Историко-культурный контекст Ветхого Завета

Исход

В жизни описанных в Библии людей просматривается интересная биографическая закономерность: многие из них начинают главное дело своей жизни в таком возрасте, когда, по человеческим рассуждениям, начинать его уже очевидно поздно. Авраам отправляется в Палестину в 75 лет (Быт 12:4); Моисей обращается к фараону с просьбой от имени своих соплеменников, когда ему уже 80 (Исх 7:7). По-видимому, во время встречи с Богом на Синае ему было около восьмидесяти лет. Очевидно, сама эта встреча была для Моисея совершенно неожиданной. Около Хореба — одного из отрогов Синая — он увидел нечто, что издали напоминало горящий куст колючего пустынного терновника (Исх 3:2).

В том, что куст горит, не было ничего необычного — эти сухие кусты представляют собой прекрасный горючий материал. Удивительным было другое: куст горел слишком долго, хотя обычно такие кусты вспыхивают, как бумага, и так же быстро сгорают. Моисею, конечно, это показалось необычным, и он подошёл поближе, чтобы посмотреть на странный несгорающий куст (Исх 3:3). Когда же он приблизился, из охваченного сиянием куста донёсся голос Божий, остановивший Моисея и велевший ему снять обувь, как было принято делать повсюду на Востоке, входя в святилище (Исх 3:4-5). Тогда Моисею, очевидно, стало ясно, что перед ним вовсе не огонь, а сияние, обозначающее место присутствия Божия.

Такое сияющее присутствие сопровождало народ Божий и впоследствии, причём днём оно иногда воспринималось видевшими его как туманность или облако. Оно сопровождало народ во время Исхода (Исх 13:21-22, 14:19-20), его видели над Скинией (Исх 40:34-38, Числ 9:15-23), а позже — в Святом-Святых Иерусалимского Храма (3 Цар 8:10-11). Вначале оно не имело специального названия, его обозначали такие выражения, как «облачная колонна» (евр. עמוד ענן амуд анан , «столп облачный» Синодального перевода) или «огненная колонна» (евр. עמוד אש амуд эш, «столп огненный» Синодального перевода) (Исх 13:21-22), а также просто «облако» (евр. ענן анан) и «подобие огня» (евр. מראה אש марэ эш) (Числ 9:15-16). В дальнейшем его стали называть «слава Яхве» (евр. כבוד יהוה кавод яхве, «слава Господня» Синодального перевода) (Исх 40:34-35, 3 Цар 8:10-11). В рассказе о Синайской теофании оно названо «ангелом Яхве» (Исх 3:2; евр. מלאך יהוה малеах яхве, «ангел Господень» Синодального перевода), однако такое название встречается для этого феномена лишь однажды и только в данном рассказе. Для адекватного понимания важно иметь в виду, что «ангелом» в Ветхом Завете назывались не только сотворённые Богом духовные существа, но нередко и сами богоявления, которые могли иногда принимать форму видений, в том числе и человекоподобных. Собственно, такие человекоподобные видения изначально и назывались, вероятнее всего, «ангелами», которые, однако, не рассматривались в таком случае как нечто (или некто) отдельное от Бога. Скорее всего, в рассказе о Синайской теофании слово «ангел» употреблено именно в этом значении, возможно, потому, что другого названия для обозначения богоявления во времена Моисея ещё не существовало. Однако позже, когда стало очевидно, что такого рода теофания является уникальной, её перестали называть словом «ангел», а со временем придумали для неё специальное название.

Когда явившийся Моисею Бог называл Себя «Богом отцов», а также «Богом Авраама, Богом Исаака и Богом Иакова», Моисей, судя по его реакции, сразу же понял, Кто перед ним (Исх 3:6). Очевидно, предания о Боге отцов были ему известны с детства, и он не забыл их ни в Египте, ни в пустыне. Что касается данного Богом Моисею поручения, то смысл его предельно ясен: Моисей должен вывести своих соплеменников из Египта с тем, чтобы, обновив союз с Богом отцов, они затем вернулись к алтарям предков, в землю, обещанную Богом ещё Аврааму (Исх 3:7-10, 12). Не очень понятна на первый взгляд реакция Моисея, который уверен, что ему не поверят (Исх 4:1), так же, как и в том, что он не справится с возложенной на него миссией (Исх 4:10, 13). Конечно, данное ему поручение чрезвычайно серьёзно, но вряд ли недоверие, которого ожидает Моисей со стороны своих соплеменников, можно было бы объяснить одним этим фактом.

О Боге отцов современники Моисея знали только из преданий. В известном смысле Бог отцов был для них Богом, говорившим и действовавшим в прошлом; можно предполагать, что никто из них не ожидал ничего подобного тому, что происходило, например, во времена Авраама или Иакова. Между тем богоявление, участником которого стал Моисей, было вполне с ними сопоставимо и по значимости, и по масштабам возможных последствий, и даже более того: во всех упомянутых отношениях оно превосходило теофании древности.

Нелегко было поверить в то, что Бог, так долго молчавший, снова заговорил. Но дело, по-видимому, было не только в этом, но ещё и в том, что сам Моисей вовсе не ощущал себя пророком, да и его соплеменники не считали его таковым. Во времена Моисея представление о пророке было уже вполне устоявшимся, оно включало в себя целый ряд элементов, в том числе раннее (в отрочестве или в ранней юности) призвание на служение, определённый религиозный тип, известный (обычно отшельнический или страннический) образ жизни, умение произносить в экстатическом состоянии имеющие обычно поэтическую форму проповеди и некоторые другие элементы. Моисей, очевидно, ни внешне, ни даже (в известном смысле) внутренне не походил на пророка. Никаких пророческих дарований ни он сам за собой, ни кто бы то ни было из его соплеменников за ним не знал. Пророческого обращения он никогда не переживал, и, хотя произошедшую на Синае встречу вполне можно было рассматривать как пророческое призвание (Исх 4:11-12), оно, по представлениям того времени, произошло слишком поздно и должно было выглядеть странно. Даром специфической пророческой проповеди Моисей не обладал, в чём, по-видимому, и заключалась его «косноязычность» (Исх 4:10) — а между тем, во времена Моисея она была одним из важнейших признаков пророческой харизмы.

В такой ситуации неудивительно, что Бог даёт Моисею дар чудотворения (Исх 4:2-9) — иначе он ничем не смог бы подтвердить свои слова, оказавшись в глазах своих соплеменников не пророком и не духовным вождём, а самозванцем. Кроме того, Он даёт Моисею в помощники его брата Аарона, который, можно думать, был пророком именно в том смысле, в каком понималось тогда это слово (Исх 4:14-16). Очевидно, вокруг Моисея и Аарона и сложилась впоследствии та община, благодаря которой стал возможен Исход.

Для понимания всего происходившего в дальнейшем важно помнить, что Исход был массовой религиозной кампанией, проходившей под лозунгом возвращения к алтарям предков. Это было очевидно организованное движение, к которому, как ко всякому массовому движению, неизбежно должно было примкнуть немало и случайных людей. К тому же, даже из тех, кто присоединялся к нему вполне сознательно, мало кто (а может быть, и вообще никто) не представлял себе, что такое пустыня и кочевая жизнь — ведь это было уже не первое поколение потомков Иакова, обитающее в Египте, которое о кочевой жизни знало лишь по рассказам иноплеменников и по собственным древним преданиям.

Исход был рискованным предприятием ещё и в том отношении, что реакция египетских властей на него была не вполне предсказуемой. Конечно, у Моисея были все основания ожидать отказа (Исх 3:19-22), но какова будет мера сопротивления египетского правительства, предвидеть заранее было, конечно, невозможно. Для полного понимания отношений между Моисеем, как вождём Исхода, и египетскими властями, важно было бы знать более-менее точно, о каком времени идёт речь. Однако относительно датировки Исхода у библеистов нет единого мнения. Те из них, кто опирается на хронологию, отражённую в 3 Книге Царств (3 Цар 6:1), датируют это событие второй половиной XV века; другие, опирающиеся прежде всего на внебиблейские источники, склоняются к первой половине или к середине XIII века.

Скепсис в отношении данных 3 Книги Царств едва ли оправдан: она, вероятнее всего, была написана на основании древнеизраильских летописей, не дошедших до нас, и, хотя применительно к древнейшим эпохам в них вполне возможны были известные округления, едва ли можно в данном случае ожидать ошибки почти на два столетия. Что же касается внебиблейских источников, то речь идёт, прежде всего, об археологических данных, допускающих неоднозначную интерпретацию и позволяющих по-разному реконструировать как хронологию еврейского завоевания Палестины, так и его картину в целом. Одна из возможных интерпретаций предполагает, что оно заняло не сорок и не пятьдесят лет, а целое столетие, если не больше, и в таком случае нельзя исключать, что Исход мог иметь место в конце XV века.

Для нас же вопрос о дате Исхода важен потому, что ранняя его датировка относиться к эпохе, предшествующей правлению Эхнатона, поздняя же приходится на конец этого правления или на последующие годы. Между тем, именно во время правления Эхнатона Египет окончательно теряет контроль над Палестиной, в то время, как ещё в конце XV веке ему принадлежала Беэр-Шева (Вирсавия), приморская дорога, соединяющая Египет с городами северной Палестины и Финикии, а также города Галилеи и Иорданской долины, правители которых были вассалами фараона. И надо признать, что события Исхода, как они изложены в соответствующей книге, легче объяснить, исходя из предположения, что упомянутые выше территории во время Исхода ещё принадлежали Египту. Прежде всего, это относится к просьбе Моисея, обращённой им к египетским властям, «отпустить народ в пустыню на три дня пути» с тем, чтобы отпраздновать религиозный праздник (Исх 5:1, 3). По-видимому, речь идёт о чрезвычайно важном событии, которое должно было положить начало Исходу именно как религиозному движению.

В самом деле, если предположить, что алтари предков находились в рассматриваемую эпоху на египетской территории, потомкам Иакова, собственно, не было необходимости уходить из Египта: достаточно было лишь переселиться из дельты Нила, где они обитали со времён Иакова, в Самарию и в Беэр-Шеву (Вирсавию). Теоретически это вполне могло бы произойти с согласия египетского правительства. Ближайший же к месту обитания переселенцев яхвистский алтарь находился как раз в Беэр-Шеве (Вирсавии), до которой из дельты действительно было около трёх дней пути.

Вряд ли можно думать, что Моисей осмелился бы подать просьбу о переселении или хотя бы о временном уходе своих соплеменников за границу: по египетским законам (насколько они нам сегодня известны) такая просьба приравнивалась к мятежу и могла бы окончиться, в лучшем случае, каторжными работами. Но даже просьба о временной отлучке вызвала негативную реакцию (Исх 5:2, 4). Египтяне вовсе не желали роста религиозного самосознания семитских племён дельты и, по-видимому, опасались всякого возникавшего в их среде организованного движения, не без основания видя в них источник беспокойства. Им, по-видимому, казалось, что лучшим способом прекратить всякое брожение в семитской среде станет увеличение объёма общественных работ (Исх 5:15-18). Необходимо было воздействовать на сознание египтян, и наилучшим способом такого воздействия стала попущенная Богом череда стихийных бедствий, известных под названием «казней египетских».

Описание этих событий в Книге Исхода представляет собой, судя по форме и стилю, серию исторических мидрашей, а мидраши, как правило, не дают ни абсолютной, ни относительной хронологии описываемых событий. Можно лишь предполагать, сколько времени продолжались описанные в Книге Исхода стихийные бедствия, и сколько времени прошло от одного бедствия до другого (единственным исключением является указание на семидневный период между первыми двумя казнями в Исх 7:25). Возможно, они заняли три года — срок вполне достаточный как для организации Исхода, так и для того, чтобы заставить египтян задуматься (и одуматься).

Начались бедствия с того, что в первый год в Ниле потекла «кровавая вода» (Исх 7:20-21). Это египетское выражение используется для обозначения весьма неприятного явления, связанного с чрезмерным увеличением в нильской воде количества некоторых видов красных водорослей, из-за которых вода действительно приобретает кроваво-красный цвет. Их размножение ведёт к уменьшению содержания в воде кислорода и, как следствие, к массовой гибели рыбы, которая в жарком египетском климате начинает быстро разлагаться. Земноводные (включая лягушек) в такой ситуации, естественно, также стараются покинуть реку и найти себе другие места обитания (Исх 8:6).

По-видимому, экологическое неблагополучие, вызванное всеми этими событиями, привело к чрезмерному размножению различных видов кровососущих насекомых. Одни из них, называемые по-еврейски כנם киним (Исх 8:16-17; в Синодальном переводе — «мошки») представляют собой некий вид мелких насекомых, паразитирующих на человеке, другой же, под названием ערב аров (Исх 8:24; в Синодальном переводе — «пёсьи мухи»), обозначает крупных кровососущих насекомых, паразитирующих на скоте, возможно слепней или оводов, причём в чрезмерно большом количестве.

Но это было только начало, так как далее (вероятно, уже в следующем году) на страну обрушилось бедствие куда более серьёзное — эпизоотия, повлекшая массовый падёж скота (Исх 9:3, 6) и перешедшая затем в эпидемию (Исх 9:10-11). По приведенным описаниям трудно сказать точно, о какой болезни идёт речь. Не исключено, что это была сибирская язва, от которой страдают обычно и люди, и домашние животные, но которая начинается обычно у скота, передаваясь затем человеку. Если так, то надо иметь в виду, что сибирская язва и сегодня с трудом поддаётся лечению, а в те времена она была практически неизлечимой.

Третий год стал, по-видимому, годом сильных ветров. Началось всё с совершенно необычной для Египта сильной бури с грозой и градом, к которой страна, практически не знающая вообще никаких осадков, оказалась совершенно не готова (Исх 9:22-25). За бурей последовала саранча, уничтожившая остатки урожая, не погубленные бурей (Исх 10:13-15), а за ней — песчаная буря, во время которой тучи налетевшего из пустыни песка закрывают солнце, превращая день в ночь (Исх 10:22-23). А затем последовала последняя казнь, самая загадочная из всех — смерть первенцев (Исх 12:29-30).

Такая череда стихийных бедствий не могла не восприниматься египтянами как гнев богов. Возможно, они думали, что боги гневаются на них из-за тех варваров, которые живут на священной египетской земле, и, удалив их из Египта, им удастся утишить гнев своих богов, а может быть, решили найти компромисс и с Богом Моисея — для египтян Он, скорее всего, был одним из множества чужих богов, но все язычники в древности знали, что и гнев чужих богов, может быть иногда опасен. Как бы то ни было, египетскими властями было принято решение разрешить Моисею и его племени отправиться в Беэр-Шеву (Вирсавию) для празднования и для совершения религиозных обрядов. Но теперь, очевидно, и сам Моисей, и члены его общины поняли, что у них нет будущего в Египте, который придётся покинуть. Трудно сказать, понимал ли это Моисей с самого начала, но, судя по действиям организаторов Исхода, получив разрешение сняться с места, они сразу же направились не в Беэр-Шеву (Вирсавию), куда можно было бы попасть, двигаясь на Северо-восток по приморской дороге, а свернули на Юго-восток, прямиком к восточной границе, на Эйтан (Ефам) и Пи-Ахирот (Пи-Гахироф) (Исх 13:20, 14:2).

Такой поворот событий, очевидно, заставил египетское правительство пересмотреть принятое решение (Исх 14:5), что и неудивительно, если представить себе ситуацию конца XV века, ведь, направляясь в Беэр-Шеву (Вирсавию), потомкам Иакова не нужно было получать разрешение на пересечение границы, к которой они направились, явно нарушая предписанный властями маршрут движения. Если бы рассматриваемые события происходили в XIII веке, то разрешение на пересечение границы потребовалось бы в любом случае, так как Палестина в это время в состав Египта не входила; но в таком случае трудно было бы объяснить столь бурную реакцию египетских властей на попытку соплеменников Моисея пересечь границу.

Между тем, попытка бегства из Египта должна была бы завершиться печально, так как они оказались в ловушке в районе так называемого Тростникового моря (евр. ים סוף йам суф, Исх 15:4; в Синодальном переводе — «Чермное море»), которое сегодня носит название Горьких озёр. В сущности, это не озёра, а система лиманов, действительно связанная с Красным («Чермным») морем, являющаяся непроходимой, что и вселяло в египтян уверенность в благополучном исходе операции. Едва ли, конечно, можно предполагать, что в преследовании участвовали крупные силы египтян; вероятнее всего, речь идёт о мобильных пограничных отрядах, стянутых с соседних участков. Но тут произошло ещё одно чудо: сильный ветер, дувший в сторону моря, согнал воду, временно сделав лиманы проходимыми (Исх 14:21-22). Такое иногда случается всюду, где есть лиманы, но чрезвычайно редко, настолько, что египтяне, очевидно, никак не ожидали ничего подобного.

Конечно, идти по вязкому дну было не слишком удобно, но зато такая почва лишала кавалерию и колесницы преимущества в скорости (Исх 14:23, 25), и, разрыв, с самого начала образовавшийся между преследователями и преследуемыми, должен был сохраняться вплоть до выхода и тех, и других на твёрдую почву. Однако выйти удалось лишь беглецам: как только это произошло, ветер, сгонявший воду, утих, и вода хлынула обратно (Исх 14:26-27). Египетские части, которые по вязкому дну лимана могли перемещаться лишь шагом, не смогли уйти от надвигавшегося на них водяного вала и были им накрыты (Исх 14:28-30). По-видимому, других мобильных частей в округе не было, и беглецам удалось отойти от границы достаточно далеко, чтобы их преследование потеряло для египтян всякий смысл. Так, благополучно покинув Египет, Моисей со своими соплеменниками направился к Синаю.