В контексте символики, связанной со свитком и с печатями, становится очевидно, что снятие печатей означает не что иное, как откровение Царства, раскрывающееся непреображённому миру. Об этом же свидетельствуют и упоминаемые в тексте книги «всадники»: небесный всадник уже в раннепророческих видениях связывался с полученным непосредственно от Бога указанием или откровением. Как видно, и в Книге Откровения появление всадников предполагает откровение или провозвестие. Но здесь, как видно, речь идёт не об одном провозвестии, а, как минимум, о четырёх. Первый из всадников, белый, по-видимому, символизирует собой то благовестие Царства, которое немыслимо без свидетельства о победе Воскресшего над смертью и о грядущем торжестве Победителя над теми, кто противостоит Ему в нашем преображающемся, но ещё не до конца преображённом мире (ст. 1 – 2). А мир противопоставляет этому благовестию своё, свидетельствуя, разумеется, не о Царстве, а о том, что он может ему противопоставить. И прежде всего речь идёт о силе, той физической или военной силе, которая, на первый взгляд, безраздельно властвует в непреображённом мире.
Её, как видно, и символизирует всадник с мечём, отнимающий мир у земли (ст. 3 – 4). Но сила меча — не единственное, что может противопоставить непреображённый мир Царству. У него есть иная сила, подчиняющая себе силу меча: сила экономической и финансовой системы, власть денег, которую символизирует третий всадник (ст. 5 – 6). И если огненно-рыжий цвет второго всадника напоминает о войне, то чёрный цвет третьего всадника как бы контрастирует с белым всадником, благовествующим Царство: именно чёрный всадник, как видно, и олицетворяет ту силу, которая в непреображённом мире противостоит Царству в первую очередь, противостоит каждодневно и ежечасно на протяжении всей человеческой истории. Но и это ещё не всё, что непреображённый мир может противопоставить Царству. Последний его аргумент — сама смерть, неумолимая и неизбежная, власть которой распространяется лишь на четверть мира, а не на весь мир целиком, только потому, что она ограничена свыше. Её символизирует «бледный» (по смыслу соответствующего греческого слова, белёсый или бесцветный, как тень, вышедшая из царства мёртвых) конь, несущий с собой Аид («Ад»), который в еврейских книгах Библии назван шеолом, царство смерти, мир теней, откуда никому нет возврата (ст. 7 – 8). Сила меча, сила денег и окончательное торжество смерти над жизнью — вот то, чем отвечает мир на провозвестие Царства. И противостояние между ними продолжается на всём протяжении христианской истории, с течением времени отнюдь не утихая, а, наоборот, лишь обостряясь и усиливаясь.
Не случайно после снятия пятой печати апостол видит тех свидетелей, которые за верность Христу и Царству заплатили собственной кровью: ведь вся история Царства, раскрывающегося в мире, который ему противостоит, неизбежно становится именно историей исповедничества и мученичества, и небесная Церковь состоит по преимуществу из исповедников и мучеников (хотя бывали, конечно, и исключения) (ст. 9 – 11). Собственно, история святости, из которой вырастает Церковь, и есть подлинная история христианской эпохи, духовная динамика которой так ясно выражена явлением четырёх всадников. И лишь тогда, когда история святости оказывается завершённой, а противостояние между Царством и теми, кто ему противостоит, достигает пика, наступает день Суда, который открывается миру так, как описал его ещё Исайя Иерусалимский (ст. 12 – 17; ср. Ис. 2 : 12 – 22). Это не естественное завершение истории, это её разрыв, происходящий вследствие прямого вмешательства Бога в ход вещей, который необходимо изменить, притом изменить кардинально.
4 В этой главе изображается литургия, совершаемая в небесном храме (ср. Откр 11:19).
4:2 "Сидящий на престоле" - Сам Творец. Сидящий не имеет конкретного облика; Ин даже не именует Его, а описывает только как средоточие света, переливающегося красками драгоценных камней. Подобные видения предносились и взору ВЗ-ных пророков (Иез 1:26 и Иез 1:10; Ис 6; Дан 7:9). Радуга напоминает о Завете надежды, данном Ною (Быт 9:12-17).
4:4 "Двадцать четыре старца" - служители небесного храма (ср. 24 священнические чреды в ВЗ-ном Храме. О них же, вероятно, говорит Исаия Ис 24:23). Комментаторы полагают, что они являются родоначальниками ВЗ-ной и НЗ-ной Церкви (12 патриархов и 12 апостолов). Они славят Бога и поклоняются Ему (Откр 4:10; Откр 5:9; Откр 11:16-17; Откр 19:4), приносят Ему молитвы верных (Откр 5:8), помогают Ему управлять миром (престолы) и сопричастны Его царской власти (венцы).
4:5 "Молнии, громы и гласы" - в Писании эти знамения обычно сопровождают явления Бога (ср. Исх 19:16; Иез 1:4; Иез 1:13). "Семь духов Божиих" - очевидно, семь духов, находящихся перед престолом Божиим (ср. Откр 3:1; Откр 8:2; Тов 12:15) и посылаемых Богом в мир (ср. Зах 4:10; Откр 5:6; Тов 12:14; Лк 1:26и др.).
4:6 "Море стеклянное" - "воды над тварью" (Откр 1:7; Пс 103:3) или медное море в Храме, символизирующее мировые воды (3 Цар 7:23).
4:6-7 "Четыре животных", исполненных очей спереди и сзади (греч "zwa" - живые существа, 2-е знач. - животные) - четыре ангела, участвующие в управлении физическим миром (ср. Откр 1:20). Четыре является космическим числом (4 страны света, ветры, ср. Откр 7:1). Множество их очей символизирует всеохватывающее знание мира, присущее Провидению Божию. Они поклоняются Богу и воздают Ему хвалу за сотворенный мир. Их подобие льву, тельцу, человеку и орлу олицетворяет самое благородное, сильное, мудрое и проницательное в мире. По мнению св. Иринея Лионского, принятому Церковью, под этими четырьмя "живыми существами" подразумеваются четыре евангелиста.
4:8-9 "Свят, свят, свят" - это славословие (ср. Ис 6:3) употреблялось в иудейском культе и затем вошло в христианскую литургию. Литургия, совершающаяся на земле, есть участие в вечном культе славословия и благодарения, совершаемом "днем и ночью" на небе.
4:10 Старцы воздают хвалу Богу за власть, данную им, в то время как цари земные отказываются славить Его за Его дары.
5:1 "Книга". Тайны божественного Откровения о судьбах истории и мира. Печати будут сломаны одна за другой, и тайны будут открыты (гл. Apocalipsys 6-9). "Писанную внутри и вне" - указание на полноту Откровения.
5:3 "Под землей" - в аде (Откр 1:18).
5:5 "Лев от колена Иудина" (Быт 49:9), корень Давидов (2 Цар 7:8-17; Ис 11:1и Ис 11:10), победитель ада и смерти - Христос.
5:6 Только "Агнец закланный" - по слову Исаии (Ис 53:7), и взявший на себя грех мира - по слову Ин Крестителя (Ин 1:29; ср. 1 Петр 1:19; 1 Кор 5:7) - Богочеловек, Сын Божий, Бог-Слово, через Которого все начало быть (Ин 1:3), искупивший все творение, может снять печать с этой книги и раскрыть запечатленную в ней тайну божественного домостроительства. По словам Викторина Петавийского (IV в.), "Мессия, лев побеждающий, вольно стал Агнцем страдающим".
5:6 Рога и очи - символы силы и знания. Полнота сил - "семь рогов" и полнота знания - "семь очей" (Ис 11:1-3) принадлежат Агнцу.
5:9 "Песнь новую" - псалом, исполнявшийся в праздник "воцарения Господа" в св. граде (Пс 32:3; Пс 95:1; Пс 149:1). В данном случае - торжественная песнь в Царстве Божием в честь Искупителя.
6:4 Появление меченосца на огненно-рыжем коне знаменует начало кровопролитных войн (Мф 24:6-8).
6:5 "Конь вороной" - символ голода (ср. Мф 24 7). При Домициане (конец 1 в.) ввиду голода был издан специальный указ о вырубке виноградников для увеличения посевных площадей под зерно. "Мера" указывает на ограничение выдачи хлеба.
6:6 "Хиникс" - малая хлебная мера. Цена хиникса пшеницы была равна дневному заработку сельского батрака (Мф 20 2).
6:8 "Конь бледный" (греч "clwroV" - зеленоватый, цвет разлагающегося тела). Смерть и ад - древние ханаанские божества. В данном случае они олицетворяют губительные силы, вырвавшиеся на просторы земли.
6:9 "Жертвенник" (см Откр 8:3; Откр 9:13; Откр 14:18; Откр 16:7) соответствует в этой небесной литургии жертвеннику всесожжении (3 Цар 8:64) Мученики, свидетели Слова, приобщены к жертве своего Господа (ср. Флп 2:17).
6:10 "Мстишь" - традиционное древнее выражение, означающее надежду на торжество правды Божией.
6:11 См 3 Езд 4:35-37. "Одежды белые" - символ победы и радости.
6:12-17 Космические катастрофы и знамения возвещают приближение Бога, грядущего судить народы (Ис 13:10; Ис 34:4; Ос 10:8; Иоиль 2:31; Соф 1:14; Мф 24:29; Лк 23:30).
7:1-3 "Четыре ветра" - ветры знаменуют у пророков дыхание справедливого гнева Божия (ср. Иер 49:36; Дан 7:2; Зах 6:5). "Печать на челах рабов Бога нашего" - в период затишья на челе верных запечатлевается знак избрания, благодаря которому их можно будет отличить от противников Божиих.
7:4 144000 - производное от священного числа 12, означавшего полноту; вероятно, имеется в виду множество и завершенное единство святых Божиих на земле.
7:5-8 В списке отсутствует колено Даново. Однако следует отметить, что перечень колен, входящих в древний союз 12-ти, не был постоянным. Вместо Иосифа часто фигурировали Ефрем и Манассия; включалось имя Махира, которое потом исчезло, и т.д. (ср. Суд 5:14).
7:9 "Пальмовые ветви" в руках знаменуют победу и напоминают о празднике кущей (палаток); ср. ст. Откр 7:15: Сидящий на престоле будет обитать (греч "okhnwsei от okhnh") - палатка, как и в Ин 1:14) среди них.
7:10 "Спасение" (греч "swthria"): в данном контексте - победа, благо, благословение.
7:14 Речь идет о первых мучениках Церкви, удостоившихся небесного блаженства. К концу I в. было уже три "волны" гонений: со стороны иудейских властей (30-е гг.), Нерона (64 г.) и Домициана (90-е гг.).
7:16 Ср. Мф 5:6.
7:17 Ср. Пc 21:1-2.
8:1 "Безмолвие" - как и в книгах пророческих, торжественное молчание предшествует явлению Ягве. Решения Божий, записанные в раскрытой книге, будут теперь осуществляться во время новой небесной литургии.
8:2 "Семь труб" - во дни ВЗ трубный звук собирал народ на войну или на праздник; он же возвещал великие события, в которых открывалась воля Божия (Исх 19:16; Исх 19:19; Иоил 2:1; Зах 9:14; ср. Мф 24:31; 1 Кор 15:52; 1 Фес 4:16).
8:3-4 "Жертвенник" - во святилище, перед завесой, отделявшей Святое святых, стоял обложенный золотом жертвенник, на котором курился фимиам (Исх 30:1-10; ср. Евр 9:4и Откр 5:8).
8:5 Огонь кадильницы, из которой возносится дым фимиама вместе с молитвами святых, повержен на землю, знаменуя начало кар за грехи человечества.
Греч. слово ἀποκάλυψις означает откровение. Бог открывает избранным таинственные реальности, глазным образом относящиеся к будущему.
Нам трудно разграничить жанр пророческий и апокалиптический. Древние пророки воспринимали Божий откровения и передавали их в устной форме. Авторам апокалипсисов Бог посылает видения, и они записывают их. Ценность этих видений определяется символикой, которой они проникнуты. Описывая видения, тайнозритель выражает на языке символов то, что Бог ему показывает, не заботясь о стройной форме повествования. Чтобы понять их, надо постигнуть особенности его метода и перевести на язык понятий употребляемые им символы; иначе можно исказить смысл данного ему откровения.
Апокалипсисы вызвали живой интерес в иудейской среде, в том числе и у ессеев, в последние столетия перед Р.Х. Подготовленный видениями, бывшими пророкам Иезекиилю и Захарии, апокалиптический жанр расцвел в творчестве пророка Даниила и во многочисленных апокрифических творениях в эпоху зарождения христианства. В НЗ-ный канон был включен только один апокалипсис, автор которого сам себя называет: Иоанн, сосланный на остров Патмос «за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа» (Rev 1:9). Христианские писатели II в. Папий, св Иустин Философ, св Ириней, Климент Александрийский, Тертуллиан и другие подтверждают авторство св Иоанна. Старец апостол, временно разлученный со своей Ефесской паствой, около 95 г. обратился к ней, — провидя ожесточенную борьбу сил зла с Церковью Христовой, — с увещанием хранить верность в грядущих испытаниях.
Как и кн. пророка Даниила, Апокалипсис является таким образом ответом верующим на волновавший их вопрос: почему Бог попускает такие гонения на избранных Его? Ин возвращается к основным темам пророческих писаний —о великом Дне Ягве (Amo 5:1-8), о святом народе, порабощенном могущественными врагами, рассеянном и почти уничтоженном вследствие жестоких гонений. Пророки возвещали близость дня спасения, когда Бог придет освободить свой народ из-под власти угнетателей и подчинит ему врагов Израиля. В конце I в. Церковь — Новый Израиль — вновь подвергается кровавым гонениям (Rev 13; Rev 6:10-11; Rev 16:6; Rev 17:6) со стороны Рима, вдохновляемого сатаной (Rev 12-13 Rev 2-4), и вновь торжествует во исполнение слов Господних «Врата ада не одолеют ее» (Mat 16:18).
Откр. Ин. можно разделить на вступление (Rev 1:1-8), три части и заключение (Rev 22:6-21). Первая часть (Rev 1:9-3:22) открывается видением Иисуса Христа во славе, повелевающего своему апостолу написать в назидание семи Асийским Церквам то, что возвещается в кратких пророческих посланиях. Во второй части (Rev 14:1-19:10) изображаются грядущие бедствия. Описывается снятие семи печатей (Rev 5:1-8:1), семь труб (Rev 8:2-11:19), семь знамений (Rev 12:1-15:4), семь чаш гнева (Rev 15:5-16:21) и суд Божий над Вавилоном (Rev 17:1-18:24). В третьей части (Rev 19:1-22:5) повествуется о победе Агнца над зверем и драконом, о страшном Суде, о славе нового неба и новой земли, о граде Божием, о блаженстве праведных.
Историческая интерпретация Откр раскрывает его основной смысл. Но значение книги этим не ограничивается: в ней изображается непрекращающаяся в течение веков борьба сил добра и зла, которая закончится сокрушительным поражением антихриста и его служителей, преображением неба и земли и вечным торжеством Агнца и верных Ему. Она является источником, питающим веру и укрепляющим надежду христиан всех времен.
Жертва Агнца принесла окончательную победу и, каковы бы ни были испытания, которым подвергается Церковь Христова, она не должна сомневаться в верности Бога Своим обетованиям — Господь «грядет скоро» (Rev 22:20). Апокалипсис — великая эпопея христианской надежды, победная песнь гонимой Церкви.
4 Начиная с 4 гл. и до 22 гл. 6 ст. идет вторая часть Апокалипсиса, откровение которой получено частью при открытых вратах неба, а частью при открытом небе. Эта часть содержит в себе ряд (или пять порядков) явлений, которые картинно и символически изображают эсхатологию мира и церкви.
4:1 Выражение "после сего" может быть рассматриваемо как обычный переход Апокалипсиса к дальнейшему и представляет собою неопределенное указание времени.
"Взглянул" указывает на неожиданность появления предмета и на отсутствие связи с предыдущим полем зрения и может быть передано: я был в состоянии видения (Клифот). Св. Иоанну в его состоянии возбужденности представилось небо с открытою дверью, с открытым для его взора (и духа) доступом на небо, взойти куда его приглашал таинственный голос. Слышен голос "прежний"; поэтому под говорящим здесь естественно подразумевать Того же Иисуса Христа (1:10-15) как преподателя откровения (Генгстенберг, Клифот). Звук голоса, говорившего по своей силе, был подобен звуку трубы. Голос повелевает Иоанну взойти сюда. Сравнивая это выражение с 11:12, необходимо приходится согласиться с мнением, по которому Иоанн действительно был восхищен духовно на небо (Эбрард).
4:2-3 Выражение же: "и тотчас я был в духе" поясняет предыдущее, давая понять, что здесь было не телесное восхождение, но духовное, высшее состояние экстаза. Сидящий на престоле не называется по имени, потому что св. Иоанн хочет указать на первую Ипостась Св. Троицы, Бога Отца в Его отличии от Иисуса Христа (5:6) и от Св. Духа (4:5). Предполагая неописуемость и непостижимость Божества, св. Иоанн изображает Сидящего по виду подобным камню яспису и сардису. Под радугою же вокруг престола разумеется не дождевая радуга, так как состояла не из семи цветов, но из одного — смарагдового; она была круговым преломлением лучей блеска ясписа и сардоника и имела зеленоватый цвет (Эвальд) (смарагдовый).
4:4 Кто были старцы, окружавшие престол, — толкователями решается неодинаково. На основании того, что эти старцы, сидящие на престоле, были одеты в белые одежды как знак их святости и непорочности (3:4; 7:13), а на головах их были золотые венцы, служащие символом победной награды (2:10), должно придти к тому выводу, что под 24 старцами нужно разуметь не какие-либо определенные классы личностей (хотя бы патриархов и апостолов), но действительных представителей всего прославленного человечества, сколько ветхозаветного, столько же и новозаветного. Эти старцы действительные личности, они избранники из среды прославленных (5:9), чтобы быть выразителями служения людей Богу и любви Бога к людям.
4:5 Под голосами здесь вернее разуметь не звукораздельные человеческие голоса, но вообще звуки, вообще шум как обнаружение постоянного движения, постоянной жизни (Эвальд, Эбрард). Под семью светильниками, так же как и в 1:4, содержится указание на третью Ипостась Св. Троицы — Св. Духа, Который действует в мире как раздаятель благодатных даров.
4:6 В общем описании божественного престола стеклянное море нужно отнести к обстановке этого последнего. Оно должно составлять существенную черту общей характеристики и есть явление, подобное радуге, так же необходимое, как и эта последняя. Эта среда, не такая, как наш воздух, и не такая, как море. Но, несомненно, нечто совершенно реальное, каким был и самый престол, и вся его обстановка.
"Посреди" нельзя понимать буквально, в том смысле, что животные помещались на самом троне: трон был занят Сидящим. Необходимо понятие "посреди" сблизить с понятием "вокруг". Нужно представлять так, что животные, находясь между тронами старцев и троном Сидящего, одни были за и пред престолом (посреди), другие же — по его сторонам. Кто были животные? — Они называются животными (не зверями), т. е. живыми существами, и это может сближено с понятием человек, который есть тоже живое существо. Во всяком случае это суть самостоятельные живые существа, личности. Животные эти исполнены очей спереди и сзади, т. е. нужно допустить, что св. Иоанн видел их имеющими множество очей и спереди, и сзади. Это указывает на чистоту и возвышенность их природы.
4:7 Животные, виденные Иоанном, хотя и напоминают животных прор. Иезекииля (Иез 1:4-8,10), но разнятся с ним в самом существенном. Хотя их также четыре, но там каждое было совмещением четырех, здесь — каждое самостоятельно. Поэтому можно считать, что апокалиптическое видение не было заимствованным или переделкою видения прор. Иезекииля, но было совершенно самостоятельным. Так как о самых фигурах животных Иоанн умалчивает и, вероятно, потому, что он сам не разглядел эти фигуры, то нужно думать, что фигуры в видении и не имеют особенного значения, а важно лишь их подобие четырем классам живых существ — созданий Божиих. Эти создания, первое — лев — есть выражение силы, второе — телец (вол) — питания, третье — человек — разумности и четвертое — орел — возвышенности.
4:8 В видении Иезекииля животные имеют по четыре крыла, и поэтому шестикрылые животные Апокалипсиса более подобны серафимам, виденным прор. Исаиею (Ис 6:2), у которых было по шести крыл. Животные прикрывали себя своими крыльями, прикрывали совершенно, так что их фигуры, кроме их голов, были невидимы для тайнозрителя, и назначение крыльев, таким образом, состояло в сокрытии фигур животных.
Слову "внутри" нужно придать смысл указания на то обстоятельство, что Иоанн видел глаза и под крыльями, прикрывавшими тела животных. Значит, животные Апокалипсиса, так же, как и животные прор. Иезекииля, имели глаза не только на своих лицах спереди и сзади, но и все тело их было снабжено глазами: они были многоочитыми. Назначение животных было таково же, какое было и для серафимов в видении пророка Исаии (Ис 6:3). Они поют почти то же самое, и различие в содержании их славословия заключается в его большей пространности. Животные Апокалипсиса постоянно восхваляют не только святость Господа, как всемогущего мироправителя, но и как Вседержителя.
Эпитет: "Который был, есть и грядет" говорит не о троичности Божества, но о том, что Господь, явивши Себя в Ветхом (который был) и Новом (есть) Заветах, явит Себя как мздовоздателя при кончине мира (и грядет). Таким образом, в этих четырех животных можно и должно видеть бесплотные силы, которые окружают престол Божий. Это совершенно особые (не серафимы и не херувимы) небесные силы, которых видел только св. Иоанн и для которых он не дал никакого другого названия, кроме животных, живых существ по преимуществу, — первых созданий Господа Бога.
4:9 Слова "когда воздают" равносильны: всякий раз как животные создают, и указывают на повторяемость действий. Песнь ангельского славословия вечному снова и снова повторялась. И всякий раз, как она оканчивалась, 24 старца, сидевшие на своих престолах, вставали. Они снимали свои венцы и полагали их вблизи себя, пред престолом Божиим и сами поклонялись Сидящему. Их поклонение было выражением сознания созерцаемого Божия величия. И в своем песнопении они говорят, что Господь достоин принять не только славу и честь, которые воздают Ему и бесплотные силы, но и силу, т. е. прославление Божия всемогущества.
5 Истина, что Господь есть мироправитель и Судия, только намеченная в песнопении ангелов и в самом видении, раскрывается более подробно пред очами св. Иоанна в постепенном явлении различных обнаружений божественного мироправления и суда. Видение 5-й главы есть именно одно из обнаружений божественного мироправления, как оснований божественного суда.
5:1 Как показывает союз "и", пятая глава есть продолжение четвертой и относится к тому же самому видению и есть только его дальнейшее раскрытие. Св. Иоанн увидал книгу на раскрытой длани правой руки Сидящего на престоле. Десница Сидящего служит символом и Бож. всемогущества, и Бож. промыслительной деятельности. Книга же, виденная Иоанном, представляется в виде пергаментного свертка, как обыкновенно писались пророческие писания, и была написана внутри и вовне и запечатана семью печатями. Исписанность книги с обеих сторон предполагает собою богатство содержания, которое не могло поместиться на одной стороне свертка (Эвальд и др.). Сверток был один, но состоял из семи оборотов — частей, которые и были отделены один от другого печатями; по мере снятия печатей сверток сам по себе развертывался далее и далее и обнаруживал свое содержание. Сами же печати могли быть помещены на краю свертка (Эбрард). На вопрос о содержании книги ответ должен быть тот, что ее содержанием служит все обнаруживающееся после снятия печатей.
5:2-3 Не упуская из вида небесного престола, Иоанн видит летящего по небу ангела, который называется сильным, каким и должен быть вестник великого Бога. Ангел спрашивает не о том, кто хочет раскрыть книгу, но о том, кто достоин, кто настолько нравственно совершен (Клифот) и свят пред Господом, чтобы мог воспринять откровение Бож. судеб. Бог открывает людям Свою волю, но открывает только достойным и через достойных. Но никто не отозвался на вопрос сильного ангела. Между всеми разумными созданиями не нашлось ни одного такого, которое было бы достойным раскрыть книгу и видеть ее содержание. Говорится уже не о снятии печатей, а о созерцании содержащегося в книге, так как снятие печатей равносильно самому созерцанию.
Здесь предуказание на особенности формы и содержания апокалиптического откровения.
5:4 Иоанн оплакивал то, чего как бы лишился, чего не мог узнать из запечатанной книги; но что он считал весьма нужным для знания людей и для руководства в их жизни.
5:5 Наименование льва, употребленное старцем, взято из Быт 49:9, и в приложении к Иисусу Христу, Которого изображает здесь Агнец, обозначает сильного победителя, царя по Своему богочеловечеству. В глубочайшем смысле этого последнего слова Иисуса Христос назван и корнем Давидовым: в Нем та же самая кровь, как и в жилах Давида, подобно тому, как и отрасли сохраняется часть того сока, который прежде всего находится в корнях. Победа же над смертью и вознесение на небо дали Иисусу Христу право и впредь быть для людей единственным ходатаем пред Богом и единственным их учителем, т. е. через Иоанна сообщить людям божественное откровение относительно таинственного будущего.
5:6 Образ закланного агнца указывает на победу Иисуса Христа, которая именно дала Ему право сообщать людям божественное откровение. Это право заключалось в том, что Он был Агнцем, закланным за грехи мира. Выражение же "как бы закланный" означает то, что Иисус Христос явился пред Иоанном с такими признаками, которые свойственны закланному агнцу, т. е. с раною заклания. Семь рогов Агнца, как число священное и число полноты (Пс 18:3; Иез 29:21; Дан 7:8), означают полноту могущества Иисуса Христа как Богочеловека и Искупителя. Относительно того, что нужно разуметь под семью духами Божьими, то лучше согласиться с тем мнением, что здесь, как и в 1:15 и 4:1, под семью духами нужно разуметь Св. Духа с Его благодатными дарами, которыми Он почивает на Иисусе Христе и пребывает среди верующих, изливая на них обильную благодать искупления.
5:7 Взял книгу. Чем взял? — спрашивает Корнелий а-Ляпиде, и отвечает: ногами, — но понимать это нужно символически. Но лучше совсем не задавать подобных вопросов при изъяснении апокалиптических видений, в которых многое из частностей оставалось неясным и для самого тайнозрителя.
5:8 Совместное падение и животных, и старцев нужно понимать как указание на особенную торжественность момента.
Гусли — это действительный инструмент, который видел тайнозритель в руках старцев; поэтому и звуки гуслей были действительными, как действительно слышалась и та песнь, содержание которой передается далее. Лишь о чашах, которые напоминают собою кадильницы ветхозаветных священников, говорится, что они были символом молитв святых. Старцы также являются представителями святых, вознося их молитвы к Господу Богу.
5:9-12 Поклонение и курение (возношение) сопровождаются старцами пением славословия, которое названо новою песнью по некоторой новости ее содержания (Генгстенберг): Иисус Христос-Агнец выставляется общечеловеческим искупителем, без всякого различия людей по коленам, языку, по роду и племени (Эбрард, Клифот). В этом песнопении старцы, выделяя самих себя как ходатаев и молитвенников, благодарят и славословят Господа Бога за всех других христиан, живущих на земле. Благодарят они за то, что по милости Божией христиане составляют теперь на земле царство Иисуса Христа, где каждый член церкви может и должен приносить Богу свою собственную душу и вместе со своим священником, как бы и сам священник, деятельно участвует в принесении бескровной жертвы. Вместе с этим христиане, как члены царства Христова, и теперь царствуют на земле, поскольку являют в себе ту нравственную силу, которая отличает каждого истинного христианина и которая неоднократно и рельефно проявлялась в жизни великих христианских подвижников.
Подобно четырем животным и старцам и бесчисленные ангелы прославляли Сидящего на престоле как бы от лица всех бесплотных сил. Ангелы прославляют те общие достоинства Иисуса Христа, благодаря которым в искупленном мире водворился лучший порядок, единство и усовершенствование (Kremetz).
5:13 Под небесными созданиями нужно разуметь всех остальных ангелов, которые не были подразумеваемы св. Иоанном в 11 ст. Под созданиями, пребывающими на земле, нужно разуметь как людей, так и других обитателей земной поверхности (Рим 8:19-22). Под подземными тварями нельзя разуметь демонов и осужденных людей, потому что Свящ. Писание вообще не допускает прославления Всесвятого Бога со стороны демонов и грешников (Деян 16:17-18). Естественнее — подземные создания те, которые имеют место своего обитания ниже земной поверхности. Все создания воздают сидящему на престоле и Агнцу благословение, и славу, и честь, и державу (1:6; 4:9; 5:12).
6 Видения небесного престола и представшего пред ним Агнца были первыми обнаружениями Божеств, промыслительной деятельности в первом из пяти порядков апокалиптических явлений. За ними следует видение снятия печатей книги. Это видение предполагает первые и притом не только по своей внешней связи, но и по внутреннему соотношению. Небо и небесный престол служат источником и основанием всех тех событий и явлений, которые совершаются на земле: в них осуществляется божественная воля, и они должны быть рассматриваемы с этой стороны.
6:1 Оставаясь в прежнем положении и прежнем состоянии духа, тайнозритель созерцает, как Агнец снимает первую печать книги и при этом слышит громовой (сильный) голос, который принадлежал одному из четырех животных, — а какого, Иоанн не указывает. В выражении "иди (пусть идет, совершается) и смотри" нужно видеть безличное обращение, и его смысл можно передать так: пусть совершается то, чему надлежит быть по божественному предопределению, ты же, Иоанн, смотри и запечатлей в своем уме.
6:2 По снятии первой печати Иоанн видит выступающим белого коня и на нем всадника. Самый всадник охарактеризован очень кратко и общими чертами. Тайнозритель во всем видении главное внимание обращает на коней и на цвет их масти, о всадниках же говорит лишь по связи с конями. Посему при изъяснении видений нужно более всего обращать внимание на образы коней и на их масти. Конь есть самый естественный символ движения, войны. Здесь конь белого цвета, следовательно и под движением нужно разуметь движение духовного, высшего свойства — чистое (белое) и по своим целям и по своим средствам. Это движение, очевидно, то, которое произошло на земле вследствие христианской проповеди. А победоносный вид всадника находит себе объяснение в тех успехах, которыми сопровождалась эта христианская проповедь. Всадник управляет конем, так и Иисус Христос управлял апостолами и их преемниками в распространении Евангелия.
6:3 При снятии второй печати также послышался голос, но другого животного и притом, очевидно, менее величественный и сильный. Голос говорил те же самые слова и, конечно, с тем же смыслом.
6:4 Иоанн увидал другого коня; он был рыжий или, правильнее, огненный. Если конь вообще обозначает движение, то конь рыжего цвета, напоминающего разрушительное свойство огня и цвет человеческой крови, говорит о губительном значении олицетворяемого движения. Рыжий конь и его всадник с большим мечом обозначают обнаружение вражды и злобы, которые везде и всегда сопровождают на первых порах распространение христианства. По действию всадника на рыжем коне не будет на земле мира. Мир совести, внутреннее спокойствие будут нарушены тем, что у людей не станет уверенности в правильности своих религиозных убеждений. Не станет вместе с этим и спокойствия внешнего, которое будет уничтожено возникшею враждою против тех, кто будет виновником нарушения внутреннего мира. Все это и было на земле с началом распространения христианства, когда среди людей обнаружилось много вражды и было пролито много крови, особенно во время гонений против христиан со стороны иудеев и язычников. Но эта история вражды (рыжий конь) к начинающемуся христианству, к христианским прозелитам всегда повторяется (Мф 10:34; Ин 16:2) (Андрей Кесарийский).
6:5-6 При снятии третьей печати Иоанн увидал вороного коня. Черный цвет есть цвет скорби и нужды, а потому и символ вороного коня есть символ человеческой нужды, которая, прежде всего, выражается в недостатке питания и голоде. Об этом говорит самый вид всадника. Всадник имел в руках весы. Весы говорят о точности, об отсутствии лишнего и потому весьма удобно напоминают о голоде (Эвальд, Лютард). Голос, который Иоанн слышал раздающимся среди животных, был голосом божественным, исходящим от Божьего престола. Первая половина слов божественного голоса говорит о необыкновенной дороговизне жизни вследствие голода, а вторая указывает на ту роскошь, которой обыкновенно предаются богатые слои общества, эксплуатирующие бедных. В частности, в периоды борьбы христианства с язычеством первые христианские прозелиты среди того или другого языческого общества всегда находились и находятся в сравнительной нужде; более богатое языческое общество обыкновенно утопает в роскоши языческой жизни, христиане же, лишаемые поддержки и сочувствия, должны бывают до крайности ограничивать свои потребности (Иак 2:6).
6:6 Хиникс, χοι̃νιξ, малая хлебная мера.
Динарий — монета, соответствующая дневной плате поденщику.
6:7-8 Сообразно с пониманием первых трех печатей нужно объяснять и символ четвертой. По ее снятии Иоанн видит бледного коня, — собственно серого, бесцветного, каковой цвет принимают трупы людей. За всадником, напоминающим смерть и называемым смертью, следовал ад. Ад здесь является олицетворением действительных обитателей ада, т. е. осужденных (Генгстенберг) по предварительному суду на временные мучения. Всаднику на бледном коне дан меч, как орудие смерти; в его распоряжении голод, ему подчинены и бедствия мора (повальные и заразные болезни) (Эвальд, Клифот, Лютард), и даже земные хищные звери. Бедствия эти падут на "четвертую часть земли"; — это не математически точное измерение особого пространства; здесь определенное число в смысле неопределенного, для указания на действия этих явлений временно и по местам. Число же четыре употреблено в соответствие четырем животным, четырем коням и четырем странам света. Все это подтверждает нам церковная история, история распространения христианства.
6:9 Теперь у св. Иоанна после видений четырех печатей возникал вопрос, доколе вместе с грешниками будут страдать и праведники, и получают ли эти последние какую-либо награду за свои страдания и свое терпение? — Явления пятой и шестой печатей служат ответом на эти вопросы. В ответ на вопрос, в каком состоянии находятся души христианских мучеников, Иоанн видит их под небесным жертвенником. Этот жертвенник — совершенно особое место и особый предмет апокалиптического видения. Это жертвенник всесожжения (Лев 4:7), стоявший на дворе народа для принесения на нем жертв (Эбрард, Süller, Эвальд, Клифот, Лютард). Внизу (под) около этого жертвенника, как бы жертвы, уже принесенные и ссжженные, находились души в собственном смысле этого слова (Генгстенберг, Эбрард), т. е. бессмертные души умерших людей. Это — души умерших насильственною смертью, т. е. души мучеников. Они были замучены, во-первых, за слово Божие, т. е. Божие учение, во-вторых, за свидетельство, т. е. за исповедание веры в Иисуса Христа. Это исповедание они имели, т. е. держали, высказывали и довели до конца, подтвердив искренность своею смертью. Теперь души этих христианских мучеников находились под жертвенником, чем обозначалась их особенная близость к Господу Богу.
6:10 Одновременно с тем, как стали видимы под жертвенником души убиенных, послышался их громкий вопль. Они обращались к Бож. престолу, и, называя Бога святым и истинным, спрашивают, почему все еще нет приговора Бож. суда над грешниками и все еще не воздано им сообразно с их делами. Здесь слышится недоумение и мольба о праведном суде, о слове Бож. правосудия по отношению к грешникам ближе всего, к язычникам и иудеям, преследователям христиан.
6:11 В ответ на вопль мучеников им дана была каждому белая одежда, как знак их чистоты и невинности. Дарование ее мученикам имеет значение их оправданности, их близости к Господу Богу и их надежды на полное блаженство на воскресение из мертвых. Кроме дарования белых одежд, Господь утешает непреложностью Своего суда по Своему Божественному Предопределению (Генгстенберг, Эбрард, Süller). Время этого суда и воздаяния совпадет с тем временем, когда число мучеников достигнет известного, определенного Богом предела. Кровь мучеников будет отомщена; но это произойдет не ранее, как исполнится число их сотрудников и братьев, которым должно также пролить свою кровь за исповедание христианской веры.
6:12-14 Шестая печать отвечает на вопрос, доколе вместе с грешниками, достойными наказания, будут страдать и благочестивые. До тех пор, отвечает она, пока не наступит время общего воздаяния при втором пришествии Господа. И слова 12 стиха можно понимать в смысле указания на общемировой переворот пред вторым пришествием Господа. При перевороте солнце уподобится власянице, одежде из черной шерсти. Это слово-выражение не единичное в Св. Писании (Мф 24:29) и почти буквально повторяется у пророка Исаии (50:3). Оно говорит, что изменение произойдет в самой природе солнца и в его отношениях к земле и другим планетам. Здесь нужно разуметь прекращение солнечного света. Точно так же и луна (как кровь) уже не будет освещать землю, но своим новым видом будет лишь возбуждать нас. В то же самое время наступающего общего переворота звезды небесные падуг на землю. Пояснение Апокалипсиса говорит о том, что здесь нужно видеть не обман зрения, но действительное падение звезд, в виде астероидов, метеоров и т. п. (Корнелий а-Ляпиде, Клифот, Калмет, Иоанн Златоуст на Мф 24:29). Мировой переворот коснется и самой земли и неба. Небо скроется, свившись как свиток. Это выражение (Ис 34:4) говорит об удалении неба от человеческого взора. Одновременно с переворотом на небе, на земле произойдет страшное землетрясение, следствием которого будет изменение вида земной поверхности. Для Господа возможно полное и совершенное изменение вида земли.
15-17 говорят нам о том впечатлении, которое произведет на людей мировой переворот. Все земные обитатели, которым ради их грехов приходится страшиться гнева Божия, убегут в горы и пещеры. Но никакая защита не будет в состоянии скрыть грешных людей от наступающего суда и воздаяния. Слова 17 ст. как бы подтверждают, что в шестой печати речь шла о наступлении времени второго пришествия, о времени дня Господня.
7:1 Первое видение второго порядка говорит о выделении праведных из среды нечестивых при общемировых бедствиях приближающегося конца мира.
Сначала пред пророческим взором Иоанна раскрывается картина спокойного исторического развития христианского мира под образом четырех ангелов, удерживающих ветры от их разрушительных действий. Это во всяком случае ангелы добрые, а не злые, как полагает Андрей Кесарийский, и их образ указывает на то, что христианство представляет собою в истории несравненно бóльшую гарантию мира и спокойствия, чем языческие религии.
7:2 Со временем, однако, это спокойствие и мир прекратятся.
Появляется новый ангел, который в своей руке имеет печать Бога живого. Печать эта принесена ангелом для избранных рабов Божиих и должна быть прежде всего отличием и преимуществом избранных рабов Божиих, указанием на их близость к Господу Богу и на покровительство Божие. Поэтому нужно сказать, что печать эта есть отображение на лучших и избраннейших членов христианской Церкви той божественной благодати, которая, преображая их душу, преобразит и их внешний вид — чело (Быт 4:15). Но трудно сказать, будет ли это состояние отмечено и каким-либо внешним знаком.
7:3 В словах ангела заключается приказание, которое нужно понимать как повеление Божие, передаваемое по чиноначалию одними ангелами другим. Изображение здесь добрых ангелов, как руководителей вредными действиями стихий, вполне согласно со Свящ. Писанием (Пс 103:4). В данном случае добрые ангелы должны удерживать вредные действия ветров до тех пор, пока явившийся ангел вместе со своими сослужителями не положит печати на рабов Божиих.
7:4-8 Этих запечатленных из всех колен Израилевых оказалось 144 тысячи.
Самое число 144 тыс. по согласному мнению толкователей, очевидно, символическое и должно означать полное число избранных (12×12×1000). Они названы израильтянами и притом прямо с указанием на 12 колен народа израильского. Но ни то, ни другое обстоятельство не вынуждает с необходимостью заключать, что здесь имеются ввиду израильтяне по плотскому происхождению. И христиане, составляющие новозаветную церковь, которая является продолжением и заменою церкви ветхозаветной, могут быть названы истинными израильтянами, если не по плоти, то по духу (Генгстенберг, Süller, Клифот и др.). Такое понимание вполне соответствует Апокалипсису (2:9; 3:9). Под запечатлением нельзя здесь подразумевать обращение евреев в христианство общею массою в последнее время (Рим 11:25-26). Это запечатление не может быть приравнено к принятию христианства, ибо печать налагается на тех, кто уже рабы Божии (ст. 3). Лучше всего под запечатленными разуметь совершенных верующих последнего времени, которые достигнут высшего совершенства и одухотворенности после общего обращения в христианство израильтян — тогда, когда и Израиль по плоти, и Израиль по духу составят единое стадо Христово. Запечатленные ангелом суть совершеннейшие из христиан последнего времени, избранный народ Божий — тот самый, о котором упоминал Спаситель в Своей эсхатологической речи (Мф 24:22).
7:9 Это новое видение говорит о том, как вознаграждаются на небе те христиане, которые совершают свое земное поприще среди скорбей мира и особенно среди ужасов последнего времени. Иоанн видит великое множество людей, т. е. души людей, которые были облечены в человеческие образы (ср. 6:9).
Бесчисленность здесь не абсолютная, взятая в отличие от 144 тыс. запечатленных, но бесчисленность относительная. Состав многочисленной толпы указывает на ее общечеловеческий характер; и, несомненно, она, подобно душам 6:9, находится на небе пред престолом Божиим, а не в земле, как те запечатленные 144 тысячи. Так что, очевидно, здесь имеются ввиду все умершие христиане, достигшие совершенства и угодившие Богу теми или другими подвигами веры и благочестия. Следовательно, на вопрос, имеют ли утешение совершенные христиане, умершие до времени всеобщего суда и воздаяния, разбираемое видение отвечает, что души совершенных христиан после их смерти переселяются на небо и предстоят пред Престолом и пред Агнцем в знак близости к Господу как источнику блаженства. На это указывают и белые одежды, и пальмовые ветви, как ветви праздничной радости.
7:10 Слова восклицания всего множества сообразно с указанным значением пальмовых ветвей и в соответствие содержанию хвалы ст. 12 есть выражение чувства восторга пред Богом и Агнцем, спасающими мир многоразличными судьбами. Великое множество спасенных христиан было не одиноким пред престолом в прославлении Господа. Здесь же Иоанн созерцает ангелов, и старцев, и животных. Все они в ответ на прославление святых спасенных, подтверждая его словом Аминь, поклонялись пред Сидящем на престоле и Агнцем и со своей стороны воссылали им хвалу (5:12) за их семь добродетелей и совершенств (Эбрард, Süller.).
7:14 Употребление обращения: господин не означает поклонения Иоанна пред старцем, но является выражением обыкновенной почтительности спрашивающего к отвечающему — смиренного Иоанна к прославленному Богом старцу (Клифот, Эбрард.). Пришедшие от великой скорби суть перенесшие скорбь, не избежавшие ее. И выражение великая скорбь говорит (Мф 24:21-29) о том, что эти спасенные суть все вообще христиане, которые как прежде, так и в будущем (и при антихристе особенно) перенесут страдания и скорби. Под омытием одежд всего естественнее понимать отнятие, по милости Божией, всякой греховной скверны с души праведника, а под убелением — достижение чистоты и добродетельного совершенства. Они, спасенные, находятся пред престолом Бога и служат Ему день и ночь, пользуясь Его непосредственным покровительством. Такое состояние совершенных христиан после их смерти ввиду того, что оно названо служением, не есть полное блаженство, а только его предначатие. Источником и причиною их блаженства будет их непосредственная близость к Агнцу — близость, уподобляемая близости заботливого пастыря к его овцам. И не будет слез на их глазах, ибо не будет у них никакого огорчения, никакой печали.
8:1 В 8 главе в явлениях и образах дается объяснение, какие именно скорби постигнут мир и все человечество. Иоанн снова видит таинственную книгу в деснице Сидящего, видит и Агнца. Агнец снимает последнюю, седьмую печать с запечатанной книги. Но Иоанн уже не упоминает более ни о животных, ни о старцах, ни о святильниках, их уже не было пред взором Иоанна. Непосредственным следствием снятия седьмой печати было то, что на небе водворилось молчание как бы на полчаса. Молчание означает не просто тишину, прекращение звуков вообще, но прекращение звуков человеческой речи. И если теперь, по снятии седьмой печати, на небе водворилось безмолвие, то, стало быть, прекратилась песнь хвалы небожителей. Все небожители, невольно обнаруживая благоговение пред Вседержителем, замолкли на короткое время пред предстоящими обнаружениями Бож. гнева как непостижимыми действиями Божьего промысла. Но это молчание могло быть только кратковременным, как бы получасовым. Именно, выражение "как бы на полчаса" имеет значение приблизительного указания времени и не может быть понимаемо в буквальном смысле слова.
8:2 Под семью ангелами, которые и в дальнейших видениях остаются пред престолом подобно четырем животным и старцам (7:13), можно видеть указание на ангелов известного чина, предстоящих пред престолом Божиим. Это их значение предуказывается уже в их атрибуте — семи трубах, которые являются в значении труб, возвещающих суд Божий над грешным миром, как своего рода сигналы к началу последующих явлений. Кроме семи ангелов Иоанн видит еще новое. Этот последний предстал не пред престолом, но пред жертвенником, о котором упоминалось в 6:9 и под которым нужно разуметь жертвенник всесожжения. С этого жертвенника ангел должен был взять горячих угольев для своей золотой кадильницы. При этом фимиам дан был ангелу для того, чтобы он (ангел) помог молитвам святых дойти до престола Божия, как возносится дым фимиама и бывает приятным благоуханием жертвы. Дым кадильный здесь не средство возношения молитвы, но лишь простое указание на это возношение; и ангел — не посредник и приноситель жертвы, но слуга, который по повелению Божию (фимиам дан от Бога) приставлен служить святым (Клифот, Лютард). Под золотым жертвенником в конце 3 ст. нужно разуметь другой жертвенник, а не тот, о котором упоминалось в начале этого стиха. Этот жертвенник золотой и под ним можно разуметь только тот, который стоял во святилище пред входом во святое святых (Исх 40:5,26). И пред взором Иоанна происходило нечто подобное тому, что происходило в Иерусалимском храме во время богослужения, хотя сходство было только приблизительное.
Когда дым фимиама поднялся с жертвенника, когда чрез это было указано, что приняты Господом молитвы святых и что услышана их просьба об отмщении крови мучеников (6:10), тогда ангел снова возвратился к жертвеннику всесожжения и снова наполнил кадильницу угольями (5 ст.). Но наполнил не для того, чтобы снова идти для воскурения фимиама во святилище, но для того, чтобы высыпать эти уголья на землю, — с высоты небесного свода, на котором Иоанн видел небесный храм и престол. Эти горячие уголья, высыпанные на землю, должны были обозначать начало казней Бож. гнева, наступление времени Бож. суда и отмщения.
Предание об Апокалипсисе. В ряду свидетельств о происхождении какой-либо священной книги первое место принадлежит свидетельству предания. Если вся церковная древность с самого почти того времени, какому приписывается книга, высказывается известным образом о ее происхождении, то мы вполне уполномочены верить этому голосу Церкви, и внутренние данные самой книги имеют тогда второстепенное значение. Это и необходимо прежде всего помнить при критическом исследовании Апокалипсиса. На основании рассмотрения содержания и языка книги в связи с содержанием и языком четвертого Евангелия критика изобрела много гипотез относительно ее происхождения, но для нас имеет главное значение факт, что древнейшее церковное предание считает Апокалипсис писанием св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова.
Правда, Игнатий Богоносец не говорит ничего о происхождении Апокалипсиса, но он знает уже его. Ничем иным, как отношением к этой священной книге, должно объяснять некоторые выражения апостольского мужа, как, например, в послании к Ефесянам 15:3, — ср. Откр 21:3 и подобное. От сочинения другого важнейшего свидетеля древности — Папия мы имеем только фрагменты. Но, к счастью, епископ Андрей Кесарийский (V в.) во введении к своему толкованию на Апокалипсис относит Папия к поручителям за его достоинство. Свидетельство ученого комментатора имеет тем большую цену, что он, конечно, читал сам сочинение Папия, следы существования которого находятся еще и в гораздо более позднее время. В другом месте своего толкования Андрей цитирует Папия буквально.
В ряду тех звеньев, которые соединяют апостольский век с последующими поколениями, не обращавшимися с апостолами, первое место принадлежит св. Поликарпу Смирнскому. Он является главным и непосредственным свидетелем апостольского предания для своего ученика Иринея, а через последнего — и для всей Церкви. Ириней свидетельствует, что Поликарп не только был научен апостолами и обращался со многими, видевшими Господа, но апостолами же был поставлен и во епископа Смирнского. Из числа апостолов особенно близок был Поликарп к св. Иоанну, что засвидетельствовал Ириней в послании к Флорину и к Виктору Римскому. Все значение Поликарпа и зиждется на его отношении к ап. Иоанну, а затем на том факте, что Ириней является, конечно, устами Поликарпа и других пресвитеров. Следовательно, и сообщения Иринея об Апокалипсисе можно возводить к тому же источнику.
И вот, что касается Иринея, то он является свидетелем признания боговдохновенности Апокалипсиса как происходящего от Св. Духа. Писателем его он считает "Иоанна, ученика Господа" — стереотипная фраза для обозначения апостола Иоанна. Писатель этой священной книги тождествен с писателем четвертого Евангелия. Приводятся Иринеем и буквальные выдержки из Апокалипсиса. Затем св. Ириней удостоверяет подлинность числа 666 (а не 616) и рассуждает о его значении. Наконец, высказывается он и относительно времени происхождения Апокалипсиса, относя его к концу царствования императора Домициана.
Наряду с этими главными имеется еще целый ряд свидетелей относительно достоинства откровения. Их голоса хотя иногда и не вполне определенны вследствие потери источников, однако в своем согласии представляют нечто стройное и внушительное. Так, весьма важно свидетельство св. Иустина Философа в "Разговоре с Трифоном Иудеем". По его убеждению, Апокалипсис написал "некий муж по имени Иоанн, один из апостолов Христовых". У него же есть выражения, которые объясняются зависимостью от Апокалипсиса. Свидетельство Иустина важно, во-первых, ввиду его определенности; во-вторых, потому что он является свидетелем предания церкви Ефесской — первой из семи апокалипсических церквей.
Далее, среди сочинений плодовитого писателя второго века Мелитона Сардийского Евсевий называет одно: "О диаволе и об Апокалипсисе Иоанна".
Феофил Антиохийский в сочинении против ереси Гермогена пользовался, по сообщению того же Евсевия, и свидетельствами из откровения Иоанна. Этот факт указывает на общее признание Апокалипсиса в то время и в Антиохийской церкви. Евсевий, в интересах которого было найти доказательства тому, что Апокалипсис написан не апостолом Иоанном, в сочинениях названных писателей, очевидно, не нашел ни малейшего подтверждения для своего тезиса.
Очень важно то обстоятельство, что Апокалипсис признавал церковный писатель Аполлоний. Важность признания с его стороны достоинства этой священной книги обусловливается тем, что Аполлоний был противником монтанистов, против которых было направлено и его сочинение. А известно, что монтанисты делали из Апокалипсиса широкое употребление. К сожалению, из этого сочинения до нас дошло только несколько отрывков у Евсевия. А что касается отношения Аполлония к Апокалипсису, то здесь мы имеем краткое замечание Евсевия о пользовании Аполлонием свидетельствами из откровения Иоанна. Возразить против авторства апостола Иоанна на основании сочинения Аполлония Евсевий, конечно, не мог, но что Аполлоний давал интересные сведения относительно пребывания св. Иоанна в Ефесе, это следует из отмеченного историком рассказа о воскрешении апостолом мертвого. На основании всего этого Аполлония нужно признать одним из важнейших свидетелей апостольского происхождения и боговдохновенного достоинства Апокалипсиса.
У Поликрата, Ефесского епископа второй половины второго века, имеется упоминание об Иоанне, возлежавшем на груди Господа. Поликрат называет этого Иоанна — конечно, апостола — свидетелем и учителем — μάρτυς καὶ διδάσκαλος. В именовании μάρτυς справедливо видеть намек на написание Иоанном Апокалипсиса, поскольку наименование это соответствует апокалипсической терминологии и не может обозначать мученика ввиду того, что поставлено пред διδάσκαλος; кроме того, понимание слова μάρτυς в смысле мученик противоречит всему церковному преданию об ап. Иоанне.
Из послания церквей Лионской и Вьенской к церквам Азии и Фригии о гонении при Марке Аврелии в 177 г. видно, что Апокалипсис был в широком употреблении у христиан как утешительная книга, так как в послании этом находится много параллелей к выражениям Апокалипсиса. Однажды в послании он прямо цитируется как "Писание".
Из внецерковных свидетелей апостольского происхождения Апокалипсиса, за исключением монтанистов, можно указать на Левкия Харина, автора περίοδοι ’Ιωάννου. Левкий, принадлежавший к школе Валентина в широком смысле, может быть отнесен к свидетелям малоазийского предания. Появление его сочинения Цан ставит в пределы 140-200 годов. Ап. Иоанн, по Левкию, очевидно, является автором не только Евангелия и 1 Послания, но и Апокалипсиса. В своем описании путешествия апостола Иоанна этот еретик явно примыкает к посланиям Апокалипсиса: ясно, что он считал эту книгу апостольским произведением.
Таким образом, Апокалипсис в церквах Малой Азии пользовался общим признанием в качестве писания апостола Иоанна. Только голос алогов звучит диссонансом в этом согласном хоре свидетелей его канонического достоинства. Но критика алогов настолько слаба, что, вероятно, не нашла сколько-нибудь значительного признания. По крайней мере, самое еретическое движение, которое произвели алоги, представляется по источникам в очень неясных очертаниях. Но во всяком случае, они отвергали апостольское происхождение четвертого Евангелия и Апокалипсиса, приписывая их Керинфу. Протест алогов является, вероятно, результатом горячей полемики против монтанистов, и критика их имела исключительно догматические, а не исторические основания. К тому же она свидетельствует, что церковь того времени приписывала ап. Иоанну как четвертое Евангелие с посланием, так и откровение.
Что касается предания римской церкви, то Мураториев фрагмент, свидетельствующий о состоянии римского канона около времени папы Пия 1 († около 155 г.), называет Апокалипсис дважды — второй раз наряду с апокалипсисом Петра.
Цитируется, далее, Апокалипсис Ипполитом, который писал на него и толкование и его апологию под заглавием: "Главы против Кая". Кай, римский пресвитер, относился к Апокалипсису отрицательно; может быть, приписывал его Керинфу. Однако полемика Кая против Апокалипсиса не выше по достоинству полемики алогов и вызывалась догматическими основаниями. В самой римской церкви она не имела ни малейшего успеха.
В Африке Апокалипсис принимают Тертуллиан и Киприан. Климент Александрийский вовсе не сомневается в его апостольском происхождении, а его голос можно возвести еще далее — к Пантену. Ориген, начавший критическое изучение Священного Писания, нимало не сомневается в апостольском происхождении откровения Иоаннова.
Новую эру в истории критики Апокалипсиса в древней церкви открывает св. Дионисий, сначала наставник огласительной школы в Александрии, а с 247 года — епископ Александрийский. Повод к его критике дала борьба с хилиастами, вождем которых был епископ Непот, оставивший в руководство своим сторонникам сочинение: "Обличение аллегористов". Св. Дионисий в опровержение его написал сочинение: "Об обетованиях", в котором и рассуждает подробно об Апокалипсисе св. Иоанна. Дионисий Александрийский не отвергает прямо книгу, считает ее достойной уважения, но сомневается в том, что ее писателем был ап. Иоанн, сын Зеведея, автор Евангелия и соборного послания. Свои доводы Дионисий и получает путем сравнения Апокалипсиса и др. писаний ап. Иоанна. Доказательства Александрийского епископа основаны на различии Апокалипсиса от Евангелия и послания Иоанна по содержанию и языку. Также указание в Апокалипсисе Иоанном на себя самого несогласно, по мнению Дионисия, со способом самообозначения апостола в Евангелии. Хотя, по Дионисию, и нужно верить, что писателем Апокалипсиса был Иоанн, но на основании всего им сказанного сомнительно, чтобы это был апостол Иоанн. Определить точнее Иоанна-апокалиптика трудно. Вероятнее всего, что в Азии был другой Иоанн, тем более, что в Ефесе, говорят, существуют две могилы, причем каждая из них приписывается Иоанну.
Таково суждение Дионисия Александрийского об Апокалипсисе. До последнего времени находятся люди, которые считают рассуждение Дионисия образцом филологического и критическая исследования (Ренан). Но мы должны отнестись к критике ученого александрийца сдержаннее. Едва ли уже кто теперь согласится с утверждением, что Апокалипсис и четвертое Евангелие с посланием не имеют и слога общего. При всем различии языка новейшее исследование обнаруживает между ними замечательные параллели.
Не может поколебать критика Дионисия Александрийского и того убеждения, что до него Апокалипсис занимал в каноне очень твердое положение, как писание св. Иоанна, — апостола и евангелиста. Ниоткуда не видно, чтобы он ступил на путь внутренней критики потому, что не находил для себя никаких точек опоры в историческом предании. Если бы предание было нетвердо или запутано, то, несомненно, Дионисий воспользовался бы таким положением дела. Что ему был известен ничего не стоящий протест алогов, — это видно из отрывка из сочинения "Об обетованиях", сохраненного Евсевием. Исторических оснований к гипотезе двух ефесских Иоаннов у Дионисия не было никаких, почему он и ухватился за слух о двух могилах в Ефесе, из которых о каждой говорили, что она — Иоаннова.
Критика Дионисия не могла совершенно уничтожить уважения к Апокалипсису как апостольскому писанию: традиция была весьма сильна. И мы видим, что такие мужи, как Мефодий, Памфил, Лактанций, Викторин, Коммодиан считают и употребляют Апокалипсис как писание апостола Иоанна. Первый, на ком ясно сказалось влияние Дионисия Александрийского, был знаменитый Евсевий Кесарийский. Но и он в своем списке канонических книг помещает Апокалипсис и между общепризнанными — ὁμολογούμενα, "если угодно"; а затем, "если угодно", между подложными — νόθα, т. е. упоминает его под двумя совершенно противоположными и несоединимыми рубриками, апеллируя к личному вкусу. В другом месте — по поводу отрывка из предисловия Папия к своему сочинению, — Евсевий повторяет гипотезу Дионисия о двух Ефесских Иоаннах, причем тоже ссылается на существование в Ефесе двух могил, приписываемых Иоанну. Из всех рассуждений Евсевия явствует полное отсутствие у него исторических данных. За собою, очевидно, он не имел никого, кроме Дионисия, аргументом которого о двух могилах он и пользуется. В Demonstratio evangelica Евсевий цитирует Апокалипсис как новозаветный авторитет.
Последующее время не дает ничего достопримечательного для истории вопроса о положении Апокалипсиса в новозаветном каноне. Пред отцами стояла дилемма: или последовать преданию церкви, или же своему личному вкусу, часто определяемому направлением школы. Поэтому далее и нельзя встретить каких-либо исследований о нашей книге, а просто приходится отмечать, какой церковный писатель признавал Апокалипсис или просто цитировал его и какой нет.
Св. Кирилл Иерусалимский (315-386) в четвертом огласительном слове пересчитывал все священные книги нашего канона за исключением Апокалипсиса. Наоборот, св. Епифаний Кипрский († 403) принимает Апокалипсис подробно опровергает возражения против него со стороны алогов. Иоанн Златоуст не цитирует Апокалипсис. Мнение о нем Феодора Мопсуетского неизвестно. Точно так же и Феодорит нигде не цитирует Апокалипсиса. Юнилий, африканский епископ VI века, замечает, что относительно Апокалипсиса "между восточными христианами существует значительное сомнение". Св. Ефрем Сирин († 373) не цитирует его. Св. Иоанн Дамаскин († 750 г.) считает Апокалипсис среди канонических писаний. Св. Григорий Богослов употребляет его, равно как и Василий Великий и Григорий Нисский. Св. Амфилохий Икопийский говорит, что большинство считает эту книгу подложной. Но в самой Александрии ее принимает св. Афанасий Великий. Далее, она принимается Кириллом Александрийским, Дадимом Нилом, Исидором Пелусиотом. В V веке епископ Кесарийский Андрей пишет толкование на Апокалипсис; то же самое позднее делает другой епископ Кесарийский Арефа. В западной церкви Апокалипсис всеми церковными писателями считается произведением апостола Иоанна и принимается в канон. Таковы, между прочим, Иларий Пиктавийский, Амвросий, донатист Тихоний, блаж. Августин и др.
Отрицательные мнения относительно Апокалипсиса представителей богословской мысли с IV века не могли иметь никакого значения ввиду тех условий, в которых они высказаны. В самом деле они не являются ни плодом основательного изучения древнецерковного предания, ни плодом свободного критического исследования книги. Отношение к ней того или другого писателя, по-видимому, просто определялось личным вкусом или традициями школы. Ввиду же замечательных и согласных свидетельств более глубокой древности мы не можем утверждать, что Апокалипсис блестяще удостоверен древнецерковным преданием, как писание св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова.
Самосвидетельство Апокалипсиса о писателе. После всего сказанного необходимо обратиться к самой книге откровения и посмотреть, насколько ее собственное свидетельство подтверждает мнение о писательстве апостола. Иоанн называет себя рабом Божиим. Обращаясь к малоазийским христианам, он именует себя их братом и соучастником в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, сообщает также, что он был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа. Свою книгу, написанную в форме послания, Иоанн посылает семи церквам, находящимся в Асии: в Ефес, в Смирну, в Пергам, в Фиатиру, в Сарды, в Филадельфию и в Лаодикию. Как показывают послания к семи церквам, апокалиптик был отлично знаком с состоянием их внешней и внутренней жизни, что возможно только при условии его продолжительного пребывания в Малой Азии. Вот и все, что мы можем узнать о писателе из самого Апокалипсиса.
Как показывает имя Иоанн, апокалиптик был палестинский еврей, а не эллинист, — последние не имели обыкновения носить еврейские имена. Очевидно, задолго до написания Апокалипсиса он переселился в Малую Азию и занимал там среди христиан самое высокое положение. Он был настолько выдающеюся по своему положению и общеизвестною в церквах провинции личностью, что считает возможным просто называть себя: "Иоанн" (1:4), "Я Иоанн" (1:9), "и я Иоанн, слышащий и видящий это" (22:8). Такое значение апокалиптика не могло основываться на его иерархическом положении, но для его объяснения необходимо предположить другое основание. Таким основанием авторитета Иоанна могло быть только его апостольское достоинство.
Но не только характер самообозначения писателя Апокалипсиса более понятен, если считать таковым апостола, — самый тон неограниченного авторитета, с каким написаны хотя бы послания к семи церквам, не дает возможности усвоять их одному из простых христиан, пусть это будет и весьма уважаемая личность. В самом деле всякий епископ может сказать о себе, что и он имеет Дух Божий, — но стоит обратить внимание на тон послания Климента Римского к Коринфянам. Писатель обращается от лица своей церкви и избегает всего того, в чем выражался бы его личный авторитет. Вот пылкий Игнатий пишет некоторым и из тех церквей, к которым должен был послать свою книгу апокалиптик. Но и он выражается в самом умеренном тоне. Даже послания апостолов Петра и Павла не отличаются такой экспрессией, как апокалипсические послания. Ввиду всего этого совершенно невозможно приписать Апокалипсис не апостолу, а какому-то другому Иоанну.
Если, далее, нам указали бы, что Христос в новозаветном Апокалипсисе описывается исключительно возвышенными и супранатуральными чертами, что понятно только в устах человека, не обращавшегося с Господом в Его земной жизни, и вообще утверждали бы, что в Апокалипсисе нет следов личных отношений писателя со Спасителем, то для первого мы нашли бы удовлетворительное объяснение, с последним же можно и не вполне соглашаться. Характер произведения обусловливается индивидуальностью автора, и среди учеников Христовых мы должны предположить такую личность, которая от рассмотрения человечески-исторических черт Господа возвысилась вполне до созерцания Его божественной и премирной сущности. Человечество не настолько бедно характерами, чтобы Провидение не нашло среди него достойного органа Своих откровений. Утверждать, что высота созерцания, проявившаяся у Иоанна в идеальном воззрении на лицо Христа, невозможна для самовидца Спасителя, — значит противоречить фактам известным из истории религиозной жизни. Ведь даже и не совсем высокие характеры пользовались иногда от своих крайне мистически настроенных поклонников божественным почитанием. Личность же Господа, и рассматриваемая с исторической точки зрения, настолько целостна в обнаружении черт Своего высшего происхождения, что овладевает при известных условиях всем человеческим сердцем.
Что касается следов личного обращения Иоанна с Господом в Апокалипсисе, то мы и не имеем права настойчиво искать их здесь ввиду пророческого характера и апокалипсической формы выражения идей в произведении. При всем том вместе с Цаном можно указать на трогательную сцену, описанную в 1:17-18. Иоанн пишет, обрисовав явившегося ему подобного Сыну Человеческому: "когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня правую руку Свою, говоря: не бойся: Я есмь первый и последний и живый; и был мертв и се жив во веки веков, и имею ключи ада и смерти". Это трогательное: "положил на меня правую руку Свою"; это уверение: "был мертв и се жив во веки веков", приписанные Сыну Человеческому, лице Которого, как солнце, сияющее в силе своей, а голос, как шум вод многих, который держит в деснице Своей семь звезд и имеет выходящий из уст острый с обеих сторон меч, — это возложение десницы и это уверение понятны только при предположении, что апокалиптик был близким учеником Господа. Это был ученик, возлежавший на персях Иисуса Иоанн, — можем мы утверждать и на основании предания и на основании самосвидетельства Апокалипсиса.
Против апостольского происхождения Апокалипсиса возражают указанием на 21:14 и 18:20. В первом случае говорится, что на основаниях нового Иерусалима написаны имена двенадцати апостолов Агнца; во втором же — к ликованию о погибели Вавилона приглашаются святые и апостолы, и пророки. Говорят, что особенно первый из приведенных стихов неуместен в устах человека, принадлежащего к лику двенадцати, что вообще об апостолах здесь говорится весьма объективно. Возражение, однако, вовсе не покажется основательным, если иметь ввиду, что число двенадцати апостолов было не случайным, но имеет символическое значение. Сознание такого значения было особенно живо у апостолов, как показывает первая глава книги Деяний. Ввиду этого при упоминании в 21:14 о двенадцати апостолах св. Иоанн мог вовсе не иметь в виду личности учеников Христовых, — для него было важно число 12 как таковое. Основательное же значение апостольского служения могло быть утверждаемо и в апостольский век и апостолом. Так, и св. Павел называет христиан утвержденными "на основании апостолов и пророков" (Еф 2:20).
Призыв в 18:20 понятен ввиду того, что ко времени написания Апокалипсиса почти все апостолы уже умерли. Сопоставление апостолов и пророков находим в Еф 3:5.
На основании всего изложенного можно утверждать, что самосвидетельство Апокалипсиса о писателе не только не говорит против его апостольского происхождения, но скорее понятно при признании, что автором книги был св. апостол Иоанн, сын Зеведея (См. комментарий: Введение в евангелие Иоанна: Апостол Иоанн Богослов).
Возражения против написания Апокалипсиса апостолом Иоанном, основывающиеся на различии его содержания и языка от содержания и языка четвертого Евангелия. Еще Дионисий Александрийский решительно доказывал мысль о различии между Апокалипсисом и четвертым Евангелием, которое не позволяет приписывать их одному и тому же автору. Для критики нового времени это различие также служило основанием отрицать принадлежность одного из этих двух писаний апостолу Иоанну. Но к настоящему времени дело научного исследования Иоанновской литературы поставило затронутый нами вопрос на другой путь. Признаны многие точки соприкосновения между Апокалипсисом и другими писаниями Иоанна, заставляющими, по крайней мере, предполагать их происхождение из одной школы (Так Иог. Вейс, Вейцзеккер, Бюссе).
Мы не имеем возможности рассуждать здесь подробно о том, насколько основательны или неосновательны указания на различие между учением Апокалипсиса и Евангелия с посланиями и ограничимся только указанием наиболее поразительных параллелей между ними. Эти параллели имеют тем большее значение, что различия, если указания их не содержат утрировки, вполне объяснимы из характера откровения как писания пророческого, написанного притом в апокалипсической форме.
Общий тон Апокалипсиса совпадает с тоном Евангелия и посланий Иоанна. Как в первом, казни и гибель нечестивых изображаются яркими красками, в резких тонах, в мрачных образах, так и в Евангелии и посланиях можно найти много резких выражений, можно усмотреть особую решительность в высказанных мыслях. Последнее в свою очередь объясняется характером воззрений ап. Иоанна. Пред его глазами рисовались противоположности, ему представлялся весь резкий антагонизм двух царств добра и зла. И вот мы видим, что это идеальное разделение мира на две половины — на детей Божиих и детей диавола, на ходящих во свете и ходящих во тьме, на нечестивых и сохраняющих заповеди Божии и имеющих свидетельство Иисуса, которые не поклонились зверю и образу его и не приняли начертания его на чело свое и на руку свою, — это резкое разделение проводится Иоанном во всех его писаниях, составляя их особенность.
Кроме сходства в общем характере, отметим еще такое же сходство в следующих частных пунктах. Христология Апокалипсиса совпадает с христологией четвертого Евангелия. Параллели в некоторых случаях удивительны. Так, в Апокалипсисе Мессия часто выводится под образом Агнца — τò ἀρνίον. Агнцем же — ὁ ἀμνòς — называется Он и в четвертом Евангелии (Ин 1:36). Пролог последнего предлагает связное учение о Христе, как божественном Логосе; в Откр 19:13 читаем о Мессии: "и называется имя Его: Слово Божие". Апокалиптик, представляющий часто Христа под образом Агнца, рисует Его в самых возвышенных чертах. Евангелист под бренным телесным покровом Господа всюду усматривает премирное божественное существо.
Параллель между Апокалипсисом и четвертым Евангелием наблюдается и в их отношениях к иудейству. Для апокалиптика иудаизм развился в христианство, церковь — истинный духовный Израиль; сторонники же номизма только говорят о себе, что они — иудеи; на самом же деле они не таковы, но синагога сатаны (2:9; 3:9). Такой же точно смысл имеют и некоторые выражения евангелиста, относящиеся к иудейскому закону, например, 7:19: "не Моисей ли вам дал закон"; ср. 7:22; 8:17; 15:25. Пасха, далее, называется: Пасха иудейская (2:13; 6:4; 11:55). Наконец, в 8:44 представители иудейства прямо называются детьми диавола.
Совпадает Апокалипсис с Евангелием и в учении о "духе" — τò πνευ̃μα. И в том и в другом писании τò πνευ̃μα является просвещающим верующих фактором, личным принципом божественного откровения.
Наконец, апокалипсический хилиазм можно считать образным выражением учения четвертого Евангелия о двух воскресениях — первом духовном и втором — всеобщем воскресении тел человеческих для последнего суда.
Что касается языка Апокалипсиса, то он действительно в сравнении с языком Евангелия и посланий Иоанна представляет значительные особенности. Но многие, однако, из этих особенностей получают надлежащее объяснение из характера писания. Так, если в приветствии 1:4 читаем: ἀπò ὁ ὢν καὶ ὁ ἠ̃ν καὶ ὁ ἐρχόμενος, то это вовсе не указывает на невежество автора в греческом языке, доходящее до того, что он не знал, что после ἀπò нужно поставить родительный падеж или что глагол является несклоняемой частью речи, — нет, способ выражения обнаруживает даже мастерство писателя, некоторую свободу владения речью. Эту особенность языка можно назвать неправильностью риторического свойства, куда должно отнести еще все то, что обусловливалось живостью и силой поэтической пророческой речи. Другие особенности объясняются влиянием еврейского, которое особенно понятно в Апокалипсисе. Есть, наконец такие неправильности языка в Апокалипсисе, которые едва ли поддаются объяснению, — см., наприм., 14:19. Встречаются случаи costructio ad sensum, — см. 4:1; 6:9; 11:15 и др.
Стиль, общий характер речи, правда, в Апокалипсисе несколько иной сравнительно с другими писаниями Иоанна. Но и последние не показывают апостола весьма искусным в том, что касается конструкции греческой речи. Это видно и из стиля 1-го послания, где не усматривается свободы в выражении мыслей при помощи языка, — наоборот, замечается некоторое однообразие, — и из Евангелия, из которого видно, что его писал еврей.
Что касается Апокалипсиса, который все-таки, конечно, выделяется из ряда других писаний Иоанна в этом отношении, то его стиль может быть объяснен из формы писания. Как проповедь всегда почти у нас выделяется из ряда других литературных произведений своим языком, даже иногда требуют от нее особого стиля, так, можно предположить, и в Апокалипсисе ап. Иоанна сказался особый апокалипсический стиль.
Наконец, между Апокалипсисом и другими писаниями ап. Иоанна существуют и прямые соприкосновения в области языка. Это их родство выражается в выборе одинаковых образов, в некоторых совпадениях синтаксического характера и, наконец, в совпадении в некоторых случаях вокабуляра (см. Бюссе. D. Offenbarung Iohannis. S. 177-179).
Единство Апокалипсиса. С восьмидесятых годов минувшего столетия критическое исследование Апокалипсиса остро поставило вопрос о единстве этой свящ. книги. Почин в этом деле принадлежит ученому Даниилу Фёльтеру, выступившему в 1882 г. с сочинением "Происхождение Апокалипсиса" (на немецком языке). С тех пор появилось много опытов, предлагающих то или иное его деление. Здесь можно еще упомянуть труды Эрбеса, Шпитты, И. Вейса и др. Все они признают, что над Апокалипсисом в разное время работало несколько рук. Кроме того, еще Фишер в 1886 г. выступил с гипотезой, по которой Апокалипсис является иудейским произведением с христианскими интерполяциями. Наконец, Вейцзеккер, Пфлейдерер, Бюссе и др. держатся гипотезы фрагментов, согласно которой автор Апокалипсиса воспользовался при написании своего труда различными апокалипсическими фрагментами, широко распространенными между иудеями.
При изучении всех этих гипотез обращает на себя внимание их чрезвычайная сложность. Нет никакой возможности приписать лицам, по представлению поименованных критиков, работавшим над Апокалипсисом, ту сложную и хитрую литературную работу, какую находят эти авторы. Да и вообще о крайнем субъективизме всех построений можно заключить из того, что никакая гипотеза не имеет сторонников, и каждый почти отрицатель единства книги предлагает свое решение вопроса, если не отказывается совсем от такого решения.
Далее, сложный и стройный план Апокалипсиса говорит в пользу его единства. Наконец, самое сильное доказательство этого единства основывается на факте одинакового языкового характера сплошь всего Апокалипсиса. Да и вообще в писателе книги, полной духа и жизни, невозможно усмотреть сухого компилятора.
Время, место и цель написания Апокалипсиса. В определении времени написания Апокалипсиса наблюдается полное согласие между первостепенным внешним свидетельством и данными для определения эпохи, заключающимися в самой книге. Так, Ириней сообщает, что Иоанн видел откровение к концу царствования Домициана. Положение христиан при Домициане отразилось и в содержании Апокалипсиса. Замечательно прежде всего то обстоятельство, что откровение предполагает повсеместное преследование христиан. Однако еще не видно, чтобы это преследование давало многих мучеников. Апокалиптик, правда, пережил уже один период времени, когда кровь христианская лилась рекой и, как показывает видение пятой печати, в настоящее время находится только в ожидании, что подобное же повторится в недалеком будущем. Как видно из обстоятельств его личной жизни, в период появления Апокалипсиса практиковалось особенное наказание за христианское исповедание — за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа. Таким наказанием было изгнание.
Все перечисленные черты положения христиан указывают на время Домициана. Кровавое гонение, которое имеет ввиду апокалиптик, есть гонение Нерона, которое, впрочем, не вышло за пределы Рима. Теперь преследование делается повсеместным, — это уже прямо указывает на Домициана. Видеть в этом черту из времени Траяна было бы ошибочно. Во-первых, из письма Плиния Младшего к Траяну видно, что он и без указаний императора принимал уже решительные меры против христиан, — очевидно, в прошлое царствование эти меры были в порядке вещей. Во-вторых, у Диона Кассия есть прямое известие о процессах христиан при Домициане. Наконец, изгнание в отношении к христианам практиковалось именно при последнем Флавии, а не ранее и не при Траяне.
Указание на другую особенность Домицианова царствования скрывается в символизме Апокалипсиса. Здесь часто идет речь о тех, которые не поклонились образу зверя. Лжепророк по 13:14 убеждает людей, чтобы они сделали образ зверя. Символизм, конечно, ведет свое происхождение от практики императорского культа. Но опять же не о Нероне, а именно о Домициане засвидетельствовано, что он был особенно высокого мнения о своей божественности.
Словом, на основании исторических свидетельств можно утверждать, что Антонины не ввели чего-либо нового своею политикой в отношении к христианам, но только продолжили, развили программу последнего представителя прежней династии. Ввиду этого свидетельство Иринея о том, что откровение было созерцаемо в конце царствования Домициана, получает всю силу несомненной убедительности и полной достоверности. Точно указать год написания Апокалипсиса мы не имеем возможности.
Что касается места написания, то таковым был остров Патмос. Апокалиптику ясно говорится: "то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии" (1:11). Было бы странно предполагать, что апокалиптик отложил на более или менее продолжительное время исполнение этого поручения Господа. Кроме того, откровение написано в форме послания, адресованного к определенным церквам, а это также заставляет предполагать, что Иоанн во время его написания находился вне Малой Азии.
Поводом к написанию откровения послужила надвигавшаяся гроза в виде жестоких преследований, которые ожидали церковь. В то время уже было ясно, что наступает период, когда Римская Империя откроет поход против христианства с целью стереть его с лица земли. Представление об этих угрожающих церкви бедствиях в связи с сознанием полной ее победы и послужило поводом к написанию Апокалипсиса.
Поводу соответствовала и цель. Откровение имеет ввиду не только семь малоазийских церквей, но всю вообще Церковь вселенной и хочет дать утешение всем тем из верующих всех времен, которые, будучи проникнуты истинным духом Христовым, чувствуют на себе ненависть мира сего в какой бы то ни было форме.
Цель и метод толкования Апокалипсиса. Целью исследования и толкования Апокалипсиса нужно поставить содействие достижению намерения его боговдохновенного писателя. Этим намерением было научение и утверждение всех христиан в вере и надежде, посему и задача толкования должна состоять в стремлении пробудить и усилить интерес к Апокалипсису и желание углубиться в его содержание и стремление извлечь из него возможную душевную пользу.
Метод толкования Апокалипсиса должен быть столь же своеобразен, как и самое его содержание.
Преданием нашей Православной Церкви установлено, что Апокалипсис св. Иоанна Богослова есть предвозвещение будущей судьбы Церкви и мира. Явления и образы, описываемые в нем, не есть ни прикровенная история прошлого, ни предуказание тех или других эпох церковной истории и отдельных человеческих личностей. Нет, Апокалипсис и его видения (кроме первых трех глав) есть в собственном смысле эсхатология, есть изображение последней судьбы мира и Церкви и тех событий, которые предварят и подготовят эту кончину. Поэтому ключ для понимания Апокалипсиса православный богослов должен искать, с одной стороны, в пророческих писаниях Ветхого Завета, где рисуются некоторые образы грядущей судьбы ветхозаветной и новозаветной церквей (пророк Даниил, Иезекииль, Иоил), а с другой — и это в особенности — в эсхатологической речи Спасителя (Мф. 24 гл.) (Клифот 14; Эвальд 10-16; Корнели 11; Эбрард 28-33; Оберлен, Лютард 173). То, что предсказал Спаситель, как имеющее быть при конце мира, должно служить руководством к пониманию предсказаний Апокалипсиса. И все, что находим эсхатологического в посланиях апостолов Павла, Петра, Иуды, также должно быть принимаемо во внимание при толковании Апокалипсиса.
Содержание Апокалипсиса. Естественно, что тот или другой взгляд на содержание Апокалипсиса и на смысл его пророческих видений должен быть основанием и деления Апокалипсиса на части при его исследовании. Общее деление остается у всех одним и тем же: именно подразделяют на введение (1:1-8), первую часть (1:9-3:22), вторую часть (4:1-22:5) и заключение (22:6-21). Введение есть не что иное как вступление, содержащее в себе объяснение названия книги (1:1-2), цель ее написания (1:3), указание лиц, к которым она адресуется (1:4), благопожелание им мира от Триединого Бога (1:4-5a), доксология Иисуса Христа (1:5b-6) и ее авторизация (1:7-9).
Первая часть (1:9-20; 3:22) содержит в себе послания к семи малоазийским церквам: Ефесской, Смирнской, Пергамской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской и Лаодикийской, с обозначением их достоинств и недостатков, с предуказанием их будущей судьбы и обещанием награды вместе с предостережением и угрозою. Эту часть можно назвать пророчески-учительною. Ее содержание резко отличается от содержания второй части; точно так же отлична и форма изложения. Здесь преобладает историческая форма древних пророчеств. Далее здесь нет ничего эсхатологического, но все ограничивается течением настоящего времени или близкого будущего. Семь малоазийских церквей суть типы состояния вселенской Церкви и ее последователей. Начало такому взгляду на отношение содержания первых трех глав ко всей Церкви указано Мураториевым каноном, где замечено, что хотя Иоанн "писал семи церквам, однако же говорит всем". Это мнение разделяют и новейшие толкователи. Откровения семи церквам составляют особенный ряд откровений, назначенных, первее всего, непосредственно к известным семи церквам Малой Азии, и если касаются всех христиан, то так же, как, напр., послания ап. Павла к частным обществам и лицам, касаются всех христиан вселенской Церкви, т. е. постольку, поскольку в них содержатся общехристианские наставления, или поскольку могут повторяться в истории мира те или другие частные положения и случаи.
Основываясь на этом положении, приходится совершенно отделить первую часть от второй части Апокалипсиса, если исследовать его с точки зрения эсхатологии мира.
Вторая часть Апокалипсиса может быть названа апокалиссико-эсхатологической, так как в этой части эсхатологические истины, случайно и по частям сообщавшиеся в других писаниях Ветхого (особ. у Даниила) и Нового Заветов (в Евангелии у ап. Павла и Петра), раскрываются апокалипсическим способом, т. е. через картины, символы и видения, иногда странные и недоступные для ясного представления (Le Blane D'ambonne. С. 159). По отношению к такого рода содержанию и его изложению задачи толкователя более сложны и затруднительны. Поэтому, кажется, нет двух толкователей, которые бы вполне сходились между собою в разделении на группы апокалипсических видений и в указании связи их между собою. Содержание Апокалипсиса столь разнообразно, видения и картины столь многочисленны, что для каждого толкователя при разнообразии человеческих умов и способностей всегда находится новая точка зрения, которая и делает его несогласным (хотя часто и в очень незначительном отношении) со всеми предшествующими толкователями.
Нужно держаться общего убеждения, что Апокалипсис представляет собою несколько групп видений, отчасти параллельных между собою (Лютард 171). Это общее правило, прилагаемое к толкованию Апокалипсиса, так сказать, освящено древними толкователями и несомненно отобразилось на толковании св. Андрея Кесарийского.
Имея ввиду этот общий взгляд на характер отрывочности в раскрытии содержания Апокалипсиса, всю его вторую эсхатологическую часть можно разделить на пять отделов-групп. Каждый отдел-группа представляет собою особый и самостоятельный порядок явлений, служащих обнаружением божественного мироправления. Этот порядок, начинаясь в том или другом пункте христианской истории, приходит к ее последним событиям в конце мира.
Укажем вкратце эти пять порядков.
Первый порядок. Видение престола на небе и Сидящего с запечатанною книгою в деснице; явление ангела посреди престола для раскрытия печатей книги (4-5 гл.). Явления коней после раскрытия каждой печати: после первой — белого, второй — рыжего, третьей — черного, четвертой — бледного (6:1-8). При раскрытии пятой печати — видение под жертвенником душ убиенных за слово Божие (6:9-12); по снятии же шестой печати — явления мирового переворота и ужас всех живущих на земле (6:13-17).
Второй порядок. Видение четырех ангелов на четырех углах земли и ангела, сходящего с неба с печатью Бога в руке для запечатления 144 тысяч рабов Божиих (7 гл.); раскрытие седьмой печати и звуки шести труб, сопровождавшиеся казнями (8-9 гл.). Видение ангела с раскрытой книгой. Измерение храма. Явление двух свидетелей; землетрясение после их восхождения на небо. Звук седьмой трубы: голоса на небе с хвалою воцарившемуся Господу Иисусу Христу. Видение храма на небе и явление ковчега при молниях, голосах, громах и землетрясении (10-11 гл.).
Третий порядок. Великое знамение: видение жены, облеченной в солнце, красный дракон, борьба архистр. Михаила с драконом и низвержение этого последнего на землю (гл. 13). Видение девственников, стоящих на горе Сионе, — ангела, летящего по небу с вечным Евангелием, другого ангела, возвещающего падение Вавилона с угрозою поклоняющимся зверю. Видение на светлом облаке подобного Сыну Человеческому с серпом в руке для пожатия земли и видение ангела с серпом для обрезания винограда на земле, который был брошен в великое точило гнева Божия (гл. 14).
Четвертый порядок. Видение семи ангелов с семью чашами последних язв и видение победивших зверя (гл. 15). Вылитие одной за другою шести чаш и шесть казней после каждой из них. Землетрясение после седьмой чаши (гл. 16). Объяснение видения блудницы, сидящей на звере (гл. 17). Возвещение о погибели Вавилона и плач о нем (гл. 18). Радость на небе. Видение отверстого неба, белого коня и сидящего на нем Верного и Истинного. Слова Божия, идущего в сопровождении воинства для суда над зверем и лжепророком (гл. 19).
Пятый порядок. Видение ангела с цепью и ключом в руке для заключения дракона на тысячу лет в бездну. Воскресение убиенных и царствование их со Христом тысячу лет. Освобождение сатаны, появление народов Гога и Магога, их поражение и ввержение сатаны в геенну (гл. 20). Видение нового неба, новой земли, нового Иерусалима и его обитателей (21:1-22:5).
К этому видению непосредственно примыкает заключение Апокалипсиса, которое, кроме указания на авторитет Иисуса Христа как автора откровения, содержит в себе увещание принять всем сердцем возвещенное и ожидать скорого второго пришествия (22:6-21).
Из этого краткого указания содержания пяти порядков апокалипсических видений можно усмотреть ту общую мысль, что выяснение божественного мироправления идет от общего к частному, постепенно добавляя все новые и новые частности. А так как это мироправление должно кончиться всеобщим судом и воздаянием, которому должны предшествовать божественные призывы к покаянию, то в этих порядках применена также и некоторая постепенность все более и более усиливающихся казней гнева Божия над нечестивыми.
В первом порядке изображены только общие последствия христианской проповеди в мире бедствия на земле и награды на небе (первые пять печатей). Этот порядок оканчивается только предсказанием на будущий суд, которому должны предшествовать перевороты в мире. Второй порядок, начиная с указания разделения между избранными Божиими и грешниками, содержит в себе раскрытие явлений гнева Божия непосредственно над этими грешниками как карающими сами себя. Эти казни вызовут крайнее разобщение между избранными и грешниками, и представители избранных (два свидетеля) подвергнутся крайнему преследованию со стороны грешников. Но это крайнее развитие зла будет вместе и преддверием его падения: громы и землетрясения предвещают приближение суда.
Явления третьего порядка служат как бы объяснением явлений предшествующих порядков: земные страдания праведников, злодеяния грешников и их вражда против первых есть следствие той борьбы, которая происходила на земле между добром и злом, ангелами добрыми и ангелами злыми. Диавол посылает в мир даже антихриста (зверя). Но борьба должна кончиться победою добра; ангел уже возвещает эту победу, и является Сын Божий с серпом в руке, что и по притче Спасителя означает кончину мира. После того, как в третьем порядке была указана главная причина зла на земле, явления четвертого порядка рисуют, с одной стороны, картины справедливых казней, которым должен подвергнуться грешный мир, а с другой — то процветание зла, которое будет детищем диавола. Божественный промысел не дремлет: наказания грешного мира дойдут до своего конца, и после того как для всех станет очевидным, что человечество останется нераскаянным, Господь явится с небесным воинством и произведет суд над миром, начав его с главных обольстителей — со зверя и лжепророка, т. е. с антихриста и его поборника.
Явления пятого порядка хотя, по-видимому, и представляют собою продолжение и вывод порядка предыдущего, но в действительности есть ответ на некоторые возможные недоумения по поводу порядков предыдущих. По учению Христа и апостолов диавол был уже побежден. Почему же он так силен в мире? На это Апокалипсис отвечает, что действительно диавол побежден, что он как бы связан искупительными заслугами Спасителя; но эти узы действительны только по отношению к тем, которые суть истинные рабы Христовы, которые, сораспинаясь Ему, с Ним и воскресают для царствования и свободы над злом. Диавол свободен лишь по отношению к сынам противления. Свою прежнюю полную свободу он получит только в конце мира и то только на короткое время (время антихриста). Тогда он получит власть вести войну даже и против святых. Но это временная полная свобода диавола будет вместе с тем и его последним торжеством, за которым последует окончательное посрамление и окончательное осуждение его и всех его приверженцев. Он взойдет на высоту, но не для того, чтобы навсегда остаться там, а для того, чтобы на виду у всех быть низринутым оттуда в бездну — геенну. Тогда-то, когда это падение диавола совершится у всех на виду, наступит вечное спокойствие и блаженство праведников и начнутся вечные мучения грешников.
Литература. Августин. О граде Божием.
Андрей Кесарийский. Толкование на Апокалипсис.
Викторин. Толкование на Апокалипсис.
Жданов. Откровение Господа о семи азийских церквах. М., 1891.
Евсевий. Церковная история.
Ипполит. Слово о Христе и об антихристе.
Ириней. Против ересей. Кн. V, гл. 18.
Норов, А. Путешествие к семи церквам, упоминаемым в Апокалипсисе. 1847.
Оберлен. Прор. Даниил и Апокалипсис св. Иоанна. 1882.
Орлов, свящ., Н. Д. Апокалипсис св. Иоанна Богослова. М., 1904. Novum Testamentum Graece ad antiques testes denuo recensuit Const. Tischendorf, editio septima.
Ebrard [Эбрард]. Die Offenbarung Johannis. 1835.
Ewald [Эвальд]. g. H. A. Commentarius in Apocalypsin Johannis exegetteus et criticus. 1828.
Ewald [Эвальд]. g. Н. A. Johannis Apocalypse. 1862.
Hengstenberg [Генгстенберг]. Die Offenbarung desh. Johannis. 1849.
Kliefoth [Клифот]. Die Offenbarung desh Johannis. 1874.
Lütardt [Лютард]. С. Е. Die Offenbarung Johannis. 1861.
Migne, J. P. Scripturae Sacrae cursus comptetus. T. XXV. In Apocalypsin dilucidatio et commenlaria. 1842.
Bousset [Бюссе], D. Offenbarung Johannis. 1906.
Winer. Biblisches Realworterbuch. 1872.
4:1 Слова «После сего я взглянул...» — обычное в апокалиптической литературе выражение, обозначающее переход к следующей теме. Он поднял глаза и увидел нечто происходящее. «И вот дверь отверста на небе...» — это означает, что апостол Иоанн созерцает э т о издалека, сам он туда не входит, а остается у врат, в то время как перед ним открывается картина, как бы сцена, которую он видит, но сам в ней не участвует. Когда апостол Павел упоминает о своем состоянии духовного вознесения, он говорит, что «был вознесен до третьего неба». Здесь же апостол Иоанн только созерцает открывшееся небо и слышит голос, который ему говорит: тебе сейчас все это будет показано. С одной стороны, написанное напоминает какой-то сон, происходит словно во сне. С другой стороны, в каждом слове проглядывают привычные библейские образы из Ветхого Завета. В самом деле, сон и видение близко родственны между собой, потому что во сне мы вступаем в контакт с некоторыми духовными реальностями, которые воплощаются в формы, свойственные нашему мышлению вообще, нашему опыту в частности и конкретным событиям нашей жизни в эти годы, месяцы и дни.
Отверзшиеся врата — это, конечно, условное выражение, которое ведет свое происхождение от «врат храма» и «врат скинии». Это врата, которые распахивали, когда выносили ковчег завета в знак пребывания Бога среди народа. Однако здесь уже нет ни ковчега, ни Храма. Был ли иерусалимский Храм в это время уже разрушен, или же он находился в роковой опасности, а может, это было до разрушения Храма? Вопрос этот спорный. Мы говорили вначале, что Апокалипсис датируется временем между 64 и 95 годами. Но главное в том, что евангелист показывает: земное богослужение — это отблеск некоего богослужения в ином мире и чтобы видеть это богослужение, надо обладать особой харизмой.
4:2-3 «И тотчас я был в духе...» — вдохновение снизошло на него немедленно. «И вот, престол стоял на небе...» — Иоанн видит Божий трон. Этот образ взят из пророка Исайи ( Ис 6:1 ), и этот же образ содержится в Книге Царств ( 3 Цар 22:19 ), где пророк увидел Господа, восседавшего на троне. Трон — символ царства, но на нем нет царя, а есть Сидящий, подобный сгустку огня и света, который писатель смог сравнить только с драгоценными камнями, и была радуга, которая осеняла этот трон.
4:4 Картина, которую рисует здесь евангелист, есть как бы иконописное изображение небесного богослужения, где небо есть подобие храма, а невидимое присутствие Божье явлено в виде сияющего света. Сидящий подобен драгоценному камню, это центр, из которого исходят лучи света, а над ним — радуга, то есть здесь нет никакого антропоморфного, человекоподобного образа. Преклоняющиеся старцы и странные животные с головами живых существ, с телами, «исполненными очей», — все это означает надмирное, неземное богослужение.
«Двадцать четыре престола» — это символ человечества. Двадцать четыре старца, по двенадцать с обеих сторон, — знак избранников человечества. Христос говорит: «Сядете на престолах судить двенадцать колен Израилевых» ( Лк 22:30 ). Одни считали, что это Церковь Ветхого и Нового Завета, патриархи и апостолы. Может быть и так, если Откровение Иоанна написано в 90-х годах. Но если оно написано в 64 году, когда некоторые апостолы были еще живы, то это сомнительно.
Есть еще одно толкование: в иерусалимском Храме было двадцать четыре череды священников, которые должны были совершать богослужение в течение суток. И здесь, поскольку совершается некое небесное богослужение, мы находимся в небесном храме, и двадцать четыре старца — это небесные священники, предстатели, представители рода человеческого, двадцать четыре небесные череды.
4:5 «От престола исходили молнии и громы и гласы» — это образ Синая. «Семь светильников...» Семь — это полнота духовного мира (ср. семь ангелов в Книге Товита, которые находятся у Бога) и одновременно полнота Церкви, ибо семь ангелов — покровители семи церквей.
4:6 «Море стеклянное, подобное кристаллу…» — обычный в Библии образ неба, небесного свода, который напоминает одновременно и море, и прозрачное стекло.
4:6-7 Животные, эти странные существа с головами тельца, льва, орла и человека, — керубы, то есть херувимы, олицетворяющие собой тварный мир. Издревле, уже в первых книгах Библии они олицетворяли вселенную, на четырех углах которой они находятся. Особенно ясно об этом сказано у пророка Иезекииля, где четыре огромных огненных керуба, похожие на тех, которых изображали ассирийцы и вавилоняне, несут на своих плечах божественную колесницу ( Иез 1:4-14 ). Здесь эти же подобия керубов окружают небесный ковчег. Число четыре в древности всегда обозначало мировой круг, четыре страны света, то есть полноту Вселенной. И когда люди спрашивали, почему Евангелий четыре, то ранние христианские писатели отвечали: потому что четыре страны света. Многим этот ответ казался странным, но на самом деле число четыре означало символическую полноту, как и квадратный Иерусалим в видении Иезекииля ( Иез 40:47 ), как четверо ворот. Это был вселенский, всемирный знак, который определил число четырех Евангелий и четырех животных. Вначале их изображали отдельно. В ранних христианских храмах изображали четырех животных, а уже потом — евангелистов, но впоследствии они слились. По поводу этого существует много произвольных толкований, и каждый может придумать свое.
Традиционные толкования сводятся к тому, что символом евангелиста Матфея является человек, потому что он начинает Евангелие с человеческой родословной Христа. Евангелиста Марка изображают со львом, так как он описывает в начале Евангелия пустыню и Иоанна Крестителя. Евангелист Лука изображается с тельцом, потому что он начинает Евангелие с описания жертвоприношения в храме, совершаемого Захарией. А апостол Иоанн, как орел, возносится в горние сферы. Такое толкование было принято в средние века.
4:8 «Они исполнены очей» — очи, у пророка Иезекииля — как звезды, которые сверкают на небесной колеснице ( Иез 1:18; 10:12 ). Они говорят о постоянной бдительности и о всевидении. Таким образом, здесь собрано все мироздание, и все они непрерывно взывают, не переставая ни днем, ни ночью: «Свят, свят, свят Господь Саваоф». Это слова из пророка Исайи, это песнь ангелов, песнь серафимов ( Ис 6:2-3 ).
Но что значит «ни днем, ни ночью не имеют покоя»? Это означает, что космическое богослужение есть особый род богообщения и его участники — духовные небесные существа, то есть ангелы и люди — находятся в постоянном общении с Богом. Ведь цель богослужения — в богообщении, а вовсе не в том, чтобы принести Богу что-то, в чем Он якобы нуждается, это путь к Богу. То, что они «ни днем ни ночью не имеют покоя...», означает, что для них нет времени. Они над временем, над бытием, и там они взывают: «Свят, свят, свят, Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет». Эту песнь, которая считается очень древней, пели первые христиане в апостольское время (именно поэтому она и вошла в литургию).
4:9-10 Не только природа воздает хвалу Богу, но и вся тварь, особенно двадцать четыре старца, которые падают перед Живущим, полагая свои венцы перед престолом. Почему старцы полагают свои венцы? Венцами увенчано все человечество; человек поставлен царем над всей тварью, но в то же время он царь лишь потому, что получил свою власть свыше, от Бога. Когда он хочет отпасть от Бога, он не просто надевает на себя этот венец, но считает его своей собственностью. Когда же истинное человечество стоит перед лицом Божьим, оно падает ниц перед Ним и снимает свой венец.
4:11 Совершается небесная евхаристия; воздается слава, честь и благодарение Сидящему на престоле, а благодарение — это и есть евхаристия.
Некоторые толкователи считают текст Апокалипсиса, начиная с этого места и заканчивая 11-й главой, прологом обращения к иудейской церкви, а с 12-й главы — обращением к языческой церкви. Но это деление принимается далеко не всеми. Во всяком случае, повествование о сокровенных судьбах мира начинается с картины видения славы Божьей, нарисованной красками ветхозаветных авторов.
5:1-5 Первый акт видения Иоанна — изображение престола Божьего, которым завершается дантовский «Рай». Второй акт — явление книги, и книга эта — история мироздания, которая видна Богу из запредельных высей в законченном и совершенном виде. Нашему сознанию трудно вместить это; в нашем измерении бытия всегда остается возможность выбора: можно пойти направо или налево, но если мы посмотрим назад, то увидим, что наш выбор был сделан, его уже нельзя изменить. Итак, события пишутся по ту сторону времени, следовательно, за пределами твари, так как тварь может находиться только во времени. Апокалиптики уповали на то, что эта сокровенная книга раскроется им, и в своих упованиях часто приходили к далекому от библейского понимания детерминизму, когда все жестко определено и иного пути нет. Так считали авторы Книги Еноха, Книги Сивиллы, Книги Юбилеев, Завещания двенадцати патриархов и т.д.
У пророка Даниила, канонического апокалиптика, идея предопределенности выражена не в столь жесткой форме. У него сохраняется альтернатива. Автор же Апокалипсиса, казалось бы исполненный тем же духом, ясно говорит: это тайна, в которую никто не может проникнуть. Она открывается лишь тому, кто стоит по ту сторону тварного бытия. Эта мысль выражена с глубоким драматизмом и очень конкретно: Иоанн видит таинственную книгу, он стремится узнать ее содержание, но не может и плачет — ему горько от того, что он не может узнать будущее. А ведь христианину не подобает жить будущим, заглядывать в него — оно закрыто. Да и кто это может? Никто. Старец ему говорит: «Не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил».
5:6-7 Здесь проявляется сверхчеловеческое достоинство Христа. Он стоит посреди старцев, — заметьте, Он не на престоле, нет, — Христос приходит как соискатель, как Тот, кого предстоит вознести. Когда Он шел по земле, Он добровольно лишил Себя почти всех прерогатив божественности. Он не только нуждался в отдыхе, в сне, в пище, но и страдал, и умер. У Него не было власти ни на небе, ни на земле. И только победив смерть, Он, человек Иисус, получает эту власть. Являясь человеком, Он одновременно находится и по ту сторону твари, поэтому Он и может открыть эту книгу — единственный из всех. Хотя апостол Иоанн еще не дает полного определения богочеловечества, но он сразу подчеркивает, что это не просто пророк, пришедший откуда-то к людям. Иисус предстает перед старцами в символическом виде: Он победитель, а победитель должен прийти с мечом, на коне, в венце, как потом и будет в Апокалипсисе (см. Откр 19:11-16 ). Он явится победителем империи. « Лев от колена Иудина» — по библейскому пророчеству это Мессия, Избавитель. «Корень Давидов» — тоже явное указание на Мессию-Христа (см. Откр 5:5 ). Он победил и может раскрыть эту книгу. Но несмотря на то что Он победил, Он не является во всеоружии, а приходит как Агнец со знаками заклания, как бы закланным.
Нет таких изобразительных средств, чтобы передать облик Христа, стоящего перед троном, потому что у Него «семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих», то есть семь сил Святого Духа (рог в Ветхом Завете и в древневосточной символике всегда обозначал силу).
Семь очей обозначают полноту Его знания и одновременно Его взгляд, обращенный на церкви. Они — «суть семь духов Божиих, посланных во всю землю» и действующих в церквах.
5:8-9 Совершающий литургию Космос — херувимы, ангелы и старцы — обращаются не только к Сидящему, но и к Самому Агнцу, перед которым они падают ниц, а музыкальные инструменты и чаши с фимиамом — это, как поясняет сам апостол, «суть молитвы святых». Они и «поют новую песнь».
Что это значит? Новая песнь упоминается несколько раз. «Старая песнь» — это один из важнейших ветхозаветных гимнов, в данном случае — «Свят, свят, свят Господь Саваоф». А здесь новая: «достоин Ты (это уже обращение к Агнцу. — А. М.) взять книгу и снять с нее печати». Агнец победил, но победил не силой, а тем, что был заклан, и «Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени».
5:10 a. См. коммент. к Откр 1:5b.
b. Царство Божье — это владычество благословенных принципов, которые Господь хочет положить в основу творения и которых нет, пока существуют противящиеся Ему силы. Весь Апокалипсис посвящен этой брани, этой трагедии противостояния мира и Бога, восстания против Бога, противления Ему. Апокалипсис — это как бы ответ людям в первые же дни первых гонений, ответ недоумевающим, которые ждали немедленного сошествия Христа в силе и славе, ответ тем, которые не могли понять, почему не совершаются массовые обращения, которых они ожидали.
5:11-13 Мир противится Богу, но когда Бог воцарится, этого уже не будет. Тогда избранные, то есть те, которые пошли за Ним, будут царствовать на земле. Но это будет не маленькая кучка или горсточка людей, как думали кумранские сектанты или подобные им группы. Здесь сказано: «голос многих Ангелов вокруг престола и животных и старцев, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч». Это число не только ангелов, но и людей, которых огромное множество, и все они поют песнь. Возможно, это одна из песен ранних христиан о том, что достоин Агнец закланный принять дары Духа Святого, «силу и богатство, и премудрость, и крепость, и честь, и славу и благословение» и владеть этими сокровищами. Здесь подчеркивается, что все создание, вся природа на небе и на земле, то есть весь космос воспевает славу не только Богу, Сидящему на престоле, но и Агнцу: «и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков».
Тот, кто был Человеком, Тот, Кто был заклан, восседает теперь одесную Бога. Иисус как Бог всегда пребывает в Троице, а как Богочеловек поднимается с земли — в этом тайна Вознесения — и входит в божественный мир.
5:14 Двадцать четыре старца обозначают человечество избранных. Неважно, принадлежат ли двенадцать из них к Ветхому Завету и двенадцать — к Новому, но так или иначе здесь совокупность Церкви как человечества и человечества как Церкви, перенесение на Церковь общего усыновления, которое было дано сначала Израилю, а потом всей Церкви (см. коммент. к Откр 4:4). После этого начинается снятие печатей, раскрытие тайны катастроф, которые предшествуют явлению Христа в силе и славе.
Что же будет с теми тварными созданиями, которые обладают вечной жизнью, — с ангелами, с небесными силами, херувимами и с душами людей в том числе? В какой мере они причастны к вечности или же, приобщившись к вечности, они должны потерять что-то от своей тварности, но все же оставаться тварями? Помните слова Спасителя: «О дне же том, или часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын…» ( Мк 13:32 )? Это значит, что Он не получил полноту силы и славы, пока не поднялся в божественный мир, Он умалил Себя и поэтому не мог стоять вне времени. Значит, и ангелы тоже по-своему зависят от времени, они, может быть, более свободны от него, чем мы, но полностью выйти из него, очевидно, не могут. В будущем, как сказано, времени уже не будет. А пока все пребывают во времени, и души людей тоже — недаром у нас отмечается сорок дней после кончины.
6:1-8 Агнец Божий, Который является перед престолом небесным, снимает печати с книги тайн. В этой книге записаны будущие судьбы Церкви и мира, полные борьбы, катастроф, испытаний и страданий, возникающих в видении при снятии семи печатей. Надо сказать, что апостол Иоанн употребляет число семь в тексте всего Апокалипсиса. Мы уже встречали послания к семи церквам, далее будут семь печатей, семь трубных звуков, семь гласов с неба, семь видений. Апокалипсис можно условно разделить на семь больших седмериц, потому что он говорит об исполнении времен, о полноте, о том, что будет, когда завершится история мира.
Уже в Книге пророка Исайи мы видим образы всадников — носителей бича Божьего, грозы Божьей ( Ис 22:6-7 ). Всадники, посланники судеб Божьих, изображались также в Книге пророка Захарии ( Зах 1:8; 6:2-6 ). Кто же эти четыре всадника в Апокалипсисе? Это изображение тех катастроф, которые постигнут мир в его самые трудные, переходные, критические времена.
Первый конь — это империя, в данном случае Римская империя, потому что конь белый, торжествующий, а всадник победоносный, с луком. Во времена апостола Иоанна Римская империя завоевала почти весь мир. Каждый раз, когда появлялись империи, для Церкви наступали тяжелые и трудные времена.
Второй всадник на рыжем коне символизирует гражданскую войну. Попытка насильственно объединить народы всегда приводит к нескончаемым войнам, к братоубийству и гибели людей.
Третья печать и третий всадник — это голод. Всадник на вороном коне имеет меру, то есть весы. «И слышал я голос говорящий: хиникс пшеницы за динарий». В те времена, когда жил апостол Иоанн, повсюду начался массовый голод, более того, за динарий можно было купить лишь горсточку пшеницы или ячменя. Между тем виноградники давали огромный урожай, кладовые были полны сосудов с вином, и в странах, где голод терзал людей, буйствовало повальное пьянство А в 90-е годы, когда, как полагают, был написан Апокалипсис, император Домициан даже издал указ вырубать виноградники, потому что люди, вместо того чтобы сеять пшеницу, сажали виноград. Вина и елея, то есть того, без чего люди могут обойтись, было достаточно, как иногда у нас бывает: стоит на прилавках вино, а необходимого нет. И здесь то же самое — нет хлеба, ячменя и пшеницы, а вино и елей есть.
Наконец завершают это страшное шествие два демона. В ханаанском пантеоне было два ужасных божества, имена которых по-русски означают — преисподняя и смерть. Впоследствии в ветхозаветный период так называли демонов смерти, и апостол снова возвращает нас к этим образам. Всадника на бледном коне, бледном, подобно умершему человеку, зовут «смерть» (евр. мавет, греч. танатос), а за ним следует ад (евр. шеол, греч. адес). Они пришли получить власть над четвертой частью земли. Мы видим, что во все времена насилие, война и отвращение человека от Бога влекут за собой катастрофические последствия.
Но в чем же дело? Что происходило в то время, когда писал апостол? Об этом нам говорит снятие пятой печати.
6:9-11 Вопль крови — это древний образ. Уже в Книге Бытия, когда Авель был убит Каином, Господь говорит: «Кровь вопиет к небу». Значит, в мире есть какой-то таинственный закон, который греки называют законом дикэ, индийцы — законом кармы, а мы называем законом воздаяния. Зло не может остаться неотмщенным, оно обязательно — в том или этом мире — каким-то образом должно уравновеситься, о чем и говорят библейские слова «голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» ( Быт 4:10 ). Кровь требует возмездия, а здесь не просто кровь — здесь души убиенных за слово Божье.
Массовая резня, которая началась в 64 году в Риме, вероятно, перекинулась и на другие области. Впервые мы узнаем об этом не только по намекам Нового Завета, но и из сообщения римского историка Тацита, который в 15-й книге своих «Анналов» пишет, что в 64 году Рим постиг огромный пожар, во время которого сгорел почти весь город — осталось всего четыре квартала. И когда народное недовольство обрушилось на правительство, император, чтобы отвести от себя гнев народа, начал аресты христиан, обвинив их в поджоге города. Было схвачено очень много людей, как пишет Тацит, «огромное множество». Часть была зашита в звериные шкуры и брошена на арену на растерзание диким зверям, часть же привязана к деревьям в парке, облита смолой и подожжена: горящие христиане освещали ночной парк. Сам император разъезжал на колеснице по аллеям парка, наблюдая за этим зрелищем. Тацит, ненавидевший христиан, пишет, что народное сочувствие обратилось к ним, потому что люди стали понимать: эти мученики погибают не за свою вину, а по прихоти одного человека.
Полагают, что именно в это время погиб и апостол Петр. Он был распят на ватиканском холме, там, где теперь обнаружена его могила. Прямо над ней находится престол собора св. Петра. Во время последней войны археологи, производя раскопки под престолом, нашли античное кладбище, а там могилу апостола Петра и даже кости, которые, как полагают, принадлежат самому апостолу. Те из нас, кто хотел бы лучше представить себе ту эпоху, могут прочесть о ней в книге Сенкевича «Камо грядеши», где исторически довольно верно изображены гонения на христиан. И вот перед нами мученики, которых св. Климент Римский называет «данаидами и дирками», потому что они изображали на сцене страдания героинь античной мифологии. Там предстают и палачи, проделывавшие с ними все те ужасы, которые эти мифологические героини испытывали.
У некоторых возникает вопрос: почему эти мученики жаждут отмщения, если сказано «не судите и не мстите»? Хорошо рассуждать об этом дома, в спокойной обстановке. Но люди, которые сидели в лагерях и видели уничтожение массы людей, чувствовали необходимость суда. Один из узников совести нашего времени писал в своих лагерных записках, что Страшный Суд нужен, он нужен человеку, как Нюрнбергский процесс, иначе нет праведности Божьей, нет справедливости, иначе невозможно жить. Человек требует этого в глубине своей души, в которой попрано нечто, и оно не может быть просто снято, а должно быть изжито.
6:12-17 Снята шестая печать. Некоторые толкователи считали, что эти образы вызваны ужасными катастрофами, потрясшими мир в то время, когда писался Апокалипсис. Напомню вам, что как раз в эти годы произошло извержение Везувия, при котором погибли Помпеи и Геркуланум. Целый ряд извержений был и на архипелаге, где находился остров Патмос. Но подобного рода объяснений недостаточно. Все, что мы сейчас с вами читаем, взято из Ветхого Завета: померкшее солнце, небо, свившееся как свиток, луна и звезды, падающие, как смоквы, — все это образы грядущего Богоявления. Когда Творец вступает, вторгается в мир природы, тот весь сотрясается: горы тают, как воск, пляшут холмы, содрогается земля. Читайте 3-ю главу Книги пророка Аввакума, и вы увидите, что снятие шестой печати — это символ приближения Господня.
Многие пытаются найти аналогию с современными землетрясениями. На это я могу только сказать, что тут есть некая тайна; возможно (подчеркиваю, только возможно), что при глубоких нравственных и политических кризисах природа реагирует таким образом, что усиливаются какие-то катастрофические процессы. Я на этом не настаиваю, но полагаю, что это может быть. Я думаю, что природа — «не слепок, не бездушный лик», как писал об этом Тютчев, что она может содрогаться в те дни, когда люди переходят меру в беззакониях, и тогда возникает голод, засуха, затворяется небо, происходит землетрясение.
Как это было в древности, мы узнали теперь по раскопкам Помпеи. Мы увидели людей застигнутыми врасплох — слепки с них сейчас находятся в музеях, среди них даже собака с ошейником, на котором написано, что она трижды спасала своего хозяина, она и в последний раз пыталась его спасти, но погибла вместе с ним. Нашли там и комнатку, где были алтарь и крест — там жили христиане. Землетрясение и подобные катастрофы — это самый страшный, но и самый, может быть, впечатляющий образ суда Божьего. Конечно, природа действует «крупномасштабно» и сильно: когда она начинает содрогаться, она действует не так, как суд Божий, а губит и правых, и виноватых. Она подобна разъяренному боевому слону, который, если его ранили, поворачивался и начинал топтать своих. Духовный, внутренний смысл снятия шестой печати заключается в близости Богоявления. Это вовсе не значит, что земная жизнь кончилась, хотя, кажется, и звезды упали с неба, и солнце затмилось. Дальше следует описание событий на земле.
Седьмая печать возвещает начало нового цикла бедствий (см. Откр 8 ). Существует толкование, что семь печатей и семь чаш гнева, и семь труб — это как бы параллельный рассказ об одном и том же, то есть апостол старается передать одну и ту же мысль по-разному, разными способами. Такое толкование принято многими, но я не думаю, чтобы возможна была подобная последовательность, что тогда-то наступит землетрясение, тогда-то наступит другое бедствие. Землетрясения случались всегда. Сейчас мир переживает кризис, и его потрясают чудовищные землетрясения. Может быть, через тысячу лет будет так же.
7:1-3 Четыре ангела — это образ, заимствованный из Книги пророка Захарии, где говорится о четырех ангелах, стоящих у престола ( Зах 6:5 ); они, по числу стран света, обозначают полноту духовного мира. Прежде чем наступят дни скорби, печатью запечатлеваются все избранные, иными словами — священный остаток. Остаток — это термин, взятый из Ветхого Завета, обозначающий малое стадо среди народа Божьего. В Книге пророка Иезекииля говорится о том же самом — приходит бедствие, но Ангел ставит печать, «тав», на челах людей ( Иез 9:4-6 ). Обратите внимание на удивительное, таинственное совпадение. В современном еврейском квадратном шрифте буква «тав» напоминает русское «п», но в древних алфавитах — в ханаанском и финикийском — буква «тав» выглядела как крест — либо как крест св. Андрея, либо просто как крест, как во всех финикийских надписях. (Кстати сказать, в русском синодальном переводе эти слова пророка Иезекииля приводятся неточно. Там сказано: «и на челах людей... сделай знак». А в подлиннике — «поставь тав».)
У древних христиан знак «тав», вероятно, и стал первым знаком осенения себя крестным знамением и осенения верующего во время крещения святой водой, то есть он был знаком Христа, и мало кем замечена его связь с удивительным прообразом пророка Иезекииля. Здесь тот же самый символ. Среди бури и смятений мира избирается малое стадо, в котором на каждом — печать крещения, и не просто печать крещения, но печать следования за Агнцем.
7:4 По мнению большинства толкователей, речь идет об остатке ветхозаветной церкви, о церкви, первенствующей по времени, об остатке Израиля. Сто сорок четыре тысячи — символическое число, произведение двенадцати тысяч на двенадцать колен Израилевых.
7:5-8 Торжественно перечисляются все колена Израилевы в знак того, что двенадцать избранных уделов по двенадцать тысяч в каждом составляют сто сорок четыре тысячи. Колено Даново здесь не упомянуто — некоторые думают, что оно к тому времени исчезло из летописи. Было даже мнение, ничем, правда, не подтвержденное, что из Данова колена произойдет антихрист, поэтому из этого колена не было якобы ни одного человека, который бы остался верен Богу и пошел за Христом. На самом деле к этому времени в Израиле остались лищь потомки нескольких колен — остальные исчезли в ассирийском и вавилонском плену, так что перечисление имеет чисто символический характер. Итак, в Церкви Ветхого Завета выделяется малый остаток, ядро Церкви Нового Завета. Но этим малым числом, этим остатком движение Царства Христова по миру не ограничивается.
7:9-12 Эта картина открывает нам более широкую перспективу. Здесь речь идет уже о вселенской Церкви, о людях из всех племен и народов, людях, которых невозможно перечесть. Они идут в белых одеждах с пальмовыми ветвями в руках. Праздничные одежды и пальмовые ветви — это атрибуты праздника Кущей, а у пророка Захарии, во второй части его книги, именно этот праздник связан с эрой пришествия Мессии, так что люди с пальмовыми ветвями празднуют новый, эсхатологический праздник Кущей, праздник, связанный с исходом из Египта, с освобождением из рабства, как и праздник Пасхи ( Зах 14:16 ). Ветхозаветный Храм может быть разрушен (вероятно, в это время его уже не существовало), но Иоанн-провидец говорит нам, что Храм есть — это небесный Храм, вселенский Храм вселенской Церкви.
7:13-15 Все, кто омыл свои одежды кровью Агнца, то есть принял крещение и искупительную силу страданий Христовых, день и ночь будут служить Сидящему на престоле.
7:16-17 Далее автор почти дословно приводит слова пророка Исайи: «Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной» (ср. Ис 49:10 ). «Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод». Все здесь сказано словами ветхозаветных провидцев ( Ис 25:8; Иез 34:23 ). Иными словами, вселенская Церковь отпразднует освобождение мира от власти тьмы и зла, и Бог будет пребывать с ней до полного уничтожения всякой тьмы. Никакое зло не коснется их, потому что Господь будет рядом с ними, и Агнец, Который среди престола, будет их Утешителем и единственным Пастырем.
8:1-6 Седьмая печать означает начало бедствий, которые по существу являются расширенным воспроизведением семи древних казней египетских. Семь ангелов — это те ангелы, которые упоминаются в Книге Товита и являются как бы свитой Господней в небе, и одновременно это семь ангелов, которые фигурируют в начале Апокалипсиса.
На небе наступает безмолвие — признак приближающейся грозы. Провидец Патмосский, находясь на скалах этого острова, вероятно, не раз мог наблюдать, как затихает море, как воздух становится тяжелым и неподвижным. Все жители Средиземноморья знали, что такое затишье бывает перед бурей. Оно напоминает нам ту тишину, в которой пришел Господь, когда явился Илье-пророку после громов и молний. Приближается Бог, перед Ним трубят трубы, возвещая суд, трубы, которые звучали на Синае. Фимиам перед Господом — это уже не собственно фимиам, а молитва святых, которая поднимается к небу и оказывает воздействие на мир. (Мы это знаем, недаром говорят о трех праведниках, на которых держится мир.) Вот кадильница с огнем повержена на землю, и голоса, и гром, и молнии, и землетрясение... Наступает момент встречи Божьей правды с человеческой неправдой. Семь труб возвещают семь казней.
Многие считают, что читать Откровение Иоанна Богослова, или Апокалипсис, простому человеку невозможно и даже духовно опасно, что Апокалипсис, называемый «Книгой за семью печатями», полностью закрыт. Создается впечатление, будто часть Священного Писания написана не для людей, а вставлена туда неизвестно для какой цели. Между тем, как говорит апостол Павел, все Писание полезно и все дано нам для просвещения. Следовательно, чтение Апокалипсиса не является чем-то запретным, и содержание его совсем не так непонятно, как кажется. Большая часть Апокалипсиса расшифровывается при чтении Священного Писания Ветхого Завета, потому что автор не только жил и мыслил его понятиями и образами, но и знал наизусть. Чтобы убедиться в этом, давайте прочтем Откровение св. Иоанна Богослова, последнюю книгу Нового Завета и последнюю книгу Библии.
Что такое Апокалипсис? Апокалипсис — это особый жанр священной библейской письменности и древней письменности вообще. Слово это означает «откровение». Бог открывает нечто отдельным мудрым мужам, которые рассказывают миру о том, что совершается в глубинах истории, какие силы управляют миром, к чему идет человечество и вся Вселенная.
Этот жанр отличается от жанра пророческих книг. Пророки действовали, и действовали активно в условиях своего времени. Они были общественными борцами, служителями Храма. В трудную годину они выступали с особого возвышения в Храме. Во время богослужения был такой момент, когда пророк должен был произнести речь. В это время на него нисходил Дух Господень, и он конкретно говорил людям о том, что будет с ними завтра, что они делают сегодня. Он говорил о политических силах, о сталкивающихся империях, он призывал их к жизни по закону Божьему.
Апокалипсис — это творение писателя, который не участвует в общественной жизни, — он пишет. И то, что ему открывается, почти не может быть передано словами. Пророк говорит так, как глаголет Господь, а у апокалиптиков иначе, потому что тайны истории и судьбы мира не могут уложиться в словесные формулы, и мистики-писатели изображают их с помощью метафор, символов, аллегорий, образов. Апокалиптика всегда образна, она всегда связана с видениями, с некими картинами. Более того, апокалиптика не столько говорит о конкретных событиях времени, сколько изображает грядущее. Мир в глазах апокалиптиков — это нечто уже завершающееся, уходящее; все их помышления направлены на последнюю борьбу добра со злом. Для пророков злые силы еще не столь очевидны, они выражаются в действиях конкретных носителей зла: греховных царей, жестоких императоров, неверной толпы и т. д. Для апокалиптиков темные силы истории — это уже целые демонические полчища злых духов, которые приводят в движение империи, вдохновляют насильников, инициируют отступничество толпы.
Апокалиптики не рассматривают историю мира так, как рассматривали ее язычники. Для них мир не катится вниз, к упадку, но и не представляет картину сплошного прогресса. История являет им две стороны: возрастание Царства Христа и царства антихриста. Для ветхозаветных апокалиптиков — это Царство Мессии и царство Его врага. Но надо сказать, что почти никогда апокалиптические писатели не могли подняться до подлинно библейского уровня, в их книгах очень редко светит подлинное Откровение. В них больше человеческих грез, мечтаний, фантасмагорий. Это не пророческие видения, а лишь их отблеск. Только некоторые апокалиптические страницы пророческих писаний Захарии, Иезекииля, Иоиля (целиком — только Книга пророка Даниила) включены в Библию, потому что у остальных апокалиптиков было много чуждых библейскому мировоззрению элементов, заимствованных у греков, халдеев и персов. Много апокалиптических писаний было в период Нового Завета (Апокалипсис Петра и другие), но только один был признан Церковью — это Откровение Иоанна Богослова.
Кто написал его и когда? Автор сам говорит о себе: «Я — Иоанн, брат ваш, соучастник в скорби». Слово «скорбь» употребляется в Апокалипсисе десять раз и, скорее всего, означает «гонение». Значит, автор — человек, разделявший страдания Церкви, человек, который считал себя братом и наставником общин. Больше ничего он о себе не говорит. Согласно установившейся традиции, которая ведет свое происхождение по крайней мере со второго века, этим человеком был Иоанн Зеведеев, любимый ученик Христа. Так считали св. Юстин Мученик, Тертуллиан, Ириней Лионский, Ипполит Римский (II и III вв.). Так это и утвердилось в Церкви, и поэтому книга в современных изданиях называется «Откровением св. Иоанна Богослова», то есть Иоанна Зеведеева. Но даже во II в. были противники этой точки зрения, такие как известный пресвитер Гай, св. Дионисий Александрийский и другие. Они считали, что автор Откровения — другой Иоанн, который был тоже учеником Господа. Наука так и не пришла к определенному выводу, поэтому вопрос об авторе Апокалипсиса остается открытым. Мы вполне можем представить его юношей, который весь дышал апокалиптическими видениями Ветхого Завета и был настолько ими наполнен, что хотел низводить гром и молнии, за что был прозван Иисусом Воанергес — Сыном грома, то есть человеком, душа которого подобна грому. Таков смысл этого оборота. Человека можно назвать сыном благословения, сыном гнева, сыном благодати, а он был Сын грома и писал именно так. Непримиримость к богоборческой империи, к Риму, ожидание скорого конца мира — все это вполне созвучно духу юного апостола Иоанна, как он представлен в Евангелии.
Но тут возникает самая большая трудность, которую богословы до сих пор не разрешили. Старец, пресвитер, автор Евангелия от Иоанна и Иоанновых посланий писал нечто иное, отличное от текста Апокалипсиса. Ясно, что или у него был соавтор, или между написанием того и другого произведения прошло, по крайней мере, много лет, и, возможно, произошли какие-то значительные события. Главное, о чем можно с уверенностью сказать: и Апокалипсис, и Иоанновы писания — послания и Евангелие — вышли из одного круга. Об этом говорят близость словаря и общая фразеология, их роднят противопоставление света и тьмы, словосочетание «Агнец Божий», повторяющиеся и в Иоанновых писаниях, и в Апокалипсисе. Можно предположить, что эти писания вышли из круга учеников Иоанна, но я полагаю, что Апокалипсис он мог написать и сам во время Иудейской войны, поскольку в тексте нет еще указаний на разрушение Храма. Иоанн мог написать его вскоре после начала гонений Нерона, после первых христианских жертв на арене цирка в Риме и после других трагических событий того времени.
Место написания Апокалипсиса известно из самой книги: в ней говорится об острове Патмос. Датировка книги до сих пор спорная, но она написана не раньше начала гонений при Нероне в 64 году и не позже правления Домициана, то есть 95 года. Где-то в это время, плюс-минус 10–15 лет, и возникла книга. Для нас же важно то, что она написана пророком Иоанном, одним из учеников Господа, написана по вдохновению Духа Святого и признана Церковью как адекватное выражение нашей общей веры, как слово Божье. А писал ли ее Иоанн Зеведеев или какой-то другой Иоанн — это не столь важно. Я думаю, что у Христа было немало учеников, которые могли носить это распространенное имя. Ведь в евангельские времена у Него, кроме семидесяти учеников, было еще пятьсот. Известно, что был некий ученик Аристион, был Иоанн пресвитер — и все они ученики Господа.
Прочитав Апокалипсис целиком, мы видим, что он весь написан символическим, условным языком. Только те, кто хорошо знал этот язык, могли его понимать без особенного труда. Каждой эпохе присущ свой условный язык, он присущ и нашему времени. Образы, присутствующие на каждой странице Апокалипсиса, в каждой его строчке, о многом говорят людям, которые читали Книгу Еноха, Книгу Вознесения Моисея, Книгу Юбилеев и другие апокалиптические произведения. Возможно, что Апокалипсис Варуха был написан еще до Иоаннова Откровения, и людям было понятно, что означают отдельные апокалиптические выражения.
В последующие эпохи наметилось два основных направления в понимании Апокалипсиса. Приверженцы первого направления понимали весь символический язык буквально. Как в I веке, так и в XX-м, они легко воспринимали эту реалистическую, если не сказать материалистическую, эсхатологию с реальными громами, катастрофами и видимым, вещественным вторжением небесных сил в мир и борьбу с темными силами в виде войны Армагеддон. Между тем, зная язык Священного Писания, можно убедиться, что главное в Апокалипсисе — не символы, а то, что кроется за ними, то, что ясновидец хотел сказать нам, что было ему открыто. Ведь пророку, ясновидцу, мудрецу открывается не форма, в которой он излагает свое Богооткровение, а сущность. Сущность же он передает теми средствами, которыми владеет и которые соответствуют его аудитории.
Почему же людей так привлекала реалистическая эсхатология с вторжением ангелов с настоящими мечами, которые крушат вавилонские башни и ломают весь мир? В какой-то степени это происходит, если можно так сказать, от особого рода маловерия или неверия. Дело в том, что когда человек видит торжество зла на земле и не видит величия добра, он начинает страдать, и естественное чувство справедливости, данное людям от Бога, требует некоего реального возмездия и перерастает в мстительность. Когда люди смотрели на ненавистные им города, на Рим, который распинал христиан, на Петербург, построенный на костях, на Москву или на города современной цивилизации, они шептали: «Вавилон будет разрушен» — и потирали руки с чувством глубокого удовлетворения. Это мстительная эсхатология — человеку хочется, чтобы Бог взял дубину и все сокрушил.
Но у Господа Бога Свои планы. Ожидание того, что завтра явятся знамения и начнет все рушиться, а мы будем говорить людям неверующим: «ага! вот вы вчера над нами смеялись, а сегодня Господь Бог вам все это показал!» — такое ожидание неблагородно. Но именно такого рода упование и движет людьми, когда они ожидают реалистической эсхатологии. Это очень сильное чувство, оно подобно глубоким страстям, которые трудно вырвать из сердца, и это понятно каждому. Цивилизации во все времена часто напоминали «Вавилон», они попирали достоинство человека. А люди, глядя на это, думали — вот оно, земное торжество. Но когда человек вспоминал, что Господь Бог все это разрушит, ему становилось легче на душе. Думается, что мы должны подходить к этому иначе, с другими чувствами, во всяком случае, без злорадства.
Эта маленькая преамбула поможет объяснить, с чем связаны многочисленные ошибочные реалистические толкования Апокалипсиса. Историю его изучения можно было бы назвать так: понимание Апокалипсиса и злоупотребление им. С самого начала Апокалипсис был встречен непросто. Дело в том, что в начале II века, когда он стал распространяться, большинство сирийских и греческих церквей целиком восприняли эллинистическую культуру. Апокалипсис же нес в себе слишком большой груз ветхозаветных восточных символов. Многие уже не понимали их, поэтому он был единственной из книг Нового Завета, которая еще в древней Церкви подвергалась критическому анализу. Некоторые даже отвергали ее. Так, св. Дионисий Александрийский (II–III в. н.э.) считал, что Апокалипсис написан не апостолом Иоанном. Но все-таки Церковь признала Апокалипсис священной книгой, хотя в богослужении она у нас не употребляется, что тоже связано именно с этой укрепившейся в Церкви эллинистической традицией. Тем не менее Апокалипсис всегда привлекал к себе большое внимание.
Во II веке возникло движение монтанистов. В Малой Азии, в стране диких оргиастических культов, пророк Монтан и две пророчицы, бывшие когда-то языческими прорицательницами, возглавили движение, которое явилось реакцией на стагнацию в Церкви. Поймите это правильно: Церковь упорядочилась, она в чем-то стала связана с жизнью обычных людей, но при этом теряла свой динамизм, ту насыщенность огнем и Духом, тот эмоциональный накал, который был свойственен ей в первые века. Отцы Церкви уже начинали внушать людям, что время конца неизвестно, что, во всяком случае, он не наступит вот-вот и надо жить сегодняшним днем. Именно против этого восстал Монтан. Он смутил многих и даже образовал самостоятельную монтанистскую церковь. Монтан считал себя тем утешителем, который был обещан Христом, и предсказывал близкий конец мира.
С тех пор эсхатологические движения неоднократно вспыхивали в различных ответвлениях христианской Церкви, продолжая существовать вплоть до наших дней. Время от времени появляется кто-то, находящий в Апокалипсисе «точные» приметы своей эпохи, и начинает возвещать конец света, что является сильнодействующей приманкой для людей слабых или склонных к излишней экзальтации. Особенно привлекает людей идея тысячелетнего царства Христова, поэтому в греческой церкви были распространены идеи хилиазма (от греч. хилиас, «тысяча»). Время от времени и в современном нам мире, в его недавно христианизированных и малоцивилизованных уголках, вспыхивает движение милленаристов (от лат. милле, что тоже означает «тысяча»). Временами и адвентисты седьмого дня — члены одного из ответвлений протестантизма — «точно» вычисляют дату Страшного Суда. Но несколько таких дат уже прошло (очевидно, за две тысячи лет их было немало), а предсказанное светопреставление так и не наступило.
Пожалуй, можно сказать, что такое исступленное ожидание конца — нездоровое явление духовной жизни, оно в корне противоречит самой идее упования на Господа, противоречит христианским воззрениям на те свойства человеческой личности, к которым обращался Христос и носителем которых был Он Сам — на веру, надежду, терпение и кротость.
Суммируя основной тезис христианской эсхатологии, один человек говорил, что мы должны жить так, как будто завтра наступит Страшный Суд, и трудиться, словно впереди у нас вечность, то есть не откладывать дело своего спасения («бодрствуйте и молитесь» — учит нас Евангелие), но и никуда не торопиться. Мы не должны навязывать Господу свои желания, а с радостью и терпением выполнять Его волю.
Приложение: