (см. 1:7,13; 10:14; 21:3,4; и особ. гл. 40-49), так что толкователю приходится выбирать между двумя чтениями. Со времени Гитцига (Der Prophet. Ezechiel erklдrt. 1847) западные библеисты всех направлений считают текст LXX в книге Иезекииля, вернее масоретского. Корниль говорит, что пока он читал книгу Иезекииля в еврейском тексте, этот пророк производил на него тяжелое впечатление и он не мог заниматься им; когда же он стал читать его в греческом тексте, «туман, который окутывал смысл книги, начал проясняться и изумленному взору предстал текст своеобразной редкой красоты и величественности с могущественно-увлекательною оригинальностью» (Das Buch. d. Pr. Ez. 1886, 3). Давая более гладкий текст в сравнении с еврейским, перевод LXX в книге Иезекииля отличается притом необыкновенною точностью, гораздо большею, чем в других книгах, благодаря чему может быть надежным коррективом к масоретскому тексту.
Пророки и пророчества
Имя. Пророки назывались у евреев nabi, т. е. «говорящий». Слово это имеет корнем глагол, сохранившийся и теперь в арабском языке, – nabaa давать весть. За правильность такого понимания термина nаbi говорит и соответственное ассирийское выражение nabu звать, а также эфиопское nababa говорить. Но если этот эпитет «говорящие» (nebiim) придавался только некоторым лицам, то под ним разумелись, очевидно, особые люди, которые заслуживали своими речами исключительного внимания и уважения, словом, люди, посланные Богом для возвещения Его воли. Таким образом, слово nаbi должно обозначать вестника Божественного откровения. Такой же смысл имеет и термин греческой Библии – προφητης, которым LXX передают еврейское выражение nabi. Кроме того, евреи называли пророков roéh – видящий, chozéh – прозорливец. Эти оба названия указывают на то, что возвещаемое пророком получено им в состоянии видения или особенного восторга (см. Чис.24:3–4 и сл.). Но так как взор пророка направлялся и на внешнюю жизнь еврейского государства, даже на будущее его, то пророки иногда назывались zophim, т. е. стражи (Иер.6:17; Ис.56:10), которые должны предупреждать свой народ об угрожающей ему опасности. Назывались также пророки пастырями (Зах.10:2; Зах.11:3, 16), которые должны заботиться о порученных им овцах – израильтянах, мужами Божиими и др.
Сущность пророчества. Если пророки должны были возвещать людям получаемые ими от Бога откровения, то, очевидно, Бог входил с ними в тесное внутреннее общение. Он должен был говорить с ними и они – с Богом, и Бог, действительно, приходит к ним и говорит с ними, как со своими друзьями, о том, что Он намерен совершить, объясняет им свои планы. В этом и состоит настоящая сущность пророчества. Поэтому уже Авраам называется пророком и другом Божиим (Быт.20:7; Иак.2:23). «Могу ли Я, – спрашивает Бог, – скрыть от Авраама то, что Я намерен сделать?» (Быт.18:17).
И других патриархов Бог называет «Своими пророками» (Пс.104:14–15). Если пророки поэтому выступают как учители и руководители своего народа, то они высказывают не свои собственные убеждения и мысли, а то, что они слышали от Бога. Они и сами ясно сознавали, что через них говорит именно Бог. Поэтому-то у них часто встречается в их пророческих речах надписание: «Бог сказал». Бог влагал им в уста слова свои (Иер.15:19–20), и они с уверенностью говорят о своем послании Богом (2Цар.23:2; Дан.2:27). К себе преимущественно поэтому они относят и название roeh – видящий, которое гораздо сильнее обозначает божественное происхождение пророческого вдохновения, чем другое слово – chozeh, которое иногда потреблялось и для обозначения пророков не в собственном смысле этого слова, которые были, можно сказать, людьми самообольщенными, полагавшими, будто через них говорит Бог (Иез.13:2, 6). 1
Различные состояния вдохновения. Хотя все пророки свидетельствуют: «Господь говорил мне» или «так говорит Господь», однако между пророками было различие в отношении к пророческому самосознанию и в отношении Бога к ним.
а) Особое место среди ветхозаветных пророков принадлежит пророку Моисею, с которым «Бог говорил устами к устам» (Чис.12:8). Служение Моисея как законодателя, а также судии, священника, вождя и пророка также было необыкновенно высоко (Втор.34:10). Он в нормальном, бодрственном состоянии получал откровения от Бога. Господь говорил с ним как друг с другом, прямо высказывая свои веления. Самуил также слышал ясную речь Бога, но не видел при этом никакого образа (1Цар.3 и сл.). Однако неприкрытой ничем славы Божией не видел и Моисей (Исх.33:20, 23).
б) Гораздо низшую форму вдохновения представляет собою то, когда Бог говорил пророкам в видении или во сне (Чис.22:8–9). В состоянии видения, восхищения или экстаза дух человеческий возвышается над обыкновенными границами пространства и времени, над всей временной жизнью и живет душой в потустороннем мире или же переносится в даль будущего (Деян.22:17; Откр.1:10). То, что он видит или слышит в этом состоянии, он может потом сообщить и другим, приведя все им слышанное в известный порядок и давши ему более или менее стройную форму,
в) Иногда вдохновение отнимает у человека волю и он говорит не то, чтобы ему хотелось сказать, или же не понимает вполне сам своих пророчеств. Так Валаам благословлял евреев тогда, когда ему хотелось проклясть их. Он даже падал на землю в обмороке, когда на него сходил Дух Божий (Чис.24:3, 4). В таком же пассивном состоянии вдохновения находился однажды царь Саул (1Цар.19:24).
Совершенно другое бывало с Самуилом, Исаией и др. пророками. В них человеческий дух только незаметно повышал темп своей жизни и деятельности, под действием Духа Божия. Их духовная деятельность, благодаря этому действию Духа Божия, оживлялась, в душе их появлялись новые настроения, их уму открывались новые горизонты, причем они все-таки могли различать, что, собственно, привходило в их душу свыше и что было результатом их собственной духовной деятельности во время получения откровения (Ис.6:5; Иер.1:7; 2Пет.1:20, 21). Здесь Божественное воздействие опирается более на природные индивидуальные духовные способности человека – на полученное им образование (ср. Дан.9:2 и Иер.25:11), отчего у пророков иногда встречаются почти дословные повторения прежних, им, конечно, известных пророчеств (ср. Ис.2:2–4 и Мих.4:1). Однако образованность не была необходимым условием для получения Божественного откровения, как это доказывает пример пророка из простых пастухов – Амоса (Ам.7:14–15). Зато все пророки должны были сохранять полное послушание воле Божией (Мих.3:8) и всегда заботиться об обращении народа израильского на тот же путь послушания Всевышнему.
Особенности пророческого созерцания.
а) Пророки получали часто откровение в форме видений, образов, притч, символов, которые разгадать иногда довольно мудрено и для которых давались поэтому соответственные объяснения (Ам.7:7–8; Дан.8 и сл.; Зах.1:9). Поэтому и сами пророки говорят часто образами, совершают символические действия. При этом на их речах отражаются черты их личности и они сами принимают деятельное участие в придании откровению известной формы. Действия же символические иногда совершались ими в действительности, иногда же пророки рассказывают о них, как о событиях их внутренней жизни (Иер.19 и сл.; Ис.20 и сл.; Ос.1 и сл.; Иез.12 и сл.).
б) Пророки видели будущие события, которые они предвозвещали, как совершавшиеся при них или даже уже как прошедшие. Так, Исаия говорит о смерти Христа как будто бы он был свидетелем страданий Христовых (Ис.63 и сл.). От этого-то они в своих пророчествах нередко употребляют для обозначения будущих событий прошедшее время, которое поэтому и называется прошедшим пророческим (perfectum propheticum).
в) Пророки смотрят перспективно, т.е. все предметы в их созерцании представляются им расположенными на одной картине, в общих очертаниях, хотя бы это были предметы, относящиеся к различным эпохам; впрочем, все-таки они умеют различить, что находится на переднем плане открывающейся пред ними картины и что – позади, вдали. Хотя освобождение из плена Вавилонского и мессианское спасение часто соединяется в одной картине, но однако пророки не сливают одно с другим и первое представляют только как тень второго.
г) Каждый пророк видел только части великого будущего, которое ожидает людей, и потому пророческое созерцание имело характер отрывочности (1Кор.13:9) и один пророк пополняет другого.
Цель пророческого служения. Пророчество представляло собой самый жизненный элемент в общем плане божественного домостроительства и было наиболее рельефным выражением общения Бога с Его народом. В законе Моисеевом дано было твердое основоположение откровению Божественной воли, но если этот закон должен был войти в жизнь народа, то для этого необходимо было, чтобы Бог непрестанно свидетельствовал о Себе как о Царе Израиля. А для этого и были посылаемы Богом пророки. Они постоянно поддерживали в Израиле сознание того, что он представляет собой государство теократическое. Они должны были охранять закон, выяснять дух и силу его заповедей (Втор.10:16; Втор.30 и сл.), обсуждать явления общественной жизни в Израиле с точки зрения закона, наблюдать за поведением царей и священников, которые нередко отклонялись от начертанного для них в законе Моисея пути и, возвещая решения воли Божией касательно будущего состояния народа, вообще оживлять теократический дух. 2
Поэтому пророки были призываемы только из среды избранного народа (Втор.18:18). Главной же задачей их было утвердить в народе веру в пришествие Мессии и Его царство. Христос и Его царство представляют собой центральный пункт, на который обращено внимание пророков.
Содержание пророчеств. Пророки в своих пророчествах изображают историю царства Божия, как оно существовало и должно было существовать в Израиле и во всем человечестве, особенное внимание свое обращая при этом на завершение этого царства. Они не останавливаются в этом случае только на общих очерках будущего, но входят в подробное и обстоятельное описание частных обстоятельств, стоящих в существенной связи с историей царства Божия. Пророк в Вефиле называет имя царя Иосии за 300 лет до его рождения (3Цар.13:2), Иезекииль дает особые специальные указания на судьбу, ожидающую Иерусалим (Иез.24:2, 25–27), Даниил предвидит детали будущих событий, какие должны иметь место в жизни евреев (Дан.11:10–11).
Пророки и прорицатели. Из сказанного уже достаточно ясно, что истинные пророки были совсем не то, что известные и у язычников прорицатели. Между пророчеством и прорицанием существует двоякое существенное различие. Прежде всего, прорицание относится исключительно только к настоящему времени, пророчество же простирается до последнего предела истории, до конца дней, как выражались пророки. Каждый пророк и настоящее оценивает по его отношению к конечной цели. Благодаря этому, все пророчества составляют одно неразрывное целое. Прорицания языческих оракулов представляют собой ряд независимых одно от другого изречений; они похожи на слова, без логической связи следующие одно за другим на столбцах лексикона. Напротив, все израильские пророчества находятся в связи между собой и дополняют друг друга. Затем языческие оракулы говорили только об обстоятельствах или частной или национальной жизни, израильское же пророчество с самого начала охватывало своим взором все человечество.
Несомненность божественного призвания пророков. Пророки доказывали истинность своего призвания Богом посредством великих чудес, которые они совершали силой Божией. Кроме того, нужно принять в этом случае во внимание чистоту их учения и жизни (Втор.13:2, 5; 1Цар.10:6, 9; ср. Мф.24:24). Особенным даром чудотворения владели Моисей, Илия и Елисей. Сами пророки указывали на исполнение своих пророчеств как на доказательство истинности своего избрания Самим Богом. Пророк Иеремия говорит; «если какой пророк предсказывал мир, то тогда только он был признаваем... за пророка, которого истинно послал Бог, когда сбывалось слово того пророка» (Иер.28:9).
Язык пророков. Так как пророки не были безвольными и бессознательными органами Духа Божия, но сохраняли самоопределение и свои характерные индивидуальные свойства при изложении бывших им откровений, то понятно, что и язык пророков носит различные степени совершенства и от простой прозаической речи нередко достигает высоких ступеней ораторства и поэзии. Амос, пастух, заимствует свои образы и картины из сельской жизни, Даниил говорит как государственный муж. Ранние пророки говорят чистым еврейским языком, позднейшие более или менее пользуются халдейским или арамейским наречием. Особенным изяществом и чистотой речи отличается книга пророка Исаии, которого поэтому некоторые называли «царем пророков». Многие речи пророков имеют форму настоящих поэм, сохраняя при этом все свойства еврейской поэзии.
История пророчества. Если уже допотопные патриархи были, в общем смысле, пророками (напр., Енох – см. Иуд.1:14–15:)), если уже во время Моисея пророчество имело своих представителей (Мариам и 70 старейшин – Чис.11:16), если и в смутное время Судей то там, то здесь мерцал огонь пророческого вдохновения (Суд.2:1; Суд.5:1; 1Цар.2:27), то с Самуила (это, после Моисеева периода, уже второй период в развитии пророчества) пророчество вступает в период настоящего процветания и пророки появляются среди Израиля в очень большом числе. Благодаря энергии Самуила, теократическая жизнь в Израиле оживилась, а вместе с тем обнаружилось во всей силе своей и пророческое вдохновение и пророки или ученики пророческие составляют из себя целые корпорации под управлением великого пророка Самуила. Пророки, начиная с Самуила, оказывали огромное влияние на весь ход жизни израильского народа и цари израильские, в общем, были послушны их внушениям. Со времени разделения Еврейского царства на два (третий период), во главе пророков становится энергичный пророк Ахия из Силома и пророки, особенно в Израильском царстве, где не было ни законной царской династии, ни законного священства, приобретают огромное значение. Немало усилий положено было ими также в борьбе с ложными пророками, появление которых падает на время царя израильского Ахава и которые вели царство к гибели своими льстивыми советами. Пророки, как Илия и Елисей, а также пророки-писатели этого периода всячески старались пробудить теократическое сознание в народе еврейском, но пророки следующего, четвертого периода, напротив, начинают говорить о скором падении теократического царства и о его будущем преобразовании в мессианское царство, чем с одной стороны доказывают, что Бог справедливо карает нарушителей Его закона, а с другой стороны утешают верующих в тех тяжких испытаниях, каким они подвергались в те времена. Наконец, в последний, пятый – послепленный период пророки с одной стороны действуют в видах восстановления внутренней и внешней жизни теократии, с другой – обращают свои взоры к будущему преображению этой жизни.
Значение пророческих книг. Писания пророков важны уже по обилию содержащегося в них учительного материала. В них находим мы величественные изображения существа и свойств Божиих, Его могущества, святости, всеведения, благости и пр. Они дают нам возможность проникнуть взором в невидимый мир и в таинственные глубины человеческого сердца. Изображая нечестие и ожесточение Израиля, пророки как бы этим показывают пред нами зеркало, в котором мы можем видеть отражение и своей жизни. Но особенно важны книги пророков для нас, христиан, потому что в них мы находим исполнившиеся с совершенной точностью пророчества об иудеях и других народах, а главным образом предсказания о Христе. Господь Иисус Христос Сам указывал на пророчества, как на самое верное свидетельство о Нем и Его деятельности (Ин.5:39). Наконец, пророчества важны для нас и потому, что часто в них обстоятельно раскрывается то, на что в Новом Завете указывается только намеками, краткими заметками. Так, напр., 53-я глава кн. Исаии выясняет пред нами истинную причину и цель страданий Христовых, а также дает объяснение к словам Иоанна Крестителя о Христе: «се, агнец Божий!» (Ин.1:29)
Распределение пророческих книг в Библии. Всех пророков, записавших свои речи в книги, было 16. Первые четыре – Исаия, Иеремия, Иезекииль и Даниил, называются великими, а прочие 12 – Осия, Иоиль, Амос, Авдий, Иона, Михей, Наум, Аввакум, Софония, Аггей, Захария и Малахия – малыми, конечно, по сравнительно малому объему их книг. Впрочем, книга Даниила в еврейской Библии отнесена была в число этнографов (кетубим), а книги 12-ти малых пророков составляли одну книгу. Книги пророческие в нашей Библии распределены не по порядку времени их происхождения, а, вероятно, по объему. Хронологический же порядок пророческих книг можно установить такой. Самым древним пророком был Авдий, пророчествовавший около 885-го г. до Р. Х., за ним следуют Иоиль, Амос, Иона, Осия, Исаия, Михей, Наум, Аввакум и Софония. Это так называемые, допленные пророки. Затем идут пророки периода плена – Иеремия, Иезекииль и Даниил и, наконец, пророки послепленные – Аггей, Захария и Малахия (около 427 г.). 3
* * *
1 См. Konig Das Prophetenthum в Beweis d. Glaubens. 1907. 2, 1–3.
2 Социально-политическая деятельность пророков прекрасно очерчена в книге Walter'а: Die Propheten in ihrem socialem Beruf. Freiburg 1900. 1–288 с.
3 О пророчествах вообще более обстоятельные сведения дает еп. Михаил в своих очерках «Библейская наука» (Ветхий Завет, вып. 4). Об исполнении же пророчеств можно читать у Кейта в его книге: «Доказательства истины христианской веры, основанные на буквальном исполнении пророчеств, истории евреев и открытиях новейших путешественников». СПб. 1870 г. С. 1–530.
1 а) Евр. хекаль - дворец, храм; друг. возм. пер: большой зал.
1 б) Или: опоры / пилястры.
4 Или: самое святое место (Храма).
6 Или: (всего) тридцать. Некот. переводят: всего тридцать три.
7 а) Так в Таргуме; масоретский текст: его окружали.
7 б) За исключениемобщей идеи, точный смысл масоретского текста неясен. Ср. 3 Цар 6:6, 8.
9 Так в LXX; в масоретском тексте предлога «между» нет.
21 Или: …косяками. Перед входом в Святилище было нечто, подобное жертвеннику.
22 Так в LXX; масоретский текст: длина.
Коснулась меня рука Господня. Духом Своим Господь перенес меня и поставил посреди долины, и была она полна костей… Он сказал мне: «Изреки пророчество над этими костями, скажи им: „Иссохшие кости! Слушайте слово Господне! Вот что говорит Владыка Господь костям этим: „Вот Я вселю в вас дух, и вы оживете! Я явлю на вас жилы, наращу плоть, покрою кожей, дух дам вам, и вы оживете - и узнаете, что Я - Господь!“» …Господь сказал мне: «Смертный, эти кости - весь род Израилев. Говорят они: „Иссохли наши кости, погибла надежда наша, вырваны мы с корнем!“» (37:1-6, 11)
Странные образы, поразительные видения, незабываемые вести, собранные в Книге пророка Иезекииля, становятся понятнее, когда мы узнаем, что изначально слова этой книги были обращены к общине пленников, переселенных из Иудеи в Вавилонию и подвергшихся там позору и унижению. Прежде, на родине, они были знатными и влиятельными людьми, духовными вождями. До падения Иерусалима и разрушения его Навуходоносором вавилонские пленники и оставшиеся в Иудее их соотечественники верили, что Бог не допустит уничтожения «святого города» Иерусалима и Храма, который Он Сам избрал местом Своего обитания.
Вавилонское пленение и разрушение Иерусалима поколебали веру израильтян в незыблемость обетований о том, что Господь будет вечно охранять Свой Храм и избранный Им Самим «святой город» (2 Цар 7:4-17; Пс 45:5, 6; Пс 131). Смущенные, охваченные стыдом и отчаянием, они ощущали себя оставленными Богом (8:12; 18:25; 33:17; 37:11).
Перед Иезекиилем, чье имя означает «Господь укрепляет», стояла нелегкая задача возвестить этим «своевольным и упрямым» людям, «мятежному племени», что настанет время, когда они сами признают верность Господа Своим обетованиям (37:25-28), убедить их, что всемогущество Господа, вездесущего Владыки вселенной, не подвластно не верящему в Него народу и не ограничено пределами земного города или храма (1:1, 22-25, 26-28; 11:23; 43:1-4; 14:3; 20:3; 36:22, 23). Вся книга Иезекииля посвящена объяснению кажущегося отсутствия Бога. От первой и до последней главы - начиная с величественного видения Божьего Престола-Колесницы, молниеносно перемещающегося в пространстве, и заканчивая словами о том, что новый город будет наречен новым именем «Господь пребывает там», - пророчества Иезекииля свидетельствуют, что Господь, оставивший из-за неверности народа оскверненный город, никогда не покидал и не покинет Свой народ (см. также 11:20; 34:31; 36:28; 37:23).
Иезекииль - третий (после Исайи и Иеремии) великий пророк Ветхого Завета, духовный учитель и пастырь иудейских изгнанников и оставшихся на родине их соотечественников времен Вавилонского пленения. По особому промыслу Иезекииль был призван Богом поднимать дух и утешать разделенный войной народ Иудеи, обличать противящихся Богу, открывать им глаза на правду, призывать к покаянию и вести к новому будущему. Подробности его жизни весьма скудны. Он был младшим современником Иеремии, возможно, его учеником (обоих вестников связывают драматические времена противостояния мятежной Иудеи Вавилонской державе). Иезекииль происходил из священнического рода; сын священника Бузи (Иез 1:3), он был поставлен во священники, возможно, еще до изгнания из Иерусалима.
Пророческая деятельность Иезекииля начинается на чужбине, в 597 г. до Р.Х., когда он и знатные жители Иерусалима были захвачены Навуходоносором и уведены в плен вместе со сдавшимся вавилонянам иудейским царем Иехонией. Это был первый поход вавилонского владыки на Иерусалим, за которым последовало назначение Седекии царем Иудеи. Второй поход на Иерусалим, в результате которого город и Храм были уничтожены, состоялся в 586 г. до Р.Х. после неудачной попытки Седекии свергнуть вавилонское иго. Вместе со своими учениками и последователями Иезекииль жил в Вавилонии, у потока Кевар, в поселении Тель-Авив, отведенном для иудейских пленников. Пророческое служение Иезекииля длилось с 593 г. предположительно до 571 г. до Р.Х.
Книга Иезекииля отличается от других пророческих книг единством замысла и стройностью изложения, необычайностью аллегорических образов, многообразием жанровых форм и художественных приемов. Она состоит из трех основных частей. Первая часть книги (гл. 1-24) посвящена событиям, предшествовавшим падению Иерусалима: призванию Иезекииля на пророческое служение, первому видению - Славы Господней и Божьего Престола-Колесницы, предсказанию грядущей осады Иерусалима и его уничтожения, предостережениям о надвигавшихся на Иерусалим и Иудею бедствиях (судах Божьих), второму видению - о Храме, оскверненном иудеями и покинутом Богом, и обетованиям о духовном обновлении (16:59-63; 20:33-44). Вторая часть книги ( гл. 25-32) содержит предостережения о судах Божьих, ожидающих окружавшие Иудею народы. Главы 33-48 - это вести надежды и пророчества о новом царстве и грядущем обновлении и возрождении. Последние главы (40-48) содержат описание одного из самых впечатляющих, грандиозных видений о будущем храме. При всей реалистической точности описания, текст этот насыщен глубокой символикой, и порой трудно разграничить реальный и аллегорический планы.
Одна из центральных, стержневых идей книги - это живительная сила святости Божьей, Его возрождающего присутствия в сердце человека (36:22-29). Об этом поразительные видения Иезекииля и его пророчества, в этом его живая вера. Иезекииль видит Славу Господню, наполняющую Храм (43:1-12), ограждающую и объемлющую возрожденный город и народ Божий. Пребывая в единении с Богом, народ Божий возрастает в святости (11:12; 20:12) и, отражая Его чистоту, озаряет ею все окружающее (28:25; 36:23; 37:28; 39:7, 27; ср. Исх 31:13; Лев 21:15, 23; 22:32).
В описании неизменной преданности Бога Своему народу Иезекииль, вслед за Осией и Иеремией, уподобляет Господа верному и любящему супругу (16:1-19; 23). Несмотря на неверность избранного Им народа, Господь с состраданием заботится об Израиле, «брошенной» и «отвергнутой» деве, Своей будущей «невесте» (16:5-14). Вынужденно подвергая ее заслуженному наказанию за неверность, Он не оставит ее, но очистит и возродит. Его обетование о духовном возрождении и преображении здесь не обусловлено покаянием народа, как прежде. Это скорее благодатный дар внутреннего духовного возрождения (принципиально новых отношений Завета, Союза между Богом и человеком), который ведет к покаянию (20:42-44; 36:16-32). Человек не способен сам очистить и возродить себя (2:4; 3:7-9). Иезекииль идет дальше Моисея (Втор 30:1-6) и Иеремии (Иер 31:33). Это совершенно новая для Ветхого Завета, уникальная истина о преображении внутренней сущности человека: «Я дам вам сердце новое и новый дух вложу в вас; выну из вашей груди сердце каменное и дам вам сердце живое. Я наделю вас духом Моим, и вы будете жить по Моим законам, хранить Мои установления и исполнять их» (36:26, 27).